Лидия Чарская - Синие тучки Страница 3

— Чего ты! Вот глупенькая!

— A ты разве не боишься?

— Ну, вот еще! И чего мне бояться, смешная!

— Да ты вспомни только, какая сегодня ночь, Маруся! Сочельник ведь. В эту ночь девушки гадают в деревнях. Всякая чертовщина мерещится…

— A ты разве веришь в это?

— Да… нет… A ты?

— Чепуха, я ни во что не верю. Все это глупости и вздор.

— Значит и то вздор, по-твоему, что в музыкальных комнатах, где мы на роялях играем, по ночам бродят привидения?

— Вздор. Я не верю!

— Ну, ты, душка, притворяешься.

— Дергунова, я всегда говорю правду! — разозлилась я.

— Ну, прости, Марусек, не буду… А только, знаешь что? Мне старшие говорили, что они слышали, как иногда в зазальных номерах слышится иногда музыка ночью. Кто-то играет там, уверяют они.

— Вздор! Вздор! И вздор! — начала я горячиться, — врут твои первые от большого ума! Ну, хочешь, я докажу тебе, что все это чепуха, Кира? Ты говоришь, сегодняшняя ночь — ночь привидений, и если ты что-либо увидишь или услышишь, так это именно сегодня или никогда. Пойдем в музыкальные комнаты, Кира! Хочешь?

Кира молчала минуту, глаза её стали круглыми от страха, потом она быстро схватила меня за руку холодной, как лед, рукой и прошептала:

— Хорошо. Согласна, идем! Только позовем Белку и Люду.

— Ну, нет, на это я не согласна, — горячо возразила я. — Если Белку взять — завтра же весь институт об этом узнает. А Люду… Знаешь, Кируня, Люду мне даже совестно приглашать… Она до сих пор не может оправиться от постигшего ее удара. Потерять так ужасно мать и брата в несколько дней! Не тревожь ее по пустякам, Кира. К тому же она устала и сейчас спит, и Белка спит тоже. Пойдем вдвоем.

— Ну, хорошо, пойдем! — нерешительно произнесла Кира, и я отличию видела по ней, что она трусила.

Мы наскоро накинули нижние юбки, платки и босые прошмыгнули в коридор. Миновали его, спуститься во второй этаж, где помещалась зала с примыкавшими к ней музыкальными комнатами. Дрожа от холода и страха, мы осторожно открыли дверь, ведущую из залы в музыкальные крошечные комнатки-номера, и вошли в один из них.

— «Этот» как раз подле! — шепнула мне Кира, — привидение играет в седьмом номере, а это восьмой. Значит рядом.

— Ну, вот и отлично! Да что ты трясешься? Боишься разве? — умышленно веселым голосом произнесла я, скрывая этим мое собственное странное волнение.

— Ну, вот еще! — храбро тряхнула головой Кира, в то время как руки её, холодные, как лед, вцепились в мои.

В комнатках было темно и жутко. Крошечные окошки, выходившие в сад, едва пропускали слабый неровный свет месяца. Белые лунные пятна ложились на пол.

Мы сели, обнявшись, на круглом зеленом табурете и стали тихо беседовать между собой.

— Как у нас сегодня славно в деревне! — говорила я. — Папа устраивает елку для крестьянских ребятишек. Они соберутся все в школу… Славные, румяные такие бутузы!.. Пропоют тропарь празднику, елку зажгут, гостинцы поделят, а там колядовать пойдут по деревне… Хорошо! А кругом-то сугробы, снег… Огни в избушках, а наверху звезды, без счета, без числа. Прелесть, как хорошо! А у вас хорошо бывает в этот вечер, Кира?

Она задумалась на минуту. Потом черные цыганские глаза её заискрились.

— И у нас хорошо! И у нас елка. В офицерском собрании или в нашей квартире. Ведь папа — командир полка… Он и устраивает елку для детей офицеров. Ужасно весело! Полковой оркестр играет… Дамы нарядные, веселые… Ужасно досадно, что так далеко наш город и я не мо……

Кира внезапно смолкла и глаза её округлились от ужаса… В соседнем номере совершенно ясно послышались тихая, красивая музыка… Вот она повторились… Вот еще и еще… Вот перешла в чудную, захватывающую мелодию.

Кира стояла белая, как мел, предо мною, щелкая зубами и вся дрожа, как в лихорадке. Я сама, должно быть, была не лучше… Всю меня трясло… Страх наполнил мою маленькую душу.

— Бежим! — прошептала Кира, и, схватившись за руки, мы кинулись бегом из комнатки.

Но в ту минуту, как мы перешагнули её порог, музыка разом прекратилась и прямо перед нами выросла высокая, тонкая, белая фигура.

— А! — прокричала Кира не своим голосом.

Я же, не помня себя, рванулась вперед прямо к белой фигуре и вдруг невольно отступила в удивлении.

— Люда? Ты!

Да, это была она, наша тихая, кроткая Люда, твердо переносившая свое большое горе.

— Простите! Я напугала вас. Ради Бога, простите! — заговорила она своим тихим печальным голосом. — Но я часто прихожу сюда ночью играть эту пьесу, которую играла покойная мама. Когда все стихнет и уснет, мне как-то лучше и приятнее мечтать здесь о мамочке и брате. Мечтать и играть мамину пьесу, которую я никогда ни при ком не играю. Я не знала, что напугаю вас! Простите!

— Полно, Люда! Разве ты виновата? — поспешила я успокоить девочку и крепко поцеловала ее.

Кира последовала моему примеру. Она была очень сконфужена теперь.

Потом мы все трое поднялись в дортуар, где металась насмерть перепуганная нашим исчезновением Белка.

С этих пор Кира не верила в существование привидений, а Люда уже не играла больше по ночам свою пьесу.

Экзамен

Мама перекрестила Наточку и отправила её спать…

Худенькая, темноволосая, с большими, немного испуганными глазами Ната или Сурочек, как её шутя прозвал за ее подвижное с тупым носиком личико папа, быстро вбежала в детскую.

Окно в детской раскрыто настежь. Около постели Наты и Варюши, ее младшей восьмилетней сестренки, возится горничная Саша.

— Саша, я постелю сама! — говорит Наточка, — можете идти… Варюшу я тоже раздену… Пока Варюша причесывается у мамы, я подучу немного к завтрашнему экзамену… Вы мне мешаете…

Саша кивает головою в знак того, что поняла барышню и уходит… Саша хоть и горничная, никогда ничему не учившаяся девушка, но прекрасно знает, что такое экзамен.

Экзамен — это что-то такое страшное, какое-то чудовище, которое несказанно пугает бедных учащихся ребятишек. Экзамен является то страшным чародеем, приносящим с собою слезы и горе, то радостным волшебником, дающим большое, огромное счастье… Наточка невольно задумывается о том, чем будет для нее завтрашний экзамен географии — страшным чародеем или добрым волшебником…

В окно детской тянутся яблони… Их белые, одуряюще пахучие цветы так красивы! Наточка протягивает руку, срывает один и долго вдыхает в себя чудесный, нежный, но пряный аромат.

Хорошо теперь в деревне… в их хорошеньком уютном имении Недальнем, куда они поедут сейчас же после экзамена: мама, папа, бабушка и она с Варюшей…

Сейчас же после экзамена…

Экзамен!

Наточка вздрагивает всем телом.

Экзамен по географии…

Самый страшный, самый неприятный…

Она готовится к нему три дня, усиленно вдалбливает в себя реки, горы, озера, моря и в голове девочки целая сеть, хитро сплетенная из всевозможных имен и названий…

Почти все, что нужно, прошла Наточка… Остался один билет… последний… Билет с островами… Самый страшный, самый противный. Наточка отложила его на вечер, но ничего не вышло… Сначала она качалась на качелях во дворе с дворниковым сыном Авдюшкой… потом учила служить Фру-фру, хорошенькую левретку… Потом дома спорила с Варюшей… Из-за чего — сама теперь не помнит.

В конце концов билет остался невыученным — самый страшный билет!

Надо его пройти ночью… Во что бы то ни стало пройти. Наточка первая ученица и ей никак нельзя «осрамиться» перед подругами.

У них и так черненькая Катя Ваницкая метит попасть на ее, Наточкино, место.

У Кати хорошие отметки, но все же несколько хуже Наточкиных.

Наточка учится хорошо. Даже очень хорошо… Только вот география…

Противная география! За географию у Наточки 9, когда можно было иметь 12.

Наточка садится на окно, раскрывает учебник и начинает твердить.

— Суматра… Ява… Борнео и Целебес! Суматра… Ява… Борнео и Целебес. Целебес! Целебес! Целебес!

И вдруг плутоватая улыбка пробегает по губам девочки.

— Остров Целебес, а учитель Целес…

Ужасно смешное имя!.. Учитель географии и вдруг Целес… А Целебес…

Наточка не доканчивает своей мысли, потому что как раз в эту минуту в детскую влетает ураганом ее младшая сестра Варюша и, тряся своими кудрявыми волосами, кричит:

— Ната! Ната! Расстегни мне платье сзади… Ты Сашу услала, я одна не могу.

Наточка расстегивает, а сама твердит:

— Суматра… Ява… Борнео и Целес… Нет, Целебес… Целебес… Целебес… Целебес…

— Ната, что ты ворчишь себе под нос? — осведомляется заинтересованная Варюша и ее быстрые глазенки любопытно сверкают.

— Молчи! у меня экзамен, — важно замечает Ната… Наточка разом затихает. Личико ее делается серьезным…