Ирина Пивоварова - Тройка с минусом Страница 3

– Бабушка, – ныла Тося, – ну, ба-а-бушка… Ну, я так хочу с ней подружиться!

– Вот и подружись! – сердито говорила бабушка. Она переворачивала ножиком рыбу на сковородке, рыба разваливалась на куски, а Тоська всё ныла и ныла под боком.

– А она не хочет. Я хочу, а она не хочет…

– Не хочет – и не надо, насильно мил не будешь. Чего ты к ней привязалась? Что у тебя, подружек мало?

– Да ты не представляешь, как она мне нравится! Она такая красивая! Даже не хуже, чем Галина Польских!

– Дело какое – красивая! – сказала бабушка. – Человек был бы хороший…

– Ой, бабушка, да ты знаешь, какой она хороший человек! Совершенно не понимаю, за что её Гвоздева с Собакиной «классной доской» прозвали! Никакая она не «классная доска»! Она просто очень серьёзная. И она у нас самая лучшая отличница! Вот погляди, никого в журнале «Пионер» не напечатали, а её напечатали. Ну как мне сделать, чтобы она на меня внимание обратила?.. Ты представляешь, я ей что-нибудь начну рассказывать, а она так голову повернёт, так посмотрит на меня… И я даже не знаю, что дальше сказать. По-моему, ей всё не интересно, что я говорю. Про кино рассказываю – не слушает. Про артистов – тоже не слушает. Ну, бабушка, ну про что мне такое ей рассказать, чтобы она меня слушала?

– Да про что ж ты ей можешь рассказать, круглой-то отличнице? – сказала бабушка, роясь в шкафу и вытаскивая кухонное полотенце. – Ведь она небось столько книжек прочла! А тебя попробуй за книжку усади! Только и знаешь, что телевизор глядеть целыми днями!

– Она такая гордая, – сказала Тося, не обращая никакого внимания на сердитые бабушкины слова. – Я её пирогом угощала – отказывается. Нинка Кошкина никогда не отказывалась… Бабушка, ну что мне придумать, чтобы она со мной подружилась?

Фёкла Матвеевна взмахнула кухонным полотенцем. Видно, терпению её пришёл конец.

– Сама думай, не маленькая! – сказала Фёкла Матвеевна. – У меня и своих дел полно…

Тогда Тося направилась к телефону, чтобы позвонить закадычной подружке Нинке Кошкиной и поделиться с ней своими горестями. Но только она подняла трубку, как вдруг одна хорошая мысль пришла ей в голову.

Она вспомнила про фломастеры. Про те самые фломастеры, которые дядя Коля привёз ей из Японии. Они были очень красивые. Они лежали в лакированной красной коробочке. По бокам у них вились золотые иероглифы. Они были так хороши, что Тосе даже жалко было ими рисовать…

А что, если показать фломастеры Ане? Вдруг они ей понравятся? О, если они ей понравятся, если только понравятся, пусть рисует тогда сколько хочет! Пусть возьмёт их с собой, пусть держит дома. Пусть даже насовсем заберёт их! Пусть! Тосе ничуточки не жалко! Нет, жалко, конечно, чуточку… Но ей так хочется подружиться с Аней! Так хочется!..

Утром Тося положила фломастеры в портфель и отправилась в школу.

Всю дорогу она думала об Ане и о новых фломастерах.

Она представляла, как покажет Ане японские фломастеры и как скажет при этом: «Если тебе нравятся, возьми себе!» И как обрадуется Аня, и как скажет: «Да нет, что ты, не надо!» И как она, Тося, скажет: «Возьми, возьми! Мне не жалко!» И как Аня с сияющей улыбкой положит фломастеры в портфель и скажет: «Спасибо тебе, Тося. Ты такая добрая!» И как они вместе пойдут домой из школы и всю дорогу будут смеяться и дружить.

А в это время Аня Залетаева тоже шла в школу.

Она шла и вспоминала разговор, который состоялся за ужином у них с мамой.

Вечером Ирина Васильевна, по своему обыкновению, взяла Анин дневник – каждую пятницу она аккуратно ставила в дневник дочери свою подпись – и вдруг увидела в нём четвёрку по русскому устному.

– Анюта! – воскликнула крайне удивлённая Ирина Васильевна. – Что это?!

– Да, мама, я забыла тебе сказать… – сконфуженно забормотала Аня.

– Но в чём дело? Откуда четвёрка? Анюточка, дочка моя, что это значит?

– Ты знаешь, мама, ко мне посадили новенькую, – сказала Аня. – И она меня так отвлекает, так мешает заниматься! Она такая болтушка, такой легкомысленный человек!

– Так почему же ты мне сразу ничего не сказала? – возмутилась Ирина Васильевна. – Я бы давно уже с Ниной Петровной поговорила, чтобы она её отсадила!

– Да нет, мама, что ты! – испугалась Аня. – Я тебя прошу, не делай этого. Я просто сама виновата. Мне давно надо было с этой новенькой поговорить. Она и сама не слушает, и мне не даёт.

– Так как же ты терпишь? Поставь о ней вопрос на классном собрании. Ведь ты же староста!

– Ну зачем, мама! При чём тут классное собрание?

– Тогда дай мне слово, что ты с ней поговоришь, слышишь? – сказала Ирина Васильевна. – Дай мне честное слово.

И сейчас Аня Залетаева шла в школу и думала о предстоящем неприятном разговоре с новенькой.

Ссора в классе

На школьных часах было десять минут девятого.

В пятом «А» толстая Пантелеева поливала на окне цветы.

Пантелеева сердилась.

Слева от неё стоял Спичкин и в который раз рассказывал надоевшую всему классу историю, как он ловил опасного преступника.

Пантелеева сердилась. Она проливала воду на подоконник. Спичкин ей мешал, размахивал руками.

– И вот я иду, – говорил Спичкин, – и вижу – он! Я его сразу узнал. Смотрю – точно: лицо круглое, волосы светлые, глаза серые, на левой щеке родинка… Всё совпадает. Я даже проверил, тетрадку вынул, прочитал: а вдруг, думаю, родинка на правой щеке? Нет, точно, на левой… Я тогда за ним… А он идёт себе, сумкой размахивает, делает вид, что он так просто, погулять вышел. Да меня не проведёшь! Не на такого напал! Я его сразу узнал! Очень опасный преступник! Его милиция уже два года разыскивает!

– Спичкин, лучше тряпку дай! – не выдержала Пантелеева. – Не видишь, что ли, я весь подоконник залила… Совсем помешался на своих преступниках!

Алик Спичкин перестал размахивать руками и сокрушённо уставился на Пантелееву.

– Дура ты! – сказал он. – Что с тобой разговаривать! Зря время тратить. – И он отвернулся от Пантелеевой и направился к Синицыну.

Увидев приближающегося Спичкина, Синицын вскочил из-за стола и вышел из класса. Но Спичкин последовал за ним и вскоре из коридора донеслось:

– Я его сразу узнал! Смотрю – лицо круглое, волосы светлые… Ну, думаю, не на такого напал!..

– Фёдоров, – сказала Пантелеева, – ты тряпку не видал? Никак не могу тряпку найти!

Фёдоров важно чинил карандаш.

– Поищи за доской!

– Да я искала! Ну что мне, руками доску, что ли, вытирать? Через десять минут урок начнётся, а нигде тряпки нет!

В класс вошла Ира Сыркина. Щёки у Иры были красные с мороза. На левом рукаве горели две красные нашивки председателя совета отряда.

– Ой! – сказала Ира и с отвращением вытащила из своего стола лохматую пыльную тряпку.

Сидящий рядом Агафонов не пошевелился. И бровью не повёл.

– Бессовестный! – сказала Ира. – Сидишь тут с тобой, перевоспитываешь тебя, а с тебя всё как с гуся вода!

И тут в класс вбежала Тося Одуванчикова.

Вид у Тоси был ликующий. В поднятой руке что-то блестело красным блеском. Рыжие волосы её сразу, как будто только того и ждали, загорелись на солнце.

– Что у меня есть! – кричала Одуванчикова, подскакивая и размахивая в воздухе рукой.

Пантелеева перестала вытирать доску. Рука Фёдорова с перочинным ножом застыла в воздухе.

– Чего?.. Чего?.. – подскочили к Тосе Гвоздева с Собакиной.

Даже Агафонов и тот с заинтересованным видом уставился на Тосю.

«Так, – подумала Аня. – Сейчас опять будет хвалиться какой-нибудь ерундой! Как позавчера. Притащила в класс открытки с киноартистами… Гвоздева с Собакиной, конечно, в восторге были…»

– Ну покажи, покажи! – кричали Гвоздева с Собакиной. – Покажи, что у тебя…

А Тося смотрела на Аню и, приплясывая, направлялась к ней.

Подойдя к Ане, Тося опустила руку, разжала ладонь… и все, кто был в классе, устремились к Тосе.

– Видали? – говорила Тося, показывая коробочку всем, но обращаясь только к Ане. – Видали, что мне из Японии привезли? Ну как, а?..

– Во даёт! – зачарованно произнёс Фёдоров. – А открыть можно?

– Открывай! – милостиво разрешила Тося.

И тут все ахнули.

Толстенные фломастеры блестели в коробочке. Золотые японские иероглифы вились по их зелёным, красным, синим, жёлтым и фиолетовым спинам.

– Вот это да-а! – сказал Фёдоров. – Красоти-и-и-ща!

– Это мне дядя Коля привёз! – торжествовала Тося.

– Потрясающие карандашики! – сказала Пантелеева.

– Да какие же это карандашики! Это фломастеры! Это мне дядя Коля из Японии привёз!.. Ань, посмотри, какие красивые!

Волей-неволей Аня взглянула на фломастеры. Они действительно были прекрасны. Но почему обязательно надо хвалиться?