Александра Анненская - Чужой хлеб Страница 3

— Ах ты, глупая девка, как посмотрю я на тебя, — проговорила бабушка, — ну чего обрадовалась? Еще глаза не продрала порядком, а уж бежать. Ты сперва умойся, да лоб перекрести, да надень рубашку почище, да тогда об кузовке хлопочи!

Аленушка торопливо исполнила все, что приказывала старушка, и минут через десять уже весело бежала на противоположный конец деревни к домику, где жила Таня. Отец и мать Тани ушли на работу, оставив ее дома смотреть за семилетним братишкой и за годовалою сестренкой. Таня рассудила, что семилетний мальчик может быть отличною нянькой для маленького ребенка, и потому заперла обоих детей в избе, строго наказав им никуда не выходить до ее возвращения, и с радостью побежала в лес вместе с маленькой подругой.

Утро было ясное, свежее. Только что взошедшее солнце не жгло, а как-то ласково пригревало своими лучами. На всех лугах и полях блестели алмазами тысячи капелек росы, речка серебристой ленточкой струилась между зелеными берегами, блестя на солнышке и отражая безоблачное небо; птички без умолку пели и щебетали в кустах; все казалось таким веселым, таким праздничным. Но едва ли не веселее всех были две подруги, шедшие с кузовками в руках за ягодами в лес. Они то пускались бежать наперегонки по дороге, то перепрыгивали через канавы и разные камни, то, взявшись за руки, шли тихонько, без умолку болтая о разных разностях.

В лесу оказалось действительно столько ягод, как говорила Аленушка. Девочки без труда наполнили свои кузовки, да и сами вдоволь налакомились. Они захватили из дому по куску черного хлеба и теперь с большим аппетитом поели его вместе со спелой, сочной земляникой.

Солнце стояло уже довольно высоко, когда они решились наконец выйти из лесу и отправиться к господам. Сердце Аленушки немного билось, когда Таня смелою рукой отворила калитку барского сада и потащила ее прямо по усыпанной песком аллее к балкону дома. На маленькой лужайке перед этим балконом стоял круглый стол, покрытый белой скатертью, на ней шипел и дымился серебряный самовар, окруженный всеми принадлежностями к чаю, но людей никого не было видно. Это несколько ободрило Аленушку; она решилась, по примеру Тани, подойти поближе к столу и оглядеться кругом. Через несколько секунд дверь дома отворилась и на балкон вышла молоденькая девица в пышном кисейном платье и в огромном шиньоне, ведя за руку ту самую Лиду, которую мы уже видели на берегу реки. Девочка тотчас заметила двух крестьяночек и подбежала к ним.

— Что вам надо? Зачем вы пришли? — спросила она несколько резким голосом.

— Мы принесли ягодок вашей милости, — заговорила Таня, между тем как смущенная Аленушка спряталась за спину подруги.

— Ягод? Земляники? Я скажу маме! — И Лидочка побежала назад домой. Через несколько секунд она возвратилась. — Мама велела взять у вас землянику и заплатить вам, — объявила она.

— Mademoiselle, — обратилась она затем по-французски к девице в шиньоне, — возьмите у них ягоды.

Mademoiselle принесла блюдо и начала высыпать на него ягоды. Аленушка подала свой кузовок и, смущенная, покрасневшая, с опущенными глазами, ждала, чтобы его ей возвратили. В эту минуту на балкон вышла мать Лиды. Бросив беглый взгляд на девочек, она сразу узнала ту, которая так понравилась ей накануне.

— Посмотрите, mademoiselle, — сказала она по-французски, — это вчерашняя красавица, о которой я вам рассказывала.

Потом, подойдя к детям, она подала Тане медный пятак, говоря:

— Ну, ты можешь уйти, голубушка, а сестра твоя пусть останется у нас немножко, мне хочется поговорить с нею.

— Она мне не сестрица, сударыня, — отвечала Таня, — мы только с ней из одной деревни. Пусть она, коли хочет, остается, а мне уж надо скорей домой!

— Ну ступай себе с Богом, приноси нам и в другой раз земляники. А ты, милая, останься! — обратилась барыня к Аленушке.

Аленушке вовсе не хотелось оставаться. Она посмотрела на Таню, но та, отвесив присутствующим низкий поклон, зашагала вон из сада. Аленушка посмотрела кругом себя: такие нарядные господа, как же им сказать «не хочу»? Бедная девочка решилась, скрепя сердце, остаться и ждать, что будет.

— Ну-ка подыми головку, — опять ласковым голосом заговорила барыня, — скажи нам, как тебя зовут?

— Алена.

— Алена? Что за имя! Должно быть, Елена? Что, Елена, есть у тебя отец и мать?

— Нет.

— У кого же ты живешь?

— У дяди.

— Добрый он?

— Нет.

— Бьет тебя?

— Да.

— Бедное дитя, — опять обратилась барыня по-французски к mademoiselle.

— Мама, — сказала Лида также по-французски, — эта девочка не грязная, позвольте ей поиграть со мной, мне здесь скучно одной!

Мама задумалась. Она еще раз осмотрела Аленушку с ног до головы, и, вероятно, осмотр этот оказался удовлетворительным, потому что она сказала:

— Елена, вот маленькая барышня хочет поиграть с тобой. Посиди там в сторонке на травке, она напьется чаю и тогда придет к тебе.

Аленушка покорно села на указанное место, она с благодарностью взяла кусочек сладкой булки, который подала ей mademoiselle.

Лидочка спешила пить чай, чтобы скорее идти к своей новой подруге. Она ужасно скучала в деревне, где ее мало учили, где mademoiselle большую часть времени проводила с ее матерью в чтении каких-то французских романов, где у нее не было ни одной подруги и куда ей не позволили даже перевезти все городские игрушки. Накануне ей было очень интересно смотреть на игру крестьянских детей, она в душе даже позавидовала им, и теперь она надеялась, что эта маленькая крестьяночка, такая ловкая и веселая, позабавит ее и заставит забыть деревенскую скуку. Наскоро выпив чай, она сейчас же подбежала к Аленушке и повела ее с собой в беседку, где было устроено летнее помещение для ее кукол, лошадок, коровок и других игрушек. Аленушка чувствовала сильное смущение. Она совсем не знала, как ей говорить и обращаться с такой нарядной, беленькой, деликатной барышней, как Лидочка; куклы же, в их пышных туалетах, внушали ей положительно страх. Она не смела своими грубыми, загорелыми пальцами дотрагиваться до беленьких ручек этих важных барынь, почти не смела подходить к ним. Но мало-помалу она оправилась. Лидочка была так весела, так приветлива и ласкова к ней; лайковые[1] барыни сидели так неподвижно, выказывали так мало неудовольствия при самом бесцеремонном обращении с ними, что Аленушка понемногу ободрилась. Через час она уже довольно свободно разговаривала с Лидочкой и дотрагивалась до ее игрушек, а через два даже выдумала очень занимательную игру, которая заставляла обеих девочек громко хохотать. Мать Лидочки и гувернантка ее несколько раз входили в беседку посмотреть, что делают дети, и, видя, что Лидочка весела, а Аленушка ведет себя прилично, уходили довольные. Лидочка попросила, чтобы ей принесли завтрак в беседку, и поделилась им со своей подругой, но перед обедом Лидия Павловна — так звали мать — объявила Аленушке, что она может отправляться домой. Лидочка надула губки и готова была заплакать. В утешение ей Лидия Павловна сказала Аленушке, что она может всякое утро приходить играть с барышней. Обе девочки остались очень довольны этим позволением, они нежно поцеловались на прощанье, и Лидочка проводила свою новую подругу до самой калитки сада, беспрестанно повторяя:

— Так ты придешь завтра? Смотри же, непременно приходи, я буду тебя ждать!

— Приду, приду, — отвечала Аленушка, — ранешенько приду, еще вы спать будете!

Весело, даже с некоторою гордостью, возвращалась Аленушка домой. Она совсем забыла приказ дяди не продавать ягод меньше как за гривенник, совсем забыла, что ей ничего не заплатили за ее ягоды, и с восторгом представляла себе, как будет удивляться бабушка ее рассказам обо всем, что она видела в барском доме. Действительно старушка и удивилась, и обрадовалась, узнав, что ее внучка попала в милость к господам. Она погладила Аленушку по кудрявой головке и ласково сказала:

— Это тебе, сиротинушке, Бог счастье посылает. Ты барам угождай, так и от них милость увидишь, твое дело сиротское, всякому должна услужить!

Дядя Пахом, возвратясь домой вечером и узнав о приключениях своей племянницы, не остался доволен ими:

— Нечего тебе баловаться, в барские хоромы лезть, — сердито проворчал он, — ты мужичка, так и знай свою работу мужицкую.

Аленушке очень не понравились эти слова дяди, она не смела возражать ему, но так как он не запретил ей положительно ходить к господам, то она и решила, не обращая внимания на его ворчанье, отправиться туда на другой же день. Бабушка вполне поддерживала ее в этом. На следующее утро она сама тщательно причесала ей голову, дала ей надеть ситцевый сарафан и повязала ей на шею свой собственный новенький ситцевый платочек. Аленушка пришла в господский сад так рано, что вся даже прислуга в доме спала, и успела вдоволь нагуляться в саду и во дворе и даже нарвать на лугу целый букет полевых цветов, прежде чем Лидочка встала. Этот день прошел для обеих девочек еще веселее вчерашнего, так как они уже совершенно познакомились, и Аленушка не дичилась больше.