Николай Басов - Ключ к раздельному питанию Страница 3

При этом, разумеется, у меня появились друзья, и немалое их количество было изрядными выпивохами, любителями застолий, умельцами трапезы и веселья, каких у нас, в России, я действительно не встречал. Но это не те люди, которые озабочены своим здоровьем. Гораздо больше за столом оказывалось людей, которые лишь маскировались, что пьют. Для этого существуют свои методы. Умение, и даже манера, не допивать до дна, умение ловко пропустить тост, даже умение выплеснуть вино как бы при случайно взмахе – но не пить. Я думаю, что настоящие долгожители почти всегда были как раз из таких «виртуозов».

Конечно, имеются зафиксированные случаи, когда долгоживущий человек, чей земной срок подходит под столетие, изрядно закладывал за гаслтук на протяжении более-менее существенного периода. Но в таких случаях я про себя твержу, что без этих периодов этот человек прожил бы еще дольше, и вместо девяносто с чем-нибудь лет уверенно набрал бы сотню с гаком.

– Высокая двигательная активность.

И не просто активность, а такая подвижность, которая оставалась с долгожителем почти до самого конца, до его ухода. Это действительно серьезный довод. Считающийся очень надежным.

Он-то и послужил основанием к малоправдоподобному выводу, что практически любое движение есть фактор в высшей степени полезный, приводящий к тренированности и высоким жизненным кондициям.

Сейчас, когда у нас появилась ресурсный метод оценки здоровья, о чем будет подробнее рассказано в следующей главе, делается вывод как раз о неполезности этого «любого» движения, и этот фактор существенно пересматривается. То есть, он рассматривается так, что ресурс движения просто остался с долгожителем до самого конца, потому что он расходовался разумно, без напряжения, без чремерных трат, что и позволило «растянуть» его на весь отпущенный срок жизни.

Косвенным подтверждением этому служит довод, что почти все долгожители обитали либо в условиях высокогорья, что мало способствует активному движению по причине разреженности воздуха, либо в условиях морского промысла, как в Японии, то есть того самого добывания пищи, которое носит периодический и в целом менее напряженный характер, чем, скажем, земледелие. Потому что море богато пищей, как ни одна другая сфера человеческого хозяйствования, к тому же добывание ее связано, главным образом со статическими, а не динамическими физическими нагрузками. При этом, разумеется, следует отметить, что добыча пропитания носит домовый, натуральный, а не товарный характер, когда все, за что не возьмись, требует чрезмерного расходования сил, гипреактивности, в том числе и двигательной.

– Ненапряженность интеллектуальной жизни долгожителей.

С этой позицией я не хочу соглашаться, потому что как нормальный городской житель, скучаю, если мое внимание не задействовано. Но и не могу не согласиться, как только берусь ближе познакомиться с описанием образа жизни почти каждого из известных мне долгожителей.

Да, это были неглупые люди, с вполне развитыми мозгами… Которыми они, к счастью для себя, очень неохотно пользовались. Просто, им это было не нужно. А нам, как бы мы не стремились выделись именно процессы мышления для полноценной, по нашему понятию, жизни, следует просто отметить то, что мы видим. И расслабленность внимания, его необязательность, неконцентрированность, или как говорят иные психологи – образ жизни с низкой аллертностью – следует принять во внимание как альтернативу нашему взбалмошному и не очень здоровому, как оказывается, многодуманью.

– Режимный сон, часто послеобеденный сон.

Значение сна часто недооценивалось, как это не покажется кому-то странным. Нет, физиологи и неврологи очень много приписали этому странном состоянию, главным образом из области перегруппировки дневных и прочих впечатлений. Но обвинение, что это «потерянное» для жизни время, что это слишком пассивное состояние, которое, якобы, мешает, физиологической «вздрюченности» – прошу прощения, другого слова не подберу, – которая единственно-де призвана бороться с жировыми накоплениями, и многое прочее в том же духе – то и дело долетает до публики. И потому ко сну были «приложены» самые строгие оценки, все больше негативные.

И лишь сейчас становится ясно, что спокойный, режимный, почти всегда «досыта» сон позволяет сохранить важнейшие ресурсы – нервную систему, физиологическую работоспособность многих составляющих тела, от желез внутренней секреции до глазного хрусталика, и просто, «без затей» нормализует все физические нагрузки. Что в челом и позволяет телу восстановиться после любой растраты.

А послеобеденный сон так вообще приводит тело к самому «грамотному» пищеварению – усваивает то, что необходимо, и выбрасывает то, чего в теле имеется в избытке. И тут почти ничто – ни расслабленное чтение, ни тем более трудовые «встряски», как советовали еще десяток лет назад самые решительные физиологи, – не может с этим сном сравниться. Послеобеденный сон – едва ли не самый наглядный пример правильности ресурсной оценки организма – во всем блеске предстает именно в практике долгожителей. И почти неизменно, во всех случаях, в каждодневной практике каждого из этих людей.

– Холод.

Вот с этим физиологи, скорее всего, не ошибаются. Охлаждение тела всего на один градус способно чуть не удвоить срок нашего земного существования. Но если охладить тело по каким-то не до конца изученным причинам не удается, хотя многие представители животного царства делают это без труда, то привычка к холоду должна быть воспитана в каждом, кто хочет быть хотя бы элементарно здоровым.

Надо сказать, что в противовес общепринятому мнению, русские довольно плохо оносятся к этому несомненному фактору долгожительства. Почему-то мы считаем, если у нас суровые зимы, если на нашей территории находится мировой полюс холода, значит, мы самые стойкие. Ничуть не бывало! Идешь по улицам наших городов, и видишь почти одно и то же – переутепление, толстенные шубы, шапки, в которых можно прожить не одни сутки даже на Оймяконе. А холода-то эти люди должны хлебнуть только по дороге от автобуса до метро… Особенно плохо приходится детям, тех вообще кутают, словно они деревенские малыши, вышедшие из дому на полдня, и даже тогда всех этих рейтузов, шерстяных свитеров и ворохов меха было бы много.

Японцы все свои зимы, которые тоже случаются почти целиком в минусовом режиме, проводят в легких, синтетических курточках, не отличающихся от тех, к которых они переносят осень. Толстое пальто – скорее всего «представительский» вид бизнесмена, и то, если он не очень озабочен своим здоровьем. А латиноамериканцы вообще проводят зимы в пончо, лишь иногда поддев под них чуть более плотные, чем летом, штаны или юбки. И ведь проводят на свежем воздухе куда больше времени, чем наши горожане, и иногда попадают в серьезные холода даже летом… А все равно – не переутепляются. И правильно делают, нам бы так. Глядишь, куда меньше простуд да насморков сделалось бы.

– Герметичность психической сферы.

Для меня это наименне любимый признак долгожителя. Я люблю людей с очень широкой, подвижной психикой, остро реагирующих, бойких во всех жизненных проявлениях, многим интересующихся. Они мне нравятся потому, что я сам, должно быть, с ними не скучаю, они «работают» и живут в одном, примерно, ритме со мной. Я с ними чувствую себя привычно, условно говоря, в «московском» мире, там, где проигрывает тот, кто спит на ходу и не высовывает носа за свои самые неотложные обязанности.

И все-таки, вынужден признать, ускоренность повседневной жизни, всех основных реакций и слишком широкие, почти безграничные интересы – плохой помощник для тех, кто собирается перейти рубеж личного столетия. Скорее даже наоборот – это прямая помеха долгожителю.

По многим замечаниям тех, кто описывал столетних старцев и старушек, они едва ли отдавали себе отчет, что их телевизор способен показывать новости, что на свете существуют газеты, что иногда интересно узнать весть о людях, которых ты сам никогда лично не встретишь. Для этих стариков даже весть о жизни соседнего села куда как часто казалось избыточной, и воспринимали они ее весьма неохотно. А в одном из своих комментариев американская исследовательница назвала своего собеседника, весьма долгоживущего патриарха – «ужасающе самодостаточным эгоистом».

Конечно, этот фактор может быть весьма неприятен, но он замечен, часто, как в случае со мной, с негодованием, и его следует иметь в виду. Кому-то он может показаться всего лишь следствием той черты долгоживущих, которую я привел ранее, назвав «ненагруженностью интеллекта». Все же, полагаю, это что-то другое. Это уже не желание думать лишь о своем, личном, но коренная убежденность, что значение имеет лишь то, что касается непосредственно твоей жизни. Это установка, а не умственное упражнение. Тщательным образом отработанная характерологическая особенность, а не манера поведения или мышления, и – повторю – долно быть осмысленно особенно точно, конкретно, полно.