Людмила Матвеева - Мы в пятом классе Страница 32

Унесли своих толстощёких хомяков Оля и Лариса. Унесла чёрненького пинчера Оля Горелова. Колбасник уволок своих тритонов.

— Вова! А почему не пришёл Серёжа? — спохватилась Нина Алексеевна.

— Он никак не мог, — ответил Вовка. — У него ухо болит.

— Знаю я ваши уши, — на всякий случай устало сказала учительница.

Все расхохотались. Таня стояла, краем глаза следила, куда пойдёт Максим. Может быть, он подойдёт к ней? Может быть, скажет что-нибудь? А Максим сидел на корточках перед Чарликом, гладил его. И Людка стояла рядом.

— Какая порода? — спросил Максим.

— Помесь терьера со шпицем.

— Дворняга, значит, — сказал Максим.

— Ничего подобного, — обиженно протянула Людка, — помесь терьера со шпицем.

— Славный, — мирно сказал Максим.

Он всё гладил Чарлика. Тане так хотелось подойти. Ну почему она не смогла подойти к ним? Людка — подруга, Максим — это Максим. Любой человек из класса мог подойти к нему, спросить что-нибудь. Любой. А Таня не могла. Все другие без сложностей. А Таня со сложностями. Поэтому ей так трудно.

Наконец решилась!

— Людка! Я пошла!

А Людка? Глянула через плечо, небрежно. Кто это там ей, Людке, мешает с человеком разговаривать? Не остановила, не сказала: «Подожди, Таня, вместе пойдём». Махнула рукой неопределённо — не то приветливо, не то равнодушно.

А Максим? Он треплет Чарлика за ухом.

Тане становится очень-очень грустно. А почему, собственно? Что с ней такое творится? Ей кажется вдруг, что у Людки хитренькая лисья мордочка и нахальный взгляд. Что за новости? Людка же её подруга. Получается так: если Людка не подошла к Максиму и не поговорила с ним — она хорошая, славная Людка. А если подошла и поговорила, позволила собаку Чарлика погладить — то она плохая Людка с хитрым личиком? Нет, так не годится. Людка ни в чём не виновата.

А Максим? Разве Максим сделал что-нибудь плохое? Ему дали поиграть с собакой, а он так любит животных. Да, Тане горько, Максим сегодня ни разу не взглянул на неё. Но не может же он всё время на неё смотреть. Иногда смотрит, а иногда не смотрит.

В тот день, когда они вместе ходили до универмага и обратно под тихим крупным снегом, который плыл в синем воздухе, Максим всё время смотрел на Таню. Тогда был такой день. А сегодня другой день. Мало ли вокруг интересного, на что Максиму хочется смотреть? Вот собака Чарлик, например, лохматая и смешная. И глаз совсем не видно, одни вихры торчат. Очень, очень симпатичная собака.

Девочка с попугаем

Серёжа достал с антресолей большую сумку, постелил в неё мягкую серенькую подстилку. Потом он подозвал Звёздочку и Пашу. Конечно, Звёздочке не понравилось в сумке. Звёздочка умная кошка, она понимает, что сидеть у тёплой батареи или в уголке дивана приятнее, чем в сумке с «молнией». В сумке сидеть тесно и обидно. А Пашке и в сумке хорошо. Он ещё маленький и наивный, Пашка. В сумке так в сумке. Звёздочка хотела выпрыгнуть, но Серёжа затолкал её обратно, и она смирилась. Умные умеют смиряться. А Пашка сразу хорошо устроился в этой большой, пропахшей апельсинами сумке. Он сунулся к мамкиному животу и задремал.

Серёжа шёл со своей сумкой длинной узкой улицей. Он почему-то шагал всё быстрее, как будто куда-то спешил. Но спешить ему некуда, он не знал, куда идёт.

Начиналось воскресенье. Прошли, громко разговаривая, мальчишки с хоккейными клюшками и спортивными сумками через плечо. Последние холодные дни, мальчишкам хочется наиграться в хоккей до следующей зимы. Солнце светило нетёплое, жёлтое. Снег уже был тёмный, некрасивый.

Серёжа увидел скульптуру лошади. Он видел её много раз, но никогда не приглядывался — пройдёт мимо и даже не подумает о ней. Стоит скульптура лошади, ну и пускай стоит. Его это не касалось. Почему же сегодня он остановился перед ней?

В сером двухэтажном доме ветеринарная поликлиника. Она стоит среди берёз, а перед входом в поликлинику — скульптура лошади на высоком белом пьедестале. И сама лошадь тоже белая. Ноги у лошади тонкие, сильные. Длинная умная морда, уши торчком. Она смотрит своими белыми глазами на улицу, по которой несутся грузовики, автобусы, такси.

Почему тут поставили лошадь? Неужели и лошадей водят лечиться в ветеринарную поликлинику? Значит, в городе есть люди, у которых дома, в московской квартире, живёт лошадь? И никто не говорит: убирайся со своей лошадью, чтобы я больше её не видела. Никто не кричит: у меня не лошадиная ферма. Лошадь, целая лошадь, большая, с копытами — и не мешает. А кошка и котёнок на мягких лапках, тихие, уютные, ласковые и чистые — помешали. Мама ушла утром в свой овощной магазин, громко хлопнула дверью — значит, злость за ночь нисколько не прошла.

Серёжа стоит около ветеринарной поликлиники. Он немного приоткрыл сумку, чтобы кошки дышали. Они привыкли к свежему воздуху, у них дома всегда открыты форточки. Звёздочка высунула из сумки голову, осматривает улицу, тихонько мяукает. Люди идут мимо, видят мальчика с кошкой в сумке. Ну что ж, наверное, заболела кошка, и мальчик понёс её сюда, в ветеринарную поликлинику. Там её вылечат, там лечат всяких зверей.

Серёжа вспоминает один разговор, который он хотел бы никогда не вспоминать, тем более сегодня.

Вовка сказал однажды:

«Знаешь, в ветеринарке оставляют своих собак и кошек. Приносят и сдают насовсем».

«Зачем? — спросил Серёжа. — Зачем свою собаку или кошку сдавать насовсем?»

«Откуда я знаю?» — ответил Вовка.

Они сидели на рисовании. Учительница рисовала на доске кувшин и велела им в альбомах тоже рисовать кувшин.

Вовка нарисовал кривой контур и сказал:

«Разные бывают обстоятельства. Нельзя больше держать дома, вот и отдают в ветеринарную».

«А в ветеринарной? Что с ними там бывает? Так и живут в поликлинике, как в интернате?»

Серёже тогда представилась большая комната, по ней разгуливают десятки разных кошек. Котята бегают, играют. Мяуканье, мурлыканье, весёлая возня. А в другой большой комнате — собаки — курчавые пудели, суровые овчарки, боксёры с приплюснутыми носами и обвислыми щеками. А у огромных гладких догов длинные, как плётка, хвосты.

Вовка помолчал, потом ответил шёпотом, потому что учительница рисования на них смотрела сердито.

«Может, как в интернате. Я не знаю, я там никогда не был. Слыхал, что сдают — и всё. Тех, которые стали не нужны».

Серёжа стоял перед воротами, смотрел на холодную белую лошадь. В сумке возились тёплые живые кошки. Он не мог представить себе человека, который может сдать собаку или кошку. Как же так? Раньше кошка жила у этого человека, человек любил эту кошку, привык к ней. А потом вдруг она стала ему не нужна. Неужели есть такие люди? А может быть, Вовка перепутал? Да, наверное, он перепутал. Вовка очень умный, но иногда он путает.

Из ворот поликлиники вышла девочка в белой шубке и белой пушистой шапочке. Она несла клетку, завешенную тёмной шалью. Под шалью пищала птица. Девочка наклонилась к самой клетке и говорила:

— Тихо, Кирочка. Кирочка, не надо волноваться.

Серёжа засмотрелся на девочку. Вдруг из-под шали тонкий скрипучий голосок крикнул:

— Надоело! Надоело! Спать пора!

Слова звучали так отчётливо, что Серёжа не поверил своим ушам. Он подошёл совсем близко к девочке и смотрел то на клетку, где сидела говорящая птица, то на девочку в белой шубке, то опять на клетку.

— Что ты так смотришь? — спросила девочка. — Попугаев никогда не видел?

— Не видел, — честно сознался Серёжа. — Дай посмотреть, а?

— Кирочка простудится. Пошли в подъезд.

В подъезде было тепло. Она откинула чёрный платок, в клетке сидел маленький сероватый, невзрачный попугай. Он склонил свою голову набок, посмотрел на Серёжу и крикнул:

— Здоро́во! Надоело! Спать пора!

— Умный, — сказал Серёжа и засмеялся.

— Попка дурак! — крикнул попугай.

— Сама его научила?

— Нет, его учила моя бабушка. А мне он учёным достался. Одиннадцать слов знает Кирочка, умница мой миленький. — Она снова накинула на клетку платок. — Так ему теплее и спокойнее.

Девочка прижала клетку к животу, обхватив её обеими руками.

Очень симпатичная была девочка. Ещё полчаса назад Серёжа не знал её, даже не подозревал о её существовании, а теперь стоит с ней и разговаривает так, как будто всю жизнь с ней знаком. Из-под пушистой белой шапки выглядывают тёмные серьёзные глаза. И шубка у неё белая. От этой белой пушистой одежды девочка кажется нежной, беззащитной. Если бы эту девочку кто-нибудь обидел, Серёжа сумел бы её защитить. Он бы даже хотел, чтобы кто-нибудь прямо сейчас попробовал обидеть девочку в белой шубе, чтобы прямо сразу, не откладывая, он мог за неё вступиться. Пусть бы она увидела, что он совсем не трус, этот мальчик с большой сумкой, из которой торчит кошкина голова. Но никто не собирался обижать девочку в белой шубе.