Мари-Од Мюрай - Мисс Черити Страница 33

С этой распутницей!

Потом я призналась, что мадемуазель вышла замуж за герра Шмаля.

За своего совратителя?!

Потом — что у них родился ребенок.

Несчастный.

И наконец, что я — его крестная мать.

Крестная этого дитя порока!!!

Но, мама… они ведь женаты.

Вот именно.

Еще два месяца ушло на то, чтобы уговорить маму принять их у нас в гостях.

Как, говорите, их фамилия?

Шмаль, мама.

Какая-то иностранная, никак не выговорю. Даже речи быть не может, чтобы принимать их в большой гостиной.

Просто чай на кухне.

На кухне? Как у вас язык поворачивается такое говорить! Чтобы я пила чай на кухне?! Вместе с кухаркой!

Но я думала, раз вы не хотите их видеть…

Маму терзало любопытство. Она приняла «этих, как их там» в большой гостиной, взглянула на дитя порока и постановила не терпящим возражения тоном, каким обычно дают клятвы, что у него нос картошкой. Хотя носик у малыша был острый, в точности как у его мамы. Герр Шмаль доверительно сообщил, что младенец — исключительный. Когда гости ушли, мама еще какое-то время оставалась погруженной в задумчивость.

Никак не пойму, вроде рук у нее было две, когда я ее нанимала?

Став крестной Ноэля, я могла теперь свободно посещать «Мечты о розах», не убегая из дома через черный ход. Навещая маленького крестника в первый раз, за неимением денег я подарила ему свой акварельный рисунок.

Какой все-таки у вас талант! Ваши рисунки многим бы понравились. Вчера мне как раз рассказывали об одном издательском доме «Вандерпрут», они печатают поздравительные открытки ко дню рождения и Рождеству — знаете, такие, с оленятами, снегом, гирляндами. И на них еще написано «Счастливого Рождества!».

Ульрих, Ульрих, не станет же Черити рисовать поздравительные открытки!

Думаете, кто-то купит мои рисунки?

Я покраснела и притворилась, что меня это совсем не интересует.

Почему бы и нет! И потом, молодой девушке не помешает немного финансовой независимости.

Если бы у меня были деньги, я бы покупала подарки и…

Я уточню подробности.

Спустя два дня Ульрих сообщил, что рисунки животных, наряженных как люди, можно показать некому заинтересованному в них мистеру Оскару Дампфу. Шмаль уже показал ему одну мою акварель, и тот предложил платить по фунту за каждую. Целый фунт за акварель? Шесть фунтов за шесть акварелей! Для меня — целое состояние! Я ринулась лихорадочно рисовать своих любимчиков, надев фартук на Милдред, жилет — на Питера, чепчик с кружевами — на Кука. Я изображала весенний сад и занесенную снегом опушку в лунном свете, курящего трубку Питера и Милдред, метущую веником пол. Я припоминала, что именно смешило Эдмунда, когда я развлекала его наскоро сочиненными историями о кролике. Наконец, выбрав шесть акварелей, я передала их с Глэдис мистеру Дампфу в его кабинет на Флит-стрит. Глэдис вернулась с письмом.

На вашем месте я б оставила того, самого молоденького, актера. Этот ваш Дампф поперек себя шире. Прямо как бочка.

Благодарю, Глэдис.

Письмо мистера Дампфа гласило:

Дорогой м-р Тиддлер.

Я получил ваши картинки и они мне згодятся. Прошу придти завтра в мой кабинет расчитатся.

Ваш

Если закрыть глаза на кое-какие ошибки, а также на небольшое недоразумение с моим полом, письмо произвело на меня самое благоприятное впечатление, и я сразу размечталась о тех приятных мелочах, в которых мне с детства отказывали, но которые могли стать теперь доступными благодаря так легко заработанным шести фунтам. Я бы пошла посмотреть на восковые фигуры мадам Тюссо и за дополнительный шиллинг подрожала бы в Кабинете ужасов; остановилась бы у тележки уличного торговца, купила кусочек кокоса за пенни; а еще принесла бы домой пышные кексы и съела бы, щедро поливая растопленным сливочным маслом. Это для начала. Потом я бы продала еще рисунки и накупила бы себе ленточек, кружев и шляпок, как кузина Энн, которой всегда выдавали карманные деньги.

На следующий день я бы многое отдала за то, чтобы герр Шмаль меня сопровождал. Я не могла поведать родителям о своем замысле, поэтому в издательский дом «Вандерпрут» пришлось добираться украдкой. Я представляла себе внушительное здание с одетым в ливрею швейцаром у входа. Но оказалась в безлюдном дворике, в глубине которого скрывалась стеклянная дверь с вывеской: «ДАМПФ. Стучите громче и входите».

Так я и сделала. Внутри, к моему облегчению, никого не оказалось. Множество коробок (некоторые валялись перевернутыми), везде башни из книг, даже на полу, и стол, на котором корреспонденция лежала вперемешку с какими-то объедками. У меня дрогнуло сердце при виде рисунка с моим Питером (курящим трубку) на пивной кружке.

Кто там?

Я к мистеру Дампфу.

Это я. М-м-м, по какому вопросу?

Глэдис оказалась права. Он действительно был похож на бочку; казалось, ему легче катиться, чем ходить.

Это по поводу акварелей…

М-м-м, мистер Тиддлер не смог прийти?

Я и есть… видите ли, случилось небольшое недоразумение. Я автор этих работ.

Да? (Задумывается.) М-м-м-м…

Он огляделся по сторонам, очевидно, ища стул, который можно было бы мне предложить. Но все стулья оказались заняты самыми разнообразными вещами, и он сдался.

Шмаль вам уже сказал, полагаю. Один фунт?

Я, краснея, подтвердила. Он тяжело смотрел на меня в упор; его манеры показались мне не слишком располагающими.

У вас еще есть? Нам нужны свинки, играющие на скрипке, или кошка с мандолиной на веревочной лестнице.

Я начала беспокоиться: не сбежал ли, часом, мистер Дампф из психиатрической лечебницы?

Я еще никогда не рисовала кошек… с мандолиной. Но могу попробовать.

Не беспокойтесь о сходстве. Главное, чтобы смешно.

А те работы, что я вам отправила? Вы писали, что они вам сгодятся…

Да? Ах да, м-м-м. Но я плачу за дюжину. Один фунт? Нарисуйте свинок, танцующих свинок со скрипками. Или с дудочками. Вот таких.

Он изобразил свинку, стоящую на задних ногах и насвистывающую на дудочке. Мне захотелось побыстрее уйти, и, пообещав еще шесть акварелей, я попятилась к двери.

Неделю я провела, подыскивая подходящие изображения свиней в книгах с картинками и даже в музее. Тут следует отметить, что изобразительное искусство, как выяснилось, испытывает явную нехватку свиней, и мистер Дампф, похоже, решил восполнить это упущение. Только перспектива заработать двенадцать фунтов смогла убедить меня все же взяться за пляшущих свинок с дудочками.

У меня не было большого желания возвращаться одной в контору издательского дома «Вандерпрут». Но герр Шмаль разрывался между новорожденным младенцем и только что открытой школой. Поэтому я снова ускользнула из дома через черный ход — с ужасом в душе и со свинками в папке для рисунков. Мистер Дампф (очевидно, проживающий в глубине своей конторы), как и в прошлый раз, возник будто ниоткуда. Я наконец выложила свинок ему на стол.

Это… это что же, свиньи?

Ну да. Вы ведь сказали…

Играют на дудках?.. Нет, такое уже никто не покупает. Есть спрос на лягушек в балетных пачках. Вот таких.

Мистер Дампф грациозно сложил руки над головой, а ноги — в третью позицию.

Вы, верно, насмехаетесь надо мной, сэр.

Я? Нет же, нет. Но эти покупатели открыток, они весьма капризны. Только покажется, что им нравятся аллигаторы на коньках (а вы знаете, как их сложно рисовать), а им уже подавай, м-м-м, пингвинов, играющих на волынке.

Пока мистер Дампф распространялся об аллигаторах и пингвинах, у меня зашумело в ушах. Лишь крайнее негодование помогло совладать с собой.