Наталья Дурова - Большой театр Малышка Страница 3

— Можно! Конечно, в нашем театре не будет ни тигров, ни львов, ни слонов, но ведь нас окружает очень много четвероногих и пернатых друзей.

Артисты найдутся.

— А жаль, что без тигра. Вот бы с тигром здорово было! — мечтательно протянул Рыжик.

— У нас пудель есть, бабушка к лету всегда его подо льва стрижёт.

Только вот цвет у него чёрный, совсем не львиный… — смущённо сказала ещё одна девочка.

— Значит, решено. Завтра в шесть собираемся у меня и по-настоящему всё обдумываем, — сказала я ребятам на прощанье. — Ведь у вас скоро каникулы.

Квартира моя — 15.

Я поднялась к себе, распахнула окно и ещё долго наблюдала за стайкой ребятишек, обступивших огромный землекопатель. С каким восторгом следили они за сжатием железного кулака, в котором кубометр земли казался лёгкой горсточкой! А неподалёку, впряжённая в телегу, мерно пожёвывала овёс лошадь.

Ей ребячье внимание уделялось постольку, поскольку лошадь стояла на мостовой, где, громыхая, проносились тяжёлые пятитонки, не имеющие таких, как у неё, устало-грустных и выразительных глаз, но обладающие сотнями лошадиных сил. Я вовсе не сетую, что восторг отдан металлу, вобравшему в себя силу и волю живого существа. Я счастлива волнением дошколят, подростков и солидных людей, ожидающих из космического полёта дворняг, знаменитых не родословной, а заслугами перед наукой, серых и белых мышей, мух и нежных листочков традесканций — всё это крупинки жизни, посланные человеком для утверждения самой жизни во всей Вселенной.

Но мне становится нестерпимо больно, когда те же подростки не видят рядом с собой этой частички жизни, когда у одного рогатка для воробья, у другого камень для кошки или приблудившейся ко двору собаки. Кто же вступится, кто сломает жестокость, идущую у подростка пока не от сердца, а от избытка энергии? Вот оно, дело твоё, театр! Ты должен вырасти во дворе любого дома, где живут дошколята и пионеры. Театр зверей нашего дома, разожги костёр любви к четвероногим и пернатым, у которых тоже есть хрупкое, отбивающее время сердце! Разожги костёр любви ко всем деревцам и травинкам, которые пустили корни в землю, дающую нам жизнь…

КАК Я СТАЛА ДИРЕКТОРОМ ЗВЕРИНОГО «ЛЖЕТЕАТРА»

— Ага, это вы! Очень хорошо, именно вас мне и нужно.

Передо мной на пороге стояла дородная женщина, задыхающаяся от гнева и ходьбы по лестнице. Её тон не предвещал ничего приятного.

— Поскольку вы директор этого лжетеатра собак, кошек, крыс и прочего, надеюсь, убытки будете возмещать вы?

— Но позвольте…

— Не позволю! Следуйте за мной!

Я накинула пальто и безропотно отправилась за женщиной. Миновав двор, который сейчас мне показался нескончаемо длинным, мы вошли в один из последних подъездов. Шли молча, поднимались на лифте тоже молча. Зловещее молчание окончилось, как только мы очутились в квартире. Нас тотчас оглушил зычный мальчишечий рёв и хриплый с захлёбыванием собачий лай.

Картина, представшая передо мной, была ошеломляющей. Бульдог, раскрашенный чёрными полосами, под тигра, лаял на меня по привычке лаять на постороннего, не прекращая попыток освободить лапы, привязанные к ножкам стола. Светлый паркет и дорогая скатерть, забрызганные той же чёрной тушью, напоминали окраской уже не тигра, а ягуара.

Мальчика я уже знала. Хотя заплаканные глаза и нос, распухший от слёз, оттеснили на второй план веснушки, это, несомненно, был Рыжик.

— Испорчена вещь, — перстом указала женщина на скатерть, — изуродована собака! Паркет придётся заново скоблить. Леонид, отвечай: кто тебя научил это делать? — Женщина многозначительно обернулась ко мне.

— Я-я сам… — тихо всхлипнул Рыжик.

— Погоди, зачем же ты… — начала я.

— Нет, это вам так не сойдёт! — снова вскипела женщина.

И тут, пожалуй, впервые я почувствовала себя настоящим укротителем в переполненном зале. Народу собралось очень много. Жильцы толпились на лестничной площадке, стояли на ступенях лестницы, и дверь подъезда гулкими аккордами сообщала о приходе новых и новых. «Чтобы погасить ярость, надо переключить внимание», — вспомнила я одну из первых заповедей дрессировки.

Бульдог по-прежнему извивался, женщина уже не кричала, а визжала, виновник же всех бед Рыжик испуганно всхлипывал.

Чтобы переключить внимание женщины, я храбро пошла на бульдога.

— Что вы делаете, он же кусается! — тотчас забеспокоилась она.

— Одну минутку, как его кличка? — спросила я.

— Гром! — донёсся из-за моей спины отчаянный голос Рыжика.

— Гром! Гром! — строго приговаривая, я шла на бульдога, стараясь придать своим шагам твёрдость и властность. Собака остановилась, оскалилась и стала пятиться, насколько позволяла привязь. Я подошла вплотную и протянула руку.

— Остановитесь, умоляю, ещё этого не хватало!

— Подождите, интересно, что будет дальше, — остановил хозяйку голос из публики.

Бульдог уже слабо реагировал на мои руки, которые быстро распутывали бечёвки, высвобождая лапы из плена.

— Ой, кровь! У вас уже кровь на руке.

— Да не кровь, мамочка, а красная тушь!

— Ты у меня ещё поговори!..

— Ничего, это правда тушь, — вставила я. — А теперь скажи мне, пожалуйста, что ты с бульдогом хотел сделать? — спросила я.

— Я его в тигра хотел переделать и привести к вам в театр дрессированным, а не полуфабрикатом.

— Так, ну, а что же именно он должен был делать?

— А что все тигры делают: прыгать через горящий обруч.

— Вы слышите! Он ещё мог устроить в доме пожар.

— Так! Видите ли, мальчик не знает, что в дрессировке используются природные данные животного. Его метод превращения бульдога в тигра ничего не имеет общего с нашим театром, которого пока ещё нет: мы только задумали его создать во дворе.

Вкратце я, конечно, тут же рассказала о деятельности будущего театра, чтобы потом ни одна мама не сердилась на нас и не добавляла приставки «лже».

Затем пошла лекция о дрессировке. Итак, следовательно, бульдог был не костромская игрушка, вроде фанерного балалаечника. Того в какую краску хочешь — в ту и покрась, и он исполняет свои коленца, если подёргаешь за верёвочку. Можно ли обращаться так с животными? Наверное, можно, если дрессировщик смотрит на них как на фанеру. Но ведь не для этого создаём мы свой театр во дворе! И метод дрессировки у нас другой. Тут стала я рассказывать о дедушке Дурове. Помнила ли я его? Конечно, нет. Мне было всего три месяца от роду, когда дедушки не стало. Меня назвали Наташей, именем его первой дочери, а в наследство дали вот это чувство огромной любви к своей работе. У этой работы есть лапы, хвосты, а главное, говорящие глаза.

Я рассказывала о дедушке Дурове, каким я его представляла. Обыкновенный человек, он становился волшебником, прикасаясь ко всему живому, что его окружало. Сумел из болонки сделать киноактрису, открыл свою сказочную железную дорогу, известную даже сейчас каждому малышу. Он доказал, что можно сломить инстинкт нападения и заставить мирно уживаться волка и козла, крысу и кошку, лисицу и петуха.

Вскоре от рассказа мне пришлось перейти к показу, и бедный бульдог, единственное четвероногое для моего неожиданного представления, должен был садиться по правильной методе. Я брала в руку печенье и заносила руку так, чтобы моя кисть была над мордой собаки, но не совсем на уровне глаз.

Бульдогу хотелось печенья, хотелось не упускать лакомство из виду. Но держать голову запрокинутой было неудобно, и бульдогу приходилось присаживаться. Когда он это делал, я приговаривала: «Сидеть, Гром, сидеть!» — и давала ему вкусное печенье.

Но вот печенье съедено, дрессировка окончена на сегодня, а мне снова приходится рассказывать. Меня просят ещё и ещё. Я вспоминаю своё детство, проведённое в цирке. Вспоминаю сорок первый год.

Смоленск, война, а цирк работает, потому что цирк, как и все, был на своём посту. Недалеко от цирка находился детский сад. Я часто приходила туда со своим попугаем. Детям нравилось, как попугай кричал: «Доброе утро?» — и объявлял: «Сегодня в цирке Дуров!» Попугай прекрасно лаял и мяукал, в ответ на стук кричал: «Кто там?» Пожалуй, это и был весь запас его человеческих слов, если не считать одной песенки, но об этом дальше. Город был полон грохотом близких взрывов, ужасом первых бомбёжек и напряжённо-лихорадочным настроением людей. Попугай, как и все животвые в цирке, чуявший беду, растерял от страха весь запас человеческих слов, кроме двух: он ошалело выкрикивал одну фразу: «Кто там?» Но однажды попугай оказался героем дня.

Биография попугая была неизвестна даже нам. Его подарили отцу матросы.

Он совсем не говорил и часами хохлился в кл&тке, реагируя лишь на кошку. Ни одного русского слова попугай не произнёс, сколько его ни учили. Как-то я зашла с ним во двор цирка, где слон принимал душ. Командуя слоном, отец кричал: «Лили, ком цурюк!» — что означало: «Иди назад!» Вообще по старой традиции дрессировщики иногда употребляют в работе немецкие слова. Услышав их, попугай неожиданно встрепенулся и залился весёлой песенкой на немецком языке. Дома, уже ради шутки, отец поздоровался с попугаем по-немецки, и тот снова спел песенку. Прошёл год; попугай, «вспомнив» немецкую песенку, словно обрёл дар речи, легко заучил русские словч и фразы, а немецкие больше не повторял. Вскоре и мы перестали вспоминать этот забавный случай, а военные тревоги и совсем вытеснили его из нашей памяти. Был получен приказ срочно эвакуировать государственные ценности и учреждения из Смоленска: фронт приближался к городу. Последнее представление в цирке, упаковка за кулисами.