Леонид Жариков - Судьба Илюши Барабанова Страница 30

— Это старомодная игра. Лучше мы вам новую игру покажем. Называется она футбол. Игра английская. «Фут» означает — ступня, а «бол» — мяч.

— Давай и мы пойдем? — тормошил Илюшу Степа.

— Иди, я не хочу.

— А меня примут, как думаешь?

— Не знаю…

Поль не забыл, зачем пришел на Солдатскую улицу. Он давно поглядывал на окна Дунаевского дома, ожидая, что Илюша выйдет. Потом заметил его в окне и подошел сам, поприветствовал Илюшу скаутским салютом, подняв пальцы на уровне плеча, потом подозвал друзей, и они по его команде трижды прокричали: «Болящему брату Илье Барабанову гип-гип ура!» Ребята с Солдатской улицы подумали, кто с завистью, кто с радостным удивлением: вон с кем водит дружбу «шахтер»!

Увидев, что Илюша все еще в бинтах и на улицу не выйдет, Поль организовал игру у него под окнами.

Перво-наперво Поль надул мяч, да так сильно, что ребятишки с недоверием ощупывали упругие круглые бока. Гога с Афоней разметили площадку, из двух кирпичей соорудили ворота, и Поль стал объяснять правила заморской игры. Всех заворожили новые слова: «корнер», «аут», «инсайт», «хавбек». В воротах стояла Варька и называлась «голкипер».

Когда началась игра, ребята погнались за мячом толпой, бестолково кричали, толкали друг друга. Горячее всех играл Степа. Его немилосердно «ковали», но он, поморщившись от боли и похромав, снова бросался в гущу свалки, поднимая концами длинных штанов облака пыли.

Новая игра так увлекла ребят, что они долго не отпускали Поля и его друзей.

— Павлик, когда еще придешь? — спрашивали они.

В ответ Поль сказал:

— Теперь мы вас ждем к себе. Приходите, мы с радостью назовем вас братьями.

Когда скауты ушли, Егорка набил соломой чулок, и ребята дотемна терзали его босыми ногами. Потом Левка, по прозвищу Шаляпин, по примеру скаутов выстругал посох, остальные свили из веревок лассо и набрасывали их на заборы, друг на друга, на девчонок, которые с визгом разбегались.

Штаб-квартира калужских скаутов помещалась в здании бывшей духовной семинарии. В нижнем этаже, где окна были зарешечены изнутри, находился огромный гимнастический зал.

Степа подкрался и стал наблюдать. Сощурив глаза, он уткнулся носом в оконное стекло и долго не мог разобрать, что происходит. Потом он подал знак Илюше, и ребята стали наблюдать вместе.

— Дерутся… — сказал Степа и отодвинулся, чтобы другу было виднее.

В зале двое в белых костюмах и с проволочными сетками на лицах состязались на рапирах. Скоро бой кончился, и тот, кто был повыше, снял с лица сетку. Ребята узнали Поля. Вторым был Гога Каретников. Они поставили к стене шпаги и начали снимать с себя белые мундиры.

Боясь, как бы их не заметили, ребята крадучись отошли от окна.

— Вот это жизнь! — с завистью и восторгом проговорил Степа. — Только нам не мечтать об этом!

Илюша понимал, что, говоря «нам», Степа имел в виду себя, свою подслеповатость, из-за которой его в скауты не примут. Но ребята сговорились «дружить на пару», а если так, то либо вместе, либо ни тот ни другой! Правда, Илюша не очень стремился к скаутам, чувствовал к ним неприязнь, хотя и не мог объяснить себе причину ее.

Так бы ничем и окончился поход к штабу скаутов, если бы дальше не произошло прямо-таки сногсшибательное событие.

На углу улицы они столкнулись с двумя девочками. В одной Илюша узнал Валю Азарову, другая не была ему знакома. Девочки за кем-то следили, прячась за стволами деревьев. Валя была так увлечена, что не узнала Илюшу и даже не посмотрела на него.

Странное поведение девочек заставило Илюшу и Степу насторожиться и, в свою очередь, следить за ними.

Все объяснилось очень скоро. На другом углу улицы появился Митя Азаров. Поглядывая издали на скаутский клуб, Митя прохаживался по тротуару, и было видно, что он кого-то ожидает.

Девочки застигли Митю врасплох, вышли из-за укрытия, и Валя принялась стыдить брата:

— А еще комсомольский секретарь!..

— Чего тебе? — удивился Митя, узнав сестру. Вместе с тем чувствовалось, что он растерялся.

— Знаем, кого ты ждешь… И не стыдно?

— Не твое дело, иди домой!

— Поповну ждешь… Может, в церковь пойдешь молиться?

— Дождешься ты у меня… — проворчал Митя, а самому и в самом деле сделалось стыдно. — Не вмешивайся в чужие дела. Проваливай отсюда!..

Валя, рассерженная, вернулась к подруге, и они ушли, оглядываясь на ходу.

В эту минуту из клуба скаутов выбежала Тина. Она осмотрелась по сторонам, увидела Митю и побежала к нему через дорогу.

— Понял? — многозначительно спросил Степа.

Илюша ничего не понял.

— Любовь зла, полюбишь и козла… — сказал Степа загадочно и со знанием дела.

— Какой козел, где?

— Митька твой… Прикинулся черт ягодкой…

— Ничего ты про Митю не знаешь. Он хороший.

— Хороший, а Тину присушил.

— Как присушил?

— Очень просто: не наглядится на нее, не надышится…

— Что ты выдумываешь, Степа?

— Ничего не выдумываю, факт есть факт… — Степа усмехнулся. Он знал, что в этих тонких вопросах его приятель телок телком. Подумать только, Варька его поцеловала, так он со стыда чуть не сгорел! Уж кто-кто, а Степа знаток в этих делах…

Снова потянулись дни пастушьего лета с изнуряющим зноем, с поникшими от жары листьями. Даже птицы сидели на ветвях, разинув клювы.

Встреча с Цезарем была трогательная. Бык увидел пастушка и замычал, точно чувствовал вину перед ним.

— Ишь, любит он тебя, — сказал Михеич.

Цезарь доверчиво потянулся губами к букету синих колокольчиков в руках Илюши — пришлось угостить. Жуя цветы, бык покосился на Адама — с ним примирение еще не наступило.

Разговор с Тиной оставил в душе глубокий след. Но сейчас почему-то легенда о Георгии Победоносце вызывала в нем протест. Илюша продолжал легенду в своем воображении и сам удивился, как получалось интересно.

…Вот Георгий Победоносец, прикончив змея, подъехал к царю. Слез он с коня и опустился перед ним на колени. Царь сказал ему: «Спасибо тебе, прекрасный витязь, что ты спас мою дочь-царевну. Я отдам тебе ее в жены, и сам ты станешь царем». — «Спасибо, господин царь, ваше величество, — ответил рыцарь Георгий Победоносец. — Буду служить верой и правдой, только отдайте мне в прислуги рабыню-сиротку». — «Что хочешь бери, благородный рыцарь, — говорит царь, — для тебя ничего не жалко. Бери сколько хочешь рабынь и угнетай их».

Но тут появился бы красный командир Буденный и закричал Георгию: «Эй, отпусти рабыню, нельзя угнетать бедных людей!» — «А ты кто такой, что указываешь мне?» — спросил бы Георгий. «Буденный я, вот кто!» — «А мне все равно, хоть ты и Буденный, я на тебя чихал!» — «Если так, то давай вдаримся», — предложит Буденный. «Давай!» — «А не боишься, царский подлабузник?» — «Я самого дракона убил, — ответит Георгий, — а тебя в два счета побью». Схватит он копье и прыг на белого коня! «Налетай!» — закричит Буденный, а сам шашку вытащит из ножен.

У Победоносца зеленое знамя с вышитой белой лилией, пику выставит и мчится. А Буденный ничуть не испугался бы, передал рабыне-сиротке красное знамя: мол, подержи минутку, а сам навстречу Георгию. Кони храпят, из ноздрей пламя. Взмахнет Буденный шашкой и выбьет из рук Георгия копье. Вмиг забудет рыцарь про свою победу, и давай бог ноги — только копыта засверкают.

«Держи его!» — закричит Буденный, а сам со смеху будет покатываться. Потом вернется к рабыне-сиротке и спросит: «Видала? Так ему и надо, царскому лизоблюду. Давай знамя и садись на коня». Поднимет Буденный ее в седло и скажет: «Не бойся, мы всех победоносцев с земли метлой сметем!..»

Даже весело стало от такого конца святой легенды. Рассказать о ней Степе — обидится, будет ворчать: дескать, грешно так сочинять про святых людей. А Тина? Почему-то казалось, что она улыбнется, когда узнает, как Георгий Победоносец испугался Буденного. Зато Поль, наверно, стал бы на защиту Георгия. Ну и пусть!

Илюша лежал на теплой земле. Высоко в небе, над вершинами сосен, парил черный ворон.

Глава двенадцатая

ЦАРЬ-ГОЛОД

Волга! Волга… Весной многоводнойТы не так заливаешь поля,Как великою скорбью народнойПереполнилась наша земля.

Будто в насмешку над людским горем, в то засушливое лето в небе разгорались красные зори: по утрам золотистые, переходящие в ярко-лимонный оттенок, вечером нежно-бирюзовые, почти зеленые, с высокими звездами. Эти зори, по народным приметам, предвещали беду.

С апреля не выпало ни капли дождя. Солнце иссушило землю, и на дорогах лежала рыхлая горячая пыль. Ребятишки бегали по ней босиком, и пыль вздымалась клубами, висела в воздухе, оседая на деревьях, заборах, крышах домов. Сады весной зацвели рано, но под палящими лучами солнца яблоневый цвет свернулся и опал.