А. Валевский - Наследники Тимура Страница 3

«Да что же я скажу? — ужасалась она утром следующего дня. — Как я покажусь в классе? Что скажу классной воспитательнице, девочкам, пионервожатой?»

У нее было два рубля, которые ей оставила мать на школьный завтрак. Чтобы как-нибудь забыться и хотя бы на время избавить себя от неприятных и горьких дум, Люда пошла опять в кино. Но это не принесло облегчения. Тревога не проходила. К концу сеанса разболелась голова. Люда расплакалась и, боясь явиться домой зареванной, долго шаталась по улицам.

К трем часам дня, устав от беспокойного бродяжничества, она набралась, наконец, решимости и дала себе слово, что завтра явится в школу с повинной и все честно расскажет подругам, классной воспитательнице, старшей пионервожатой. Но утром, как только зазвенел будильник, ею вновь овладели страх и малодушие.

Так начались новые сутки…

В тот день, когда Аня Баранова встретила в трамвае Марфу Степановну, Люда сидела дома. Ею овладело такое тревожное состояние, что, когда раздавался у двери звонок, она каждый раз вздрагивала от страха. Кто-нибудь из жильцов открывал, и Люда беспокойно прислушивалась к голосам. Ей казалось, что все знают о ее проступке и вот пришли теперь, чтобы поймать ее, уличить. Она уже видела перед собой осуждающий взгляд классной воспитательницы, строгие глаза матери, много глаз, негодующих и строгих…

Таинственные спутники

Аня Баранова занималась в кружке рисования и живописи пятый год. Некоторые из ее пейзажей уже побывали на выставках детского творчества, а за «Утро в Разливе» она даже получила премию. Картину вывесили в одном из нарядных залов Дворца пионеров, по соседству с другими работами юных художников.

Аня любила бывать во Дворце. Он всегда так празднично весел. Многоцветно и ярко сияют радужные огни в огромных хрустальных люстрах.

У Ани здесь было немало знакомых, друзей, товарищей по кружку. Иногда, после занятий, она перебегала в главный корпус — оставалась там поиграть вместе со всеми, пела песни, танцевала. Но сегодня она заглянула только на минутку в библиотеку, сдала книги и, нигде не задерживаясь, торопливо прошла через шумные залы. Никакие веселые развлечения ее не прельщали. Тяжелой заботой лежали на сердце все последние школьные события, было много домашних заданий, и, кроме того, Аня обещала зайти вечером к Марфе Степановне, чтобы выяснить, наконец, эту странную историю с Людой Савченко.

Кое-кто из знакомых девочек окликнул Аню. Она на ходу помахала им рукой: дескать, некогда, спешу… и стала быстро спускаться по мраморной лестнице к гардеробу.

На нижней площадке стояли два мальчика. Один — лет тринадцати, с двумя нашивками на рукаве, второй — значительно старше. «Вероятно, вожатый отряда», — подумала Аня, увидев такой же, как и у его младшего товарища, отлично отутюженный шелковый пионерский галстук.

Она уже проходила мимо них, когда тот, которого она приняла за вожатого, решительно преградил ей дорогу:

— Ты Аня Баранова?

— Да! — остановилась Аня.

— Нам надо с тобой поговорить по неотложному делу.

— А что такое? — удивленно спросила Аня. — Я очень тороплюсь…

— Мы задержим тебя совсем немного. Я думаю, что лучше всего переговорить вот здесь.

Он указал на стоявший за колоннами вестибюля диван и взглянул на товарища. Тот молча кивнул головой.

— Идемте! — сказал незнакомец и слегка дотронулся до рукава Аниного свитера, потом сделал жест рукой, приглашая ее идти вперед.

Аня слегка покраснела от смущения и, направляясь к дивану, недоумевала: «Что это за странное и неотложное дело?» Она старалась вспомнить, где она видела этого высокого, худощавого, несколько сутулого мальчика в больших роговых очках.

Аня оглянулась. Мальчики молча шли за ней. Второй — круглолицый и плотный, с густым румянцем — показался ей тоже знакомым. Она только сейчас увидела у него в руках ярко блестевший серебром музыкальный инструмент — трубу, валторну или корнет, — она в этом не разбиралась.

— Сядем! — сказал худощавый вожатый и снова сделал едва заметный жест кистью руки, показывая на диван.

Аня послушно села. Она была заинтересована этой неожиданной встречей. Кроме того, в словах худощавого молодого человека, во всей его манере говорить, несмотря на мягкую сдержанность, чувствовалась спокойная, но сильная уверенность. Всем своим предупредительно-вежливым, но независимым отношением он как бы говорил: «К чему возражать?! Лучше послушай меня, и ты согласишься, что я прав!»

— Если только ненадолго, — неуверенно проговорила Аня, стараясь освободиться от этого влияния и тоже показать свою независимость.

Они оба сели по бокам дивана, и худощавый незнакомец, взглянув на часы, сказал как бы невзначай:

— Меня зовут Гриша Буданцев, а моего друга — Толя Силаев. Но это не имеет значения. Я сказал так просто, чтобы ты знала. Дело вот в чем: тебе угрожает небольшая опасность.

— Как так опасность? — не поняла Аня. — Что это значит?

— Ничего страшного!..

Буданцев опять посмотрел на часы.

— Сегодня в двадцать ноль-ноль на тебя готовится нападение. Оно будет совершено в подъезде дома, на одной из площадок или просто на лестнице. Словом, там, где это окажется удобным для нападающих.

Буданцев посмотрел на своего румяного друга, и тот утвердительно кивнул головой.

Аня проследила за ним взглядом: «Не смеются ли?» И хотя они оба были очень серьезны, Аня держалась настороженно: мальчишки способны на самую дурацкую игру и могут кто их знает что выдумать.

— Я же не кассир с деньгами! — сказала Аня, пожимая плечами. — Зачем на меня нападать? У меня ничего нет. Кто эти ваши нападающие?..

— Это не наши… — мягко поправил ее Буданцев. — Кто они? Трое мальчишек-хулиганов…

— Но с какой же целью? — все еще не веря, спросила Аня.

— Отобрать вот это… — Буданцев пощелкал пальцами по ее этюднику. — У тебя там есть что-нибудь еще, кроме красок?

— Нет! Только краски и кисти.

— А в папке?

— Рисунки и учебник «Истории средних веков»… ну, есть еще… письмо от подруги, — прибавила она и покраснела, улыбнулась смущенно.

Два друга переглянулись.

— Разреши нам взглянуть на эти вещи, — сказал Буданцев.

— Пожалуйста, пожалуйста! — растерянно пробормотала Аня.

Она отодвинула медные крючки и открыла этюдник. Потом развязала тесемки папки.

Не говоря ни слова, мальчики стали тщательно перебирать содержимое этюдника.

Аня смотрела то на одного, то на другого, — не понимая, что все это значит.

Несколько выпуклые близорукие глаза Буданцева под толстыми стеклами очков, кажется, особенно сосредоточенно осматривали вещи. Аня уже обратила внимание на эту подробность. Она увидела комсомольский значок, приколотый поверх кармана спортивной курточки.

— Непонятно! — сказал Буданцев, закрывая этюдник. — На что им понадобились краски?

— Может быть, хотят размалевать свои рожи, чтобы выглядеть пострашнее! — сказал насмешливо Силаев и впервые широко улыбнулся, сверкнув двумя рядами ровных белых зубов. Улыбка расползлась по всей его круглой физиономии, сделав ее еще румянее.

Глядя на эту веселую улыбку, Аня невольно рассмеялась:

— Вот чудаки!

Улыбнулся и Буданцев, но мягко и сдержанно, одни углами рта, отчего лицо его стало каким-то новым — лукавым и хитроватым.

— Я думаю, что эти «рожи» рассчитывают на что-то другое, более существенное. Например…

Он не успел договорить. По лестнице, держась за перила и прыгая сразу через несколько ступенек, промчался пионер. Увидев Силаева, он крикнул:

— Толька! Ну что же ты! Ну, тебя же ищут! Труби скорей!

Силаев быстро поднялся и схватил трубу.

— Иди, иди! — сказал Буданцев. — Мы тебя подождем.

— Я сейчас! Всего один сигнал! — отозвался Силаев и с удивительным для его полноты проворством стал подниматься по лестнице.

— Так вот, Аня Баранова… — сказал Буданцев, проследив за своим другом глазами. — Можешь не беспокоиться. Ты находишься в полной безопасности. У тебя будут надежные провожатые до самой квартиры.

— Откуда вы всё это узнали? — спросила Аня.

— От друзей, — уклончиво заметил Буданцев. — А теперь — второе дело…

Он посмотрел на часы и успокаивающе произнес:

— Сейчас мы пойдем. Вот какая просьба к тебе. Нам известно, что ты художница…

Буданцев опустил руку в карман и достал обыкновенную коробочку из-под канцелярских кнопок. В ней лежали два овальных бронзовых медальона, сделанных, по-видимому, вручную, но довольно искусно.

— Мы вставим сюда две пластинки гипса. Вот таких, — и показал ей два необточенных белых обломка. — Скажи, пожалуйста, ты можешь сделать на этих маленьких гипсовых овалах рисунки? В ближайшее время хотя бы на одном, а?