Лидия Чарская - Дом шалунов Страница 29

– В таком случае я пойду одна. Ты подождешь меня, хорошо, мой мальчик?

– Хорошо, мама!

Госпожу Владину проводили до самых дверей комнаты больного всей толпой.

У порога ее встретил директор и горячо пожал ей руку.

– Я знал, что вы, чуткая и отзывчивая, непременно захотите повидать того, кто спас вашего Гогу, – произнес он тихо. – Он очень плох, несчастный мальчик. Впрочем, сейчас ему чуточку лучше, нежели было утром…

От этих слов на лице госпожи Владиной и на лицах сопровождавших ее мальчиков отразилась улыбка маленькой радости и надежды.

Потом вновь прибывшая вошла за директором в комнату больного. Вся толпа маленьких пансионеров бесшумно притаилась у дверей.

Глава LXI

Он!

Попав из светлой комнаты в полутьму спальни лазарета, госпожа Владина ничего не могла разобрать в первую минуту. К тому же острый запах лекарства, царивший здесь, ударил ей в голову. Ей сделалось почти дурно, и она едва устояла на ногах.

Мало-помалу глаза молодой женщины привыкли к темноте, и она различила большую кровать в углу, кресло и столик с лекарствами подле постели, доктора, сидевшего в кресле, и что-то маленькое, круглое, обложенное пузырями со льдом посреди подушки…

Госпожа Владина легкими, неслышными шагами приблизилась к постели, быстро наклонилась над ней и поцеловала маленькую худенькую ручку, выбившуюся из-под одеяла.

– Спасибо тебе, отважный мальчик, спасибо, что спас моего Гогу! – произнесла она и так же поспешно и легко отошла от постели.

– Вы видели его близко, сударыня? – тихим голосом спросил ее директор.

– Нет.

– Я вам покажу его сейчас… Мы приподнимем штору… Все равно придется давать ему лекарство и потревожить его… Удивительный мальчик, я вам скажу!.. Я редко встречал таких детей!.. Во время болезни он сильно изменился… Пришлось срезать ему волосы… Они были как чистое золото…

– Как золото, говорите вы? – рассеянно проронила молодая женщина и снова наклонилась над постелью больного.

Александр Васильевич осторожно поднял штору. Луч солнца вместе с яркой полосой света ворвался в комнату и осветил ее, кровать и самого Котю. Свет потревожил мальчика. Его веки слабо затрепетали. Черные глаза широко раскрылись и странным взглядом окинули незнакомую даму, стоявшую у его постели. Он пошевелил головой, и мешочек со льдом сполз с его лба…

В тот же миг молодая женщина быстро наклонилась над больным мальчиком и буквально впилась взглядом в красивые глазки, в бледное, изнуренное болезнью лицо…

Странная судорога прошла по ее лицу, и с легким криком: «Он, это он!» Екатерина Александровна Владина упала на руки подоспевшего директора…

Глава LXII

Ему становится лучше

Котя был очень изумлен, когда, придя, наконец, в себя в одно холодное утро, увидел очень странную картину.

В комнате было светло. Окно открыто. За окном видны были целые сугробы снега, покрытые белым инеем деревья в саду и тучи галок, сидевших на крыше.

«Как я долго спал, однако! – подумал мальчик. – Уже снег выпал – значит, зима! Неужели же я проспал целую осень?»

И это показалось ему таким смешным и забавным, что он слабо рассмеялся. Его смех разбудил старушку, спавшую подле его постели в широком кресле…

Лицо старушки показалось Коте ужасно знакомым. Но где он видел его, мальчик положительно не мог припомнить.

– Скажите, бабушка, – произнес он слабым нежным голоском, – неужели же я проспал всю осень?

– Нет, ты проболел всю осень, дружочек, – радостно встрепенувшись, произнесла старушка, – а теперь ты поправился, слава Богу, батюшка ты мой!

– Ах, да, – вспомнил Котя. – Бык, кажется, подбросил меня на рога… Не так ли?

– Да, милый! И ты заболел от этого…

– Потому что я стукнулся обо что-то, да? – еще неожиданнее припомнил мальчик.

– Значит, ты помнишь все? – удивилась старушка.

– Все! А вы чья же, бабушка, будете? – спросил он ее снова.

– Я – ничья, милый… Я просто няня…

– А чья няня?

– Одного мальчика, которого зовут Гогой…

– А у него нет мамы и папы, у вашего Гоги.

– Мама есть… Она приехала сюда, чтобы повидать Гогу и тебя поблагодарить за то, что…

– Меня? Зачем же? Ах, да! – снова вспомнил Котя. – Верно, за то, что я отогнал от него быка… Только ведь в этом нет никакой особой важности.

– Как, голубчик ты мой, нет? Да ты чуть не умер! – так и всполошилась старушка.

– Так что же! Лучше я бы умер, нежели Гога… У Гоги есть мама, говорите вы, а у меня никого… Я ведь сирота…

И, повернувшись к стене, Котя тут же уснул крепким сном выздоравливающего ребенка…

Глава LXIII

Его мама

Котя поправлялся теперь с каждым днем, с каждым часом. Силы его все прибывали и прибывали. Доктор, лечивший его, уже не приезжал ежедневно, а только раз в неделю, и уезжал с веселым видом, говоря директору одну и ту же фразу на прощанье:

– Все идет отлично! Скоро ваш мальчик будет танцевать!

Гогина няня неотлучно находилась при больном с утра до вечера. Чаще всего тут же у его постели был и сам Гога. Он занимал больного, играл с ним, всячески стараясь его развлечь.

Раза три в день навещали Котю и остальные пансионеры. Но Александр Васильевич не особенно радовался их приходу. Они так шумно изъявляли свою радость больному по поводу его выздоровления, что добрый директор очень опасался, как бы мальчики своим шумом не надорвали слабого еще здоровья Коти. Но доктор успокаивал его, говоря, что страшный исход уже миновал и что больше нечего опасаться, а потому присутствие мальчиков у кровати больного не может принести вреда. Котя поправлялся.

Однажды мальчик проснулся посреди ночи. Свет лампады скупо озарял его комнату. Котя приподнялся на локте и увидел кого-то, сидящего в кресле подле его постели.

– Гогина няня, это вы? – тихо окликнул он.

Но это была не Гогина няня, а кто-то другой, чуть видимый в полусвете комнаты…

Котя пристально вгляделся в лицо женщины, сидевшей у его кровати, и вдруг радостная улыбка озарила лицо мальчика.

– Это ты! – воскликнул он счастливым голосом и протянул ручонки к женщине с печальными глазами и красивым лицом. – Ты опять пришла ко мне!.. Я так давно тебя не видел. Почему ты долго не приходила?… Мне было так грустно и печально без тебя!.. Я чуть было не забыл твою песенку… Но не бойся, я снова ее вспомнил, – лепетал в каком-то радостном полузабытье ребенок.

И среди тишины ночи зазвенел его нежный, слабый голосок:

Утро синеет лучистоеВ пышном уборе своем,Солнце встает золотистоеТам, за зеленым холмом…

И вдруг замолк. Другой голос, голос его милого видения тихо-тихо запел над его головой продолжение песни:

Небо безбрежное, ясноеСветится там высоко,Но и во время ненастноеВ сердце светло и легко!

Ты мое солнышко жаркое,Ты мой серебряный луч,Утро весеннее яркое,Ясное утро без туч!

Мальчик мой, крошка прелестная,О, как люблю тебя я!Пташка моя поднебесная,Радость, утеха моя!..

При последних звуках печальные глаза наполнились слезами… Мягкие нежные руки обвили голову Коти и прижали ее к груди…

Мягкие нежные руки обвили голову Коти и прижали ее к груди…

– Ах, как хорошо мне! – прошептал мальчик и сам прижался к молодой женщине. – Ты и прежде приходила ко мне, но никогда я не видел тебя так ясно и близко… Скажи мне, кто ты?

– А сам ты разве не вспомнишь этого, милый мой? – ответил ему нежный, чарующий голос, и мягкие руки нежно коснулись его стриженой головки. – Постарайся вспомнить, милый… Разве ты не помнишь маленькую розовую комнатку и две детские постельки у стены…

– Ах, помню! – неожиданно обрадовался Котя. – На одной голубое, на другой лежит красное одеяльце…

– А еще что, милый?

– Барашек на одной… Беленький, мягкий… И потом мальчик… А у постельки ты…

– А как я называла тебя?… Не вспомнишь ли, милый?

И все нежнее и нежнее мягкие руки сжимают в своих объятиях Котю… Печальные глаза, как две огромные звезды, горят перед ним жгучей радостью, счастьем и тревогой. Мучительно напрягается теперь мысль мальчика… Он морщит лоб от усилия… Дышит тяжело, бурно… Хочет и не может вспомнить…

– Миколка… – шепчет он. – Нет, не то!.. Котя… Тоже нет… Николай… Нет… нет, не вспомнить! – почти с отчаянием шепчет он и с мольбой смотрит в печальные глаза своего милого видения.

И вдруг точно шелест ветерка проносится по комнате:

– Ника! Милый, маленький Ника! Птичка моя! – произнесла взволнованным голосом молодая женщина.

– Мама! – неистовым криком вырывается из груди Коти. – Мама! Мама моя!

И он точно летит с поразительной быстротой прямо куда-то в бездну. Нежные руки подхватывают его, сжимают в своих объятиях, приводят в чувство… И когда через минуту Ника снова приходит в себя, горячие поцелуи градом сыплются на его лицо, шею и руки, и нежный голос мамы шепчет, вздрагивая от затаенных слез: