Лидия Арабей - Лариса Страница 3

— На, ешь, — Семка ткнул мордочку щенка в миску с молоком.

Щенок раза два хлебнул, высунув розовый язычок, потом весь напрягся и тряхнул мордой. Брызги молока обдали Лариску с Семой.

— Это овчарка, — говорил Сема, вытирая лицо. — Я ее воспитаю и отдам пограничникам. Я назвал ее Рексом.

Ларисе было завидно, что у Семы есть собака, да еще овчарка, которую можно воспитать и отдать пограничникам. Ей тоже захотелось иметь такого щенка, чтоб вырастить и тоже отдать пограничникам.

— И у меня есть папа, — сказала она. — Я попрошу его, и он мне тоже принесет щенка.

— У тебя не папа, а отчим, — тыча мордочку щенка в блюдце с молоком, сказал Семка.

— Как это отчим? — не поняла Лариска. Она не знала, что означает это слово, но все-таки догадалась, что Сема считает ее папу ненастоящим, не таким, как папы у других детей. — И никакой он не отчим, он папа, моя мама лучше знает, а она мне сказала, — обиделась Лариса.

Когда она вернулась домой, мать готовила ужин. На новой квартире она постоянно была веселая, всегда готовила что-нибудь вкусное.

Лариса смотрела, как хлопочет мать у примуса, а потом спросила:

— Мама, а папа принесет мне собачку?

Мать повернула к Ларисе веселое лицо.

— А зачем тебе собачка? — спросила она.

— Семе папа принес. Он его вырастит и отдаст пограничникам.

— А, вот оно что, — улыбнулась мать. — Ну, если попросишь, может, и принесет.

— Вот хорошо бы! — обрадовалась Лариска. Она решила, что сегодня же попросит папу и с нетерпением стала дожидаться его прихода.

Однако сегодня его что-то долго не было. День клонился к вечеру, стекла в окнах стали синими, мама зажгла электричество. Она сидела за столом и вышивала, все считала и считала крестики, меняла нитки, то и дело поглядывая на большой старый будильник.

— Что-то долго его нет, — сказала сама себе.

— Спи, Катя, спи, слышишь? — шептала Лариса в уголке своей кукле. — Поздно уже, видишь, на улице темно.

Кукла молчала, но Ларисе казалось, что она противится, не хочет спать, и Лариса все ее уговаривала, стыдила.

— Непослушная ты, — ворчала она. — Все дети давно спят, и тебе пора.

— Правильно, дочка, — поднялась мать. — Пора и тебе спать. Укладывай куклу и сама ложись.

Лариска опомнилась.

— Нет, мамочка, это я нарочно так говорю, чтоб Катя спала, а так еще совсем рано.

— Не рано, доченька. Пошли.

— А я хочу папу дождаться, — упиралась Лариска. — Я попрошу его, чтоб принес собачку.

— Завтра попросишь. А сегодня — спать, поздно уже, — сказала мать.

И хотя Ларисе вовсе не хотелось спать, маму надо было слушать. Она легла на свой диванчик, накрылась одеялом. Собиралась схитрить, притвориться, что спит, а самой лежать и ждать папу: придет — и она попросит собачку. Но в постели было так мягко и уютно, что как ни старалась Лариска, как ни таращила глаза, они сами собой закрывались. Еще виделись ей то Сема, с которым она сегодня наконец-то познакомилась, то вазончик с красным цветком, который она поливала и здесь, на новой квартире, то большие уши Рекса. А потом все смешалось, куда-то исчезло, Лариса заснула.

Проснулась от громких голосов, от стука, от чего-то неведомого и непривычного, происходившего вокруг. Открыла глаза.

Папа стоял посреди комнаты, но был он совсем не похож на того, каким привыкла видеть его Лариса. У него были взлохмаченные волосы, красные глаза и перекошенное, страшное лицо. Руки болтались и казались особенно длинными и большими.

Мама говорила:

— Я целый вечер жду его, волнуюсь, думаю, не случилось ли чего… А он… Явился…

— А что ж… За юбку твою буду держаться? — говорил отец и шатался, шатался, а губы его кривились, дергались.

— На кого ты похож… Весь в грязи… Смотреть стыдно…

И тут Лариса увидела, что папа в самом деле весь в грязи. Брюки в грязи и руки совсем черные.

— Грязный… Смотреть ей уже противно, — говорил и шатался папа.

Мама сказала что-то еще, и тогда стало твориться совсем уж страшное.

Папа вдруг подцепил ногой стоявший у стены стул и с грохотом швырнул его к другой стене. Потом сбросил со стола мамино вышивание. Шатаясь, подошел к подоконнику, на котором стоял Ларисин цветок. Остановился перед ним, с минуту смотрел невидящими глазами, потом схватил вазончик и грохнул его об пол.

Лариса закричала. Громко. Во весь голос. Потом вскочила с постели, побежала к вазончику.

Мать бросилась к ней.

— Что, доченька, сломал? — тихо спросила она.

— Ага… вот, — показала Лариса. Цветочек отвалился, два листочка оторвались и болтались, как на тонких ниточках. Лариса плакала.

— Ничего, доченька, — успокаивала мама. — Мы его снова в землю посадим. Он оживет. Верхушечка целая.

Вдвоем они собрали землю в вазончик, снова посадили туда веточку. Только цветочек нельзя было прикрепить назад. Словно горячий уголек, лежал он рядом, оторванный от ветки навсегда.

— Вазончик снова зацветет… Будут новые цветочки, — уговаривала мама.

Но Лариска никак не могла успокоиться, так жаль было цветочка. Именно этого, первого, единственного. И она все плакала, плакала.

Когда мама наконец успокоила ее и снова уложила в постель, отец спал, скорчившись у стены на полу.

Часть вторая

СВЕТ И ТЕНИ

1

Пристроившись в кухне у стола, Лариса читала книгу, взятую сегодня в библиотеке. Янка Мавр «ТВТ».

— Доченька, ты бы пошла на Сережку глянула, что он там. Да и картошки надо начистить, — говорила мать, качая на руках маленького мальчика.

— Сейчас, мама, сейчас, — отвечала Лариса, а сама никак не могла оторваться от книжки.

Тогда мать взялась за полотенце.

— Ты послушаешь, наконец, или нет! — замахнулась она.

Лариса встала из-за стола, побежала в угол, где в корзинке стояла картошка. Она чистила картошку, а сама все думала, что бы ей сделать такое же, как те девочки и мальчишки из книжки. Но мать снова окликнула ее.

— Выбеги, доченька, глянь, где там Сережка, — попросила она.

— Так я же картошку чищу, — словно не понимая, чего от нее в конце концов хотят, отозвалась девочка.

— Брось, доченька, на минутку, выйди, посмотри.

«Вот уж этот Сережка, — думает Лариса. Вечно смотри за ним!»

У нее уже было два братика. Сережка и маленький Леник. Ну, Сережка, тот порядочный парень, говорит почти все, а маленький только недавно появился, Лариса к нему еще не привыкла, по имени даже не может назвать. Когда он плачет, а Лариса не умеет его успокоить, она зовет мать: «Иди скорее! Мальчик плачет!»

Правда, то же самое когда-то было и с Сережкой, но теперь Сережка это уже Сережка, его Лариса очень любит, только порою Ларисе так хочется куда-то побежать, поиграть, а Сережка — как кандалы. Вечно надо его нянчить, смотреть, чтоб не убежал, не залез куда, не натворил чего. И тяжелый он, как мешок, на руках не очень-то потаскаешь.

— Сережка! — крикнула Лариса, выбегая во двор.

Ответа не было.

Она окинула взглядом подворье, но мальчика нигде не было видно. Тогда Лариса завернула за угол дома — туда, где были ворота, ведущие на улицу. Сережка стоял у самых ворот и силился открыть калитку. Видно, ему уже стало тесно во дворе, захотелось узнать, что там, за воротами. А там, конечно, было интересней, чем во дворе. По улице проезжали телеги, проносились машины, шли и шли люди.

— Ах ты, негодяй! — закричала Лариса. — Так вот ты где!

— Ты знаешь, где он был? — говорила она матери, сажая Сережку возле нее на пол. — На улицу собирался выйти! Еле поймала!

— Да ну! — всполошилась мать. — Вот горе мое! Пускай его после этого одного во двор, еще выскочит на улицу да под машину…

— Еще бы, — ответила Лариса, возвращаясь к корзинке с картошкой. — За ним теперь глаз да глаз, — по-взрослому рассудительно заметила она.

В тот момент она и не думала, что теперь именно у нее прибавится работы, снова была с героями книги, которые так ей понравились.

Назавтра, когда была прочитана последняя страница, Лариса решила, что надо попытаться организовать и в своем дворе ТВТ — товарищество воинствующих техников.

Улучив свободную от бесконечных материнских поручений минуту, Лариса побежала к Семе.

— Давай создадим ТВТ! — с порога крикнула она.

Но Сема даже головы не повернул. Глаза его были прикованы к стоявшей перед ним тарелке с кашей. Рядом с Семой сидела его мать — тетя Рива. На лице ее было страдание, такое же страдание отражалось и на Семкином лице.

— Давай у нас организуем ТВТ, — уже менее энергично повторила Лариса.

— Ой, ТВТ, ТВТ, — с досадой передразнила ее тетя Рива. — Что там у вас еще за ТВТ такое, мало у меня еще горя!.. Ну, сыночек, долго ты будешь пить мою кровь? — повернулась она к Семе, в отчаяньи сцепив короткие пальцы.