Давид Гроссман - Бывают дети-зигзаги Страница 29

Но Зоара? Почему я не подумал о ней в первую очередь?

— Ты сделал мне сюрприз, — сказал Феликс. — Ты такой хороший ребенок, такой джентльмен для Габи. Настоящий рыцарь. Женщины будут много тебя любить, послушай Феликса. — И добавил, подумав: — Ты делаешь так, что я чувствую себя новым человеком. Другим.

Я?

— Итак, мы отдаем наш кураж и смелость госпоже Габи! — провозгласил Феликс и через стол пожал мне руку. — Есть что-то особенное, что ты хочешь привезем для Габи? Какой алмазчик? Или добываем маленькую яхту и берем ее на маленькую прогулочку до Кипра?

— Нет… У нее морская болезнь начинается даже на берегу, — пробормотал я. А алмаз будет на ней смотреться слишком вычурно. Я принялся разглядывать стол. И пожал плечами, как будто понятия не имел, что Габи может хотеть. Я не знал, как начать, не чувствуя себя полным идиотом.

— Но ведь, конечно, есть что-то одно, что она хочет больше всего, — подначивал Феликс. Я уже знал этот его голос, которым он говорил: «Помечтай, не стесняйся, проси чего можно и чего нельзя. Нужна дерзость!»

Я деланно усмехнулся:

— Это глупо, но она… Нет, просто глупости.

Феликс наклонился ко мне, и глаза у него засверкали.

— Глупости — это мое хобби, — сказал он хитро, — я есть мировой специалист по глупостям!

И я решился:

— В общем, есть одна актриса, которую Габи очень любит. Просто обожает.

— Актриса?

— Да. В театре. Лола Чиперола.

Что-то блеснуло в его глазах. Искра? Молния? Мне показалось, или он действительно прижал уши, как дикий зверь?

— Лола Чиперола! Ааа… Да… Это есть знакомое имя… Я даже встречал ее когда-то… — Глаза у него стали как щелки. Я уже знал, что сейчас он начнет говорить сам с собой. Оживленный внутренний диалог. Но на этот раз он быстро вернулся ко мне: — Да… Лола… Она была еще в мое время! Когда я был молодой, она бывала почти королева в Тель-Авиве. — Он изящно взмахнул руками, изображая танец, и запел низким голосом: — «Глаза твои сверкают огнем, люби-имый мой…» Да… Лола поет, Лола играет, Лола танцует… Лола умеет все! — Его голос снова потонул в удивлении: — Только вот я не знавал, что она знаменита у таких молодых людей, как Габи…

Тут настал мой звездный час: я вытянул ноги и рассказал ему, как Габи умеет подражать Лоле Чипероле. Как смешит меня до слез, разыгрывая отрывки пьес, в которых играла Лола. Благодаря Габи я знал наизусть целые сцены из разных спектаклей.

— Она всегда понравилась Габи?

— Кажется, да. Габи умеет петь «Глаза твои сверкают огнем» точь-в-точь как Лола Чиперола. Со всеми ее жестами. Не отличить. И Габи говорит, что если бы у нее был шарф… Да ладно. Это просто так.

Господи, что я несу!

— Нет, не «да ладно»! — запротестовал Феликс, улыбаясь еще шире. — Никаких «просто так». Рассказывай. Что шарф?

Ну и хорошо! Мне-то что?

— Иногда Габи говорит, может, просто шутит, что, если бы у нее был шарф Лолы Чиперолы, она могла бы тоже стать актрисой или певицей. Кем угодно, кем захочет.

— Шарф?

— Эта актриса, — объяснил я, — Лола Чиперола, всегда носит шарф. Сиреневый шарф. На фотографиях она всегда в этом шарфе. Она везде с ним ходит: дома, в театре, на улице. Это ее символ.

— Да, знаю. Так бывало всегда… Шарф Лолы… Ты хоть один раз ее увидел?

— Раз? Да я сто раз ее видел!

— Ого! Как так?

— Во-первых, в спектаклях. — Габи три раза брала меня с собой на «Ромео и Джульетту», дважды на «Преступление и наказание», один раз на «Кровавую свадьбу» Лорки и четыре раза на «Леди Макбет». — А еще один раз я встретил ее на улице в Тель-Авиве.

— Встречал просто так, случайно?

Я засомневался. Это был наш с Габи секрет, и мы не открыли его даже отцу.

— Случайно. Мы немного подождали около дома и увидели ее.

— Случайно подождали около дома?

— Ну да…

Мы ждали там, наверное, раз пятьдесят.

— Вы говаривали с ней?

— Почти. Габи спросила у нее, который час, но она не услышала. Она спешила.

Как же у Габи тряслась рука, лежавшая на моем плече, когда Лола Чиперола прошла мимо нас! В тот раз мы ждали ее возле живой изгороди часа полтора. Чуть не закоченели. Над городом плыли низкие и тяжелые облака. И вдруг мир расцветился всеми красками: такси подвезло ее к дому. На ней была черная широкополая шляпа. Она не двинулась с места, пока таксист не открыл ей дверцу. Тогда показалась узкая аристократическая ножка. Таксист хотел помочь Лоле выйти, но она так и не взялась за протянутую руку. Только сказала ему своим хриплым и царственным голосом: «Счет пришлите в театр». И вышла из машины с высоко поднятой головой, как выходят царицы, и этот шарф — прозрачный, сиреневый — развевался за ее спиной. Наверное, целую минуту мы были рядом с ней, и ничто нас не разделяло. Ради этой минуты мы и ждали ее там часами: в холод, в жару, в дождь под перевернутым от ветра зонтиком, говоря только о ней, с бьющимися сердцами — и всякий раз нас постигало разочарование. Но мы никогда не оставляли попыток: проделывали это всякий раз, когда Габи брала меня в Тель-Авив.

— А Лола сказала тебе что-нибудь?

— Нет. Я же говорю, она спешила. — Габи подталкивала меня к ней, прямо-таки совала ей на глаза. Но такие женщины, как Лола Чиперола, не обращают внимания на то, что происходит в мире у их ног. Она даже не взглянула на нас, ступая гордо и отстраненно, и мы сразу извинились и поняли, кто она, а кто мы.

Феликс ненадолго задумался, прикрыв рот изящными ладонями. Но, рассказав ему про шарф, я уже не мог молчать:

— Габи говорит, что в этом шарфе кроется обаяние Лолы Чиперолы, но это она просто шутит. — Мне доставляло удовольствие произносить имя Лолы Чиперолы. На вкус оно было как белый швейцарский шоколад.

— Обаяние Лолы? — переспросил Феликс рассеянно. Во дает, он все время называет ее по имени.

— Ну да. Она ведь такая… — Я пытался вспомнить слово, которое говорила в такой ситуации Габи. — Такая гениальная!

Рослый официант принес нам поднос с кофе. Он все время заискивал перед Феликсом. Явно рассчитывал на щедрые чаевые от столь благородного посетителя. Я уже посчитал, обозрев цены в меню, во сколько обойдется Феликсу эта трапеза, и у меня закружилась голова: получилась примерно половина отцовской зарплаты! Может, не так уж плохо быть официантом. Наверное, есть что-то в идее Габи открыть ресторан… Я медленно пил черный кофе. Он был невкусный и горький. Но я не подавал виду, чтобы Феликс не прочел по моему лицу, что черный кофе я тоже пью впервые.

А Феликс был все так же погружен в свои мысли. Я задумался о возлюбленных Лолы Чиперолы: поэтах и художниках, которые восхищались ею, и о том, как она сказала однажды в интервью «Вечерней газете», что не собирается выходить замуж, потому что брак — это порабощение, и нет такого мужчины, которому бы она позволила распоряжаться своими душой и телом. В мире нет мужчины, который достоин этого, говорила Лола в другом интервью — на этот раз в газете «Для женщин», — и ни один мужчина не способен любить женщину так, как женщина любит мужчину. Вот так она говорила, совершенно не смущаясь.

— Хочется поцеловать каждое ее слово, — сказала Габи, облизнув губы. — Будь у меня хоть четверть ее мужества, я была бы счастливым человеком.

Женщине, которая сидела в дальнем углу, официанты принесли пирог со свечками. Все мы — все, кто был в ресторане, — пропели «С днем рождения тебя!». На душе стало тепло и весело. Огоньки свечек отражались в высоких стаканах. Щеки у меня порозовели. Я поведал Феликсу свою идею и теперь ликовал. Я был то Тами, то Нуну. Стоило только плавно провести рукой по косе сверху донизу — как по веревке колодца или колокола, — и Тами просыпалась во мне. И почти ничего не нужно было менять, ни выражения лица, ни повадок, менялось только ощущение, будто переходишь с одной шахматной клетки на другую, едва заметно: тик-так — Тамар, тик-так — Амнон…

Феликс вытащил из кармана монокль и посмотрел на меня с любопытством. Его лицо снова стало ласковым и счастливым, а меня абсолютно не волновало, что он смотрит на меня, мне даже доставляло удовольствие отражаться в монокле — будто тебя погружают в волшебный раствор, где ты можешь быть любым человеком, кем захочешь, Даже девчонкой. Я ведь профессионал. Настоящий профессионал. Человек с тысячью лиц. Еще день-два — и я буду таким, как Феликс. Его преемником.

Феликс положил монокль в карман, поднял бокал шампанского как бы в честь моего профессионализма и выпил его до дна.

— Прекрасный ресторан, — сказал он, облизнувшись. — Когда-то, много лет назад, когда Феликс еще был Феликс, мы каждую неделю проводили тут один раз. Я брал его на весь вечер для себя и своих друзей. Но тогда у меня еще бывали деньги заплатить за ужин. — Он широко улыбнулся. От волнения я почти не слушал его, хотя стоило бы. Он вытер рот платком. — Габи тоже хочет становиться гениальной актрисой?