Владимир Добряков - Недолгие зимние каникулы Страница 3

Пока Грека «перекрашивал» Алешину парту, во мне словно какой-то бесенок зашевелился. Эх, раз пошла такая пляска, тогда и я потанцую! Перепрыгнул я на другой ряд, по своей парте прошелся, а тут и предпоследняя — Грекина. Своими подметками-гармошками я истоптал ее всю, живого места не оставил.

— Эй, эй! — окрысился Котька. — Потише. Это наша с Грекой парта.

— Потому и стараюсь! — ехидно ответил я.

— Чего-чего?! — Котька выкатил круглые серые глаза.

— Темнота! — с удовольствием повторил я Грекино словцо. — Понимать надо. Если вашу парту не тронуть, то сразу догадаются, чья это работа.

— Во, академик! — одобрил Грека. — Давай, давай, пляши!..

Спустя несколько минут в классе не осталось ни одной парты, на которой не было бы наших следов.

Потом, сидя на полу, мы долго очищали от краски подметки ботинок. Особенно мне досталось. Краска забилась между острыми ребрышками подметок. Даже ботинки пришлось снять. Хорошо, что у Греки нашлись спички и перочинный нож. Ножом Грека счищал краску ловко и быстро, словно не впервые занимался подобным делом. Он и мне помог. Глянул, что я спичкой наковырял, и поморщился:

— Эх, руки-крюки! С такой работой и влипнуть недолго. Дай-ка.

Грека чистил ботинки, а я сидел и смотрел на него. Теперь у меня было время подумать, что мы натворили. Да, шум в школе будет немалый. Ботинки эти теперь мне носить никак нельзя. Маме вот что сказать? Скажу: малы стали, нога выросла. А надену другие — тогда уж не придерутся. Никто же не знал, с рубчиками у меня были подметки или без рубчиков. Только Грека сегодня и увидел по отпечаткам. Но Грека не скажет. И Котьке незачем болтать. Теперь мы все одной ниточкой связаны. Одной ниточкой… Я тяжело вздохнул.

— Получай, — Грека протянул ботинки. — Как новенькие!

Действительно, на подметках почти не было заметно следов краски. Мне бы так не вычистить.

Когда я обулся, Грека на цыпочках прошел к двери и Прислушался к тишине.

— Кажется, никого… — сдерживая дыхание, сказал он.

Я увидел торчавший в замке ключ «подумал: «Как Грека мог узнать, что его ключ подходит к этой двери? И вообще, его ли это ключ?» Но опрашивать не было времени. Грека повернул ключ и осторожно высунул голову. И снова, не вглядываясь, махнул нам рукой.

Как стучало сердце! Бывает: бежишь быстро, долго, устаешь, едва с ног не валишься, а все же сердце так не стучит. А тут сложно вырваться хочет из груди. Ведь теперь мы были все равно как преступники. В любую секунду могла появиться техничка или какая-нибудь учительница (сверху, на третьем этаже, слышались голоса — в зале наряжали елку), и она бы наверняка обратила на нас внимание. А может, и заподозрила бы что-нибудь. Лицо у меня горело, а краснощекий Котька был сейчас морковного цвета. И сам Грека волнуется, хотя и старается не показать вида.

Но, кажется, все обошлось. И коридор миновали, и по лестнице спустились без приключений. А вон и парадная дверь. На улицу. На свободу!

С огромным облегчением вдохнул я морозный воздух. В глаза ударил яркий солнечный свет. Солнце висело будто на том же месте, над крышей пятиэтажного дома.

Котька приподнял рукав желтой синтетической куртки.

— Работнули в темпе! — Он засмеялся каким-то нервным, радостным смехом. — Операция длилась сорок пять минут. Еще и на каток успеем. Шайбу погоняем…

— Прикрой рупор! — оборвал Грека и положил свои руки нам на плечи. — Эх, друга мои, люблю вот такие дела. Настоящим парнем себя чувствуешь… Сорок пять минут, говоришь? Точно, как раз школьный урок. А кто был учителем на этом уроке? Ну?.. — Грека сдавил мне плечо, будто требуя ответа.

— Ты, что ли? — не очень уверенно сказал я.

— Правильно, я. И не то что ваша Ириночка: «Сегодня, ребятки, мы познакомимся с обитательницей болот — лягушкой». Болтовня для маленьких! А я вас учил смелости, риску. Настоящего парня без этого не бывает…

Бели признаться честно, то в эту минуту Грека мне нравился. Настоящий парень! Этого мне никогда не хватало. Это самое больное мое место. Неужели я все-таки становлюсь настоящим парнем?.. Мы шагали по солнечной улице не спеша, вразвалочку. И мне приятно было чувствовать на плече тяжелую Грекину руку. Что там ни говори, а рука ело была верная, надежная. Теперь я уже спокойно хожу по улице, во дворе. Я не боюсь, что кто-то меня тронет или, как прежде, обзовет обидной кличкой Блоха. Кто посмеет? Да никто. Всем уже известно: Грека за меня любому пацану голову открутит.

— Побалуемся? — сказал Грека и достал пачку сигарет.

Раньше он не однажды предлагал нам закурить. Котька курил. Я же все отнекивался. А сейчас совсем неожиданно для себя самого кашлянул и небрежным голосом сказал:

— Побалуемся!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ —

О ТОМ, КАК БЫЛ ЗАКЛЮЧЕН ТАЙНЫЙ ДОГОВОР, И О ДАЛЬНЕЙШИХ ПЛАНАХ «КЛУБА НАСТОЯЩИХ ПАРНЕЙ»

Через несколько минут мы стояли возле кафе «Минутка», что в центре города, на шумном перекрестке.

За огромными квадратными окнами, с наклеенными серебряными снежинками и Дедом Морозом, лихо катившем на тройке лошадей, за волнами золотистых, прозрачных штор угадывались столики на косых ножках и люди вокруг них.

В этом кафе я был всего один раз, с отцом и Лидушкой — моей сестрой. В прошлом году были. Отец тогда только из экспедиции приехал и вое расстраивался, что я такой худой и бледный. Он взял мне две порции пельменей и чашку кофе. И сказал, чтобы я все съел. И я, правда, съел. Сам удивился. А Лидушку и упрашивать не надо было. И пельмени слопала, и пирожное. Она у нас как пышка. Мама говорит: смешать меня и сестру, разделить поровну — и будет нормальный ребенок. Когда Лидка пристает ко мне со всякими вопросами и мешает читать, я злюсь и кричу:

— Уходи, Лидушка — толстая пампушка!

Так называть сестренку я придумал давно, года четыре ей было. Тут, по-моему, ничего обидного нет. А она сразу же невзлюбила прозвище. Просто из себя выходит.

Я потому про Лидушку вспомнил, что с отцом и с ней именно в этом кафе были. В углу сидели. За столиком. Точно, эти столики. И ножки — тонкие, косые. А сами столики блестящие, голубые. Как парты в нашем классе. Подумал я о партах, и снова как-то нехорошо стало. И времени уже много. Мама, наверное, дома ждет…

Греке что! Греку никто не ждет. Вот, пожалуйста, открывает тяжелую стеклянную дверь. Открывает, как хозяин, как свой человек.

— Смелей. Я угощаю!

Мы с Котькой зашли. Я мигом узнал и длинный, не очень высокий зал с квадратными деревянными люстрами, и стены с развешанными огромными цветастыми тарелками, и столики голубые. Тоже блестят, как парты…

— Эх, что теперь вспоминать! Дело сделано. Не вернешь.

И все-таки, когда мы с Котькой уселись за столик, а Грека встал в очередь за коктейлями, я чувствовал себя неважно. На Котьку почему-то старался не смотреть. И он избегал моего взгляда. Сидит, жует лямку своей меховой шапки, будто проголодался. При Греке нам было легче. А стоило вдвоем остаться — и сразу тяжело на душе сделалось, тоскливо и стыдно как-то. Я вздохну, и Котька тихонько вздохнет. Потом, чтобы, наверно, отвлечься от этих мыслей, Котька оставил в покое изжеванную лямку и принялся шевелить толстыми губами. Стихи, что ли, вспоминает? Вряд ли, не у похоже на Котьку, Он и те стихи, что задают на дом, редко когда выучивает.

— Значит, так, — пробубнил Котька себе под нос, — если по четырнадцать, то получится сорок две копейки. Если с сиропом, по семнадцать, — пятьдесят одна… Еще с вареньем люблю, по девятнадцать копеек… Ты любишь с вареньем? — Котька поднял на меня глаза.

Вот человек, какие заботы его волнуют!

— Все равно… — Я снова вздохнул и уставился в окно!

Золотистая штора почти не мешала видеть улицу со всей ее праздничной, предновогодней суетой. Вот пронесли елку. Вот вынырнул красный «Москвич». На крыше у него тоже привязана елка. Девочка лет пяти в белых валенках и с помпоном на шапке идет с матерью, прижимает ватного Деда Мороза. Дома сейчас поставит его под елку и скажет: «Смотри, не забудь принести подарок». Лидушка именно так говорит. Еще и пальцем погрозит. И Дед Мороз всегда слушается. Проснется Лидушка в Новый год и — скорей к Деду Морозу. А тот уже сторожит подарки. То куклу — писаную красавицу в нарядном платье, то большущего медведя с розовой шерстью. И для меня тут же стоят подарки. Интересно, что в этот раз подарят? Четырехцветная ручка у меня есть. Готовальня есть. Радиоконструктор в прошлом году подарили. Коньки с ботинками есть… Ах, вот чего нет — ботинок без коньков нет у меня теперь. Я усмехнулся невесело и с нетерпением взглянул на очередь: где там Грека со своими коктейлями? Горечь во рту от этой сигареты, рвать тянет… А, вот он наконец-то.

— Получайте! — Грека поставил на голубой столик три высоких стакана с розовым пенистым коктейлем. В каждом стакане торчало по соломинке.