Ирина Пивоварова - Однажды Катя с Манечкой Страница 3

— Это скучная сказка, — сказала Катя. — Я тебе повеселей расскажу. В одном царстве, в одном государстве жил-был дедушка Хрюшкин. У него была синяя борода и длинные-предлинные зелёные усы, а в саду на деревьях росли орехи в шоколаде. А ещё у него была собственная коза. Она стирала рубашки и вешала их сушить на дедушкины усы.

— Ой, я хочу дальше! — не выдержала Манечка. — Однажды учёная коза выстирала рубашки и повесила их сушить на зелёные дедушкины усы. А рубашки от ветра надулись, как воздушные шары, и дедушка Хрюшкин взлетел прямо в воздух! А у него была любимая собачка Вертихвостик. Она как завертит хвостиком — вжжик-вжик-вжик, тоже взлетела и давай дедушку догонять!

— И вдруг ветер кончился, и дедушка Хрюшкин стал падать, — страшным голосом сказала Катя.

— Но тут подлетел к нему Вертихвостик, дедушка сел на него, как на коня, и они понеслись домой к учёной козе.

— И вдруг дедушка увидел вдали большие клубы чёрного-чёрного дыма. Дедушка вынул из-за пазухи подзорную трубу и увидел в неё пожар в детском садике. Бедные детки на крышу вылезли, ревут, а с крыши прыгать вниз боятся..

— А огонь всё ближе, ближе! Ой, как страшно! У одного мальчика Вовочки Иванова даже штаны загорелись.

— А у одной девочки Зюзи Николаевой искра вскочила на бантик, и она как закричит: "Ой, мой бантик горит! Где я теперь второй такой достану?"

— И тут как раз дедушка Хрюшкин спустился на Вертихвостике на крышу и посадил на него всех детей.

— И воспитательницу?

— И воспитательницу. Потому что она была хорошая, никому замечаний не делала и никого пенки есть не заставляла.

— А как же они все уместились на Вертихвостике?

— А он выворачивался как подзорная труба. Он стал длинный-длинный, и все на него сели и полетели на море за водой. Все зачерпнули по ведру и вылили сверху на детский садик, и он потух. Дедушка Хрюшкин вообще любил пожары тушить.

— Конечно! Он в молодости был лучший пожарник, а потом на пенсию ушёл. Но всё равно, как пожар где увидит, сразу его тушит. Однажды на мороженном заводе пожар начался. Дедушка сразу его потушил, но мороженое всё равно всё растаяло, как потечёт по улице! Ну прямо как река! Все дворники испугались, а дедушка им сказал: "Не бойтесь, сейчас весь город станет чистый, как стекляшка! "

— Почему?

— А потому, что из всех домов выскочили кошки и собаки и принялись лизать улицы, и в одну минуту так чисто вылизали, что их и мыть даже не надо было.

— А ещё что дедушка Хрюшкин любит?

— Жареные котлеты, — сказала Манечка. — Ой, как с кухни приятно жареными котлетами пахнет! Это мама по новому папиному рецепту жарит. Пойдём поглядим?

Катя с Маней побежали на кухню смотреть, как мама жарит котлеты.

— Пришли, драчуньи глупые? — сказала мама. — Что, есть захотели? Ладно, погодите немного, скоро папа придёт, вместе будем обедать.

— И дедушку Хрюшкина позовём?

— Что это ещё за дедушка?

— Это замечательный дедушка! Он только в другом городе живет и если он сегодня к нам к обеду прилететь не успеет, понимаешь, он очень занят, он пожары тушит, то мы тогда ему несколько жареных котлет в посылке пошлём, ладно?

— Новое дело, — сказала Вероника Владимировна. — Я смотрю, наша семья увеличивается. Сколько же мне теперь прикажете жарить котлет?

— Побольше. Дедушкин Вертихвостик тоже котлеты любит.

— Ах, и Вертихвостик котлеты любит? Что ж делать, придётся жарить. Не оставлять же Вертихвостика без котлет? Ну, а теперь, мои дорогие, давайте-ка начистите картошку. И побольше. Ведь дедушка Хрюшкин и его Вертихвостик варёную картошку тоже, наверно, любят?

— Обожают, — сказала Манечка.

И первый раз в жизни Катя и Маня Сковородкины без всяких понуканий и напоминаний, очень живо и даже с большим удовольствием начистили полную кастрюлю картошки.

ПИСЬМО НА ДАЛЬНИЙ ВОСТОК

Катя и Манечка очень дружили с инвалидом войны Матвеем Семёнычем. Матвей Семёныч был хороший, старый, ходил с палкой и хромал. Его Альфа тоже была старая и тоже прихрамывала. Она вся была чёрная, только морда седоватая.

Раньше Катя с Манечкой никогда не видели седых собак, они даже не знали, что собаки тоже умеют седеть от старости. И им почему-то было жалко Альфу. И Матвей Семеныча жалко. Потому что у него, кроме Альфы, была только дочь Надя, которая жила со своим мужем Володей на Дальнем Востоке, очень далеко от Москвы, и совсем почти никогда не приезжала.

То есть она всё время собиралась приехать, навестить Матвей Семёныча, но всё никак не могла собраться, оттого что у неё было трое детей.

Фотографии этих детей висели у Матвей Семёныча на стенке, и Катя с Манечкой знали их по именам. Слева висел старший Гриша, в серёдке — средний Павлик, а справа — Анечка, самая младшая, двух лет.

Эти дети Кате с Маней не нравились, потому что они не писали Матвей Семёнычу письма. Гриша не писал, потому что учился в третьем классе, занимался в математическом кружке и был очень занят. Павлик не писал, потому что ленился. А младшая Анечка не писала, потому что ещё не умела писать.

И дочка Надя писала не часто, потому что тоже была занята — занималась хозяйством, ходила на работу и воспитывала детей.

Матвей Семёныч очень любил свою дочку Надю и всех этих детей — Гришу, Павлика и Анечку, хоть они и родились на Дальнем Востоке и он их никогда не видел. Надиного мужа Володю он тоже никогда не видел. Матвей Семёнычу трудно было ехать на Дальний Восток, потому что он был больной, у него болели спина и ноги.

Иногда он так плохо себя чувствовал, что Катя и Манечка сами гуляли во дворе с его Альфой и даже иногда сами варили ей суп из костей. Ничего сложного — положишь кости в кастрюлю, нальёшь воды, они и варятся себе в кастрюле часок. А потом кастрюлю надо с плиты снять, покрошить в неё хлеба — вот суп и готов! Альфа его очень любила и могла целую миску сразу слопать.

Когда Матвей Семёныч чувствовал себя хорошо, он каждый день открывал ключом почтовый ящик, а потом тяжело поднимался по лестнице.

Когда от Нади приходило письмо, он тут же, у почтового ящика, вынимал его из конверта и говорил:

— Голос, Альфа!

И давал нюхать Альфе письмо. И Альфа нюхала и лаяла на весь подъезд. А когда соседи возмущались, что она лает, говорил:

— Мы получили письмо. Собака радуется. Надо же понимать!

А потом Матвей Семеныч звонил по телефону Валентину Борисовичу, приглашал сыграть партию в шахматы и читал ему вслух письмо.

И Кате с Маней читал.

Эти письма были очень интересные. Надя писала, что недавно получила повышение по работе и теперь работает уже не простым бухгалтером, а главным. Что Володя уезжал в командировку на три дня в соседнюю воинскую часть. Что у Павлика болел живот, Анечка нечаянно проглотила пуговицу, а Гриша засунул карандаш в электросеть и устроил короткое замыкание, так что они все сидели весь вечер в темноте, пока не пришёл монтёр и не починил сеть.

Ещё она писала, что очень хочет приехать в Москву повидать папу, но никак не может, и волнуется, как папа себя чувствует.

— Дети растут, надо же понимать! — гордо говорил Матвей Семёныч. — Скоро они будут такие, как вы, и приедут навестить дедушку.

И Матвей Семёныч писал в ответ письмо на Дальний Восток, а Катя и Маня относили письмо на почту.

Катя и Манечка с нетерпением ждали приезда Гриши, Павлика и Анечки, но те всё не ехали.

Альфа тоже ждала. Она тоже, вместе с Катей и Манечкой, смотрела на стенку, на фотографии Матвей Семёнычевых внуков.

Альфа вообще была умная. Когда Катя с Маней приносили ей косточки и кидали прямо в передней, она всегда уносила их на кухню, клала в свою миску и грызла, как бы говоря:

"Всему своё место. Пусть косточки лежат в моей тарелке. Они такие вкусные! Надо же понимать!"

Однажды Вероника Владимировна дала для Альфы целую большую миску косточек (потому что она сварила холодец), и Маня с Катей взяли миску и понесли к Матвей Семёнычу.

Они позвонили раз, другой — Матвей Семёныч не открыл. Они снова позвонили — не открывает.

Альфа лаяла за дверью, а Матвей Семёныча, наверное, не было. Это было странно, потому что Матвей Семёныч всегда и всюду ходил со своей Альфой.

Катя с Маней побежали обратно и стали звонить Матвей Семёнычу по телефону. Он не подходил.

— Дайте я позвоню, сказала Вероника Владимировна. — Вы, как всегда, перепутали номер!

Она стала звонить сама, но только после четвёртого или пятого гудка Матвей Семёныч подошёл к телефону.

— Алле, — сказал он.

— Матвей Семёныч, что с вами? — взволнованно спросила Вероника Владимировна. — Почему вы не откликаетесь?

— Большое спасибо. Всё в порядке, Вероника Владимировна, — неохотно и тихо ответил Матвей Семёныч. — Напрасно вы волнуетесь. У вас и своих дел много. Надо же понимать!