Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы Страница 28

А вагон этот оказался чудо как хорош! На окошках занавески с кисточками. Стены выкрашены светлой краской, и на них разные забавные картинки вроде трёх свинок, серого волка, Мойдодыра, Бармалея. И, кроме того, на каждом столике белая салфетка и электрическая лампочка с абажуром в виде тюльпана.

Именно в таком вагоне полагалось людям отправиться в далёкое путешествие. Именно в таком красивом, удобном, чистом!

– Она тут была! – внимательно оглядевшись, решил Кирилка.

И оба – Тяпа под лавкой, а Кирилка на лавке – сразу легли отдохнуть.

Сладок сон в дороге. И скамейка не кажется слишком жёсткой, и стук колёс убаюкивает, а впереди так много нового и, кажется, ждёт такая радостная встреча…

Хотя поезд прочно стоял на месте и пока не собирался трогаться, Кирилка тотчас задремал, и сон его был сладок и спокоен.

Изредка он блаженно вздыхал и всё время куда-то летел и летел вперёд. А рядом были и Петя, и Петина мама, и Вовка… И даже Клавдия Сергеевна с таблицей умножения. И откуда-то взялся Лёва с огромным кубиком чая в руках. А на кубике были нарисованы розовые горы, и высокая пальма, и стояла черная круглая печать, точь-точь-в-точь как на той нехорошей марке, которую Петя прятал от мамы и папы на дне ящика под цветными карандашами.

А потом Кирилку стало ужасно сильно трясти. Будто поезд катил не по рельсам, а прыгал через канавы, ухабы и разные высокие кручи.

– Ой, ой! – пискнул Кирилка и открыл глаза. Над ним стояла всё та же румянощёкая уборщица и дёргала его за плечо. При этом она кричала:

– Нет, вы только смотрите, что делается! Опять он здесь! Залез в детский вагон и спит в свое удовольствие. Теперь ты у меня увидишь…

Тут Кирилка залился горючими слезами:

– Тётечка, мы ничего здесь не трогаем. Мы только хотим на Север…

– На Север? – вскричала уборщица. – Сейчас я покажу тебе такой Север, что ты своих не узнаешь!

И вот тогда-то Тяпка почувствовал прилив небывалой отваги.

Он вылетел из-под лавки, зарычал, как лев, и вцепился зубами в веник уборщицы.

Сначала уборщица словно бы испугалась и даже чуточку попятилась. Но тут же выхватила веник из Тяпкиных зубов и как следует огрела им щенка.

– Ишь ты! – с изумлением проговорила она, разглядывая собачонку. – Ишь ты какой зверюга…

И уже не обращая внимания на уверения Кирилки, что Тяпочка очень смирный пёсик, она выбежала на площадку и крикнула тому, кто находился снаружи:

– Стёпа, Стёпочка, зайдите в детский вагон! Очень вас прошу…

Кирилка помертвел от страха, а Тяпка сразу как-то весь обмяк и уполз обратно под лавку.

– Сюда, Стёпочка, сюда, вот они! – ласково пропела уборщица, широко распахивая дверь и пропуская кого-то вперёд.

И когда на пороге появился огромный белокурый Стёпочка, ростом два метра без восьми сантиметров, настоящий Гулливер в милицейской форме, – Кирилка и Тяпа поняли, что на Север им не попасть ни под каким видом.

– Что у вас тут, Варя? – спросил милиционер, разглядывая с высоты своего огромного роста маленького Кирилку.

– Да вот, эта самая мелюзга собралась чуть ли не на Север, – развела руками Варя. – Сначала залез в один вагон, я его выставила. Теперь вот сюда. И собака тоже…

– Понятно! – прогудел милиционер и велел Кирилке сейчас же идти вместе с ним.

Все четверо – уборщица Варя, милиционер, Кирилка и Тяпа – вышли на вагонную площадку.

Затем несчастный Тяпа, получив хороший пинок, скатился вниз со всех ступенек и умчался неизвестно куда, горько сетуя на свою судьбу. У Кирилки сердце готово было разорваться на части от его жалобного визга.

Но что он мог сделать? Он покорно поплёлся за милиционером в детскую комнату, где так бесславно должно было закончиться его северное путешествие.

В детской комнате никого не было. На большом письменном столе стояли телефоны, возле окна скамейка со спинкой, а из окна видна была станционная платформа и большие вокзальные часы.

– Тут посиди, – сказал милиционер и показал Кирилке на скамейку возле окна.

Кирилка сел, уныло опустив плечики. И пока он так сидел, глубоко подавленный и понурый, милиционер соединился по телефону с городской милицией и там узнал, что уже более часа ищут мальчика лет восьми, с большим коричневым портфелем, по имени Кирилка. И если мальчик, который снят с поезда, похож на того, которого ищут, пусть он посидит в детской комнате, пока за ним приедут родные.

– Пусть едут! – сказал милиционер в телефонную трубку. – Всё соответствует: и портфель у него коричневый, и лет ему не более восьми, а как зовут его, сейчас выясним… Тебя как звать-то? – проговорил милиционер, вместе с телефонной трубкой повернувшись к Кирилке.

Но скамейка, на которой только что сидел мальчик, была пуста.

Кирилка исчез.

Глава двадцать шестая

Владимир Чернопятко произносит речь

Вовка изо всех сил торопился в школу. Как плохо получилось… Может, все уже собрались в пионерской комнате, и только его одного нет. Может, все давно кричат: «Давайте начинать! Давайте начинать!» А пионервожатая Зина говорит: «Нельзя».

Конечно, нельзя, раз нет самых главных – Кирилки и его, Вовки.

А около председательского места два пустых стула. Приготовлены специально для них, для Вовки и для Кирилки. Кто-нибудь, может, и не прочь усесться на эти стулья, но пионервожатая Зина не позволяет. Говорит: «Нет, нет, эти места не для вас!»

Но как плохо, что нет Кирилки! Куда он мог деться?

Разумеется, он и без Кирилки не пропадет. Справится! Не маленький. Если надо, и речь скажет – встанет, протянет вперёд руку, как на том плакате, который висит в коридоре на первом этаже, и начнёт: «Передаю вам пламенный привет…»

Интересно, а на столе во время заседания будет красная скатерть или какая-нибудь другая?

Лёва-то Михайлов, наверно, уже там. Сидит и дрожит от страха. Так ему и надо! Думает только об одном: «Пусть они не приходят! Пусть они не приходят!»

Кирилка ещё неизвестно будет или нет, а вот он, Вовка, обязательно будет. И Лёвка узнает, как обманные марки за настоящие выдавать. Вова и без Кирилки выведет Лёву на чистую воду. Ещё как выведет!

При этой мысли Вовка так возгордился, так напыжился, что стал не похож на самого себя.

Если бы у индюков были такие же чёрные блестящие глаза, как у Владимира Чернопятко, и если бы у индюков были такие же румяные наливные щёки, как у Владимира Чернопятко, и, наконец, если бы нос, круглый и розовый, точь-в-точь молодая картофелина, у индюков был такой же, как у Владимира Чернопятко, можно было бы смело сказать, что через порог школы переступил чванливый и надутый индюшонок, а вовсе не Владимир Чернопятко.

И первый, кого встретил этот краснощёкий индюшонок, был не кто иной, как сама пионервожатая Зина.

«Меня ищет!» – мелькнула у Вовки самодовольная мысль, и он весь расплылся улыбкой.

Однако пионервожатая на него и не глянула.

Она круто повернулась, так что концы её красного пионерского галстука и обе косы разлетелись в разные стороны, и побежала по коридору к лестнице.

«Не видела», – подумал Вовка и, быстро раздевшись, помчался следом.

Зина побежала вверх по лестнице, и Вовка полетел за Зиной. Зина стала перепрыгивать через две ступеньки. Вовка делал то же самое.

На площадке второго этажа он её догнал и забежал сбоку, чтобы попасться на глаза.

Но Зина и на этот раз не обратила на него внимания.

Следующий лестничный пролёт Зина неслась гораздо стремительнее. Теперь она перескакивала то через две, то через три ступеньки. Но и Вовка летел как пуля.

На третьей площадке он наконец её перегнал, круто повернулся и кинулся прямо ей навстречу. Зина чуть не сбила его с ног. Она даже слегка рассердилась:

– Вот право какой! Я же могу тебя пихнуть…

– Пихайте! – с восторгом крикнул Вовка. Наконец-то она его увидела! Сейчас скажет: «Это ты, Чернопятко! Пошли скорее, тебя ждут…»

Но ничего похожего не произошло. Зина слегка отстранила мальчика рукой и ещё энергичнее помчалась на четвёртый этаж.

Вовка прямо опешил. Да что ж это такое? Что случилось с пионервожатой? Неужто он так изменился за эти несколько часов, что его узнать невозможно? Или, может, у пионервожатой окончательно пропала память…

Ничего, он сумеет напомнить о себе. И с новым приливом сил Вовка пустился вдогонку за Зиной.

На четвёртом этаже он с разбегу прямо налетел на Зинину спину.

– Да что это такое, в самом деле? Вертишься и вертишься под ногами! – накинулась она на него. – Безобразие…

Тут Вовка чуть не разревелся от обиды:

– Так вы же сами велели мне прийти! Сами велели…

Зина с удивлением разглядывала краснощёкого парнишку:

– Я? Тебе? Велела?

– А подрался сегодня кто? – Слёзы разочарования готовы были брызнуть у Вовки из глаз. – Уже забыли…

– Верно, верно… Вспомнила! – воскликнула Зина. – Я хотела выяснить, что там произошло с этими деньгами… Ну, кто там у кого взял? Лёва Михайлов у того рыженького? Или тот рыженький? Вообще, как там у вас было?