Кристина Рой - Пробуждение Страница 36

Следующим подписался Людвиг Галь, и так заполнилась вся страница книги.

Мать пастора не знала, что там происходило. Она только видела, что один за другим люди ставили подписи, потом, стоя, молились и после молитвы запели: "Благодать Господа Иисуса Христа, и любовь Бога Отца и общение Святого Духа да будет с нами. Аминь".

"Ах, что он наделал?! - ломала руки мать пастора. - Что другие пасторы скажут об этом, когда узнают? " Да, это действительно был важный вопрос, но в тот момент, когда пастор Моргач пожатием руки прощался с каждым из его братьев и сестер, он был так счастлив, что об этом вопросе даже и не подумал.

Глава 17

Что лучше удачного сюрприза? В субботу вечером неожиданно приехал домой студент Михаил Ужеров, чтобы провести с семьей пасхальные каникулы. Целый год его не было дома, и никто, кроме отца, с ним в это время не виделся. Поэтому родные не могли наглядеться на него. Как он вырос и возмужал! Какие манеры у него появились, совсем горожанином стал! На каком прекрасном словацком языке он говорит! Однако не только семья, а и он сам не переставал удивляться переменам в родном доме, происшедшим за время его отсутствия.

- Вы все будто помолодели, - сказал он матери. - Каким статным парнем стал наш Степан! Жаль было бы, если бы он в этой деревне совершенно опростился. Он такой интеллигентный, такой понятливый!

- Ах, только оставь его в покое, - сказала мать, приглаживая кудри сына. - Степану хорошо дома, и если Господь захочет, то пошлет его в другое место, Ему виднее, где Степану лучше.

"Ты смотри, - подумал студент, - как мать говорит!" Ему также очень понравилось, что озорник Илья, с которым он раньше часто ссорился, теперь так ладно жил со своей молодой красивой женой.

- Теперь ты уже не смеешься над моим желанием стать пастором? - спросил он кузена.

- Сегодня я этому даже рад, - ответил Илья. - Только желаю, Михаил, чтобы ты стал пастором не раньше, чем приобретешь все необходимое для этого. Быть настоящим душепопечителем - дело непростое.

- Ты думаешь, что нас выпустят быстрее, чем мы закончим учебу? - озабоченно спросил будущий богослов.

- Кто знает... Нашего пастора ведь выпустили как окончившего, а главного у него еще не было.

- Вот как? Разве вы своим пастором не довольны? Вы же его единогласно избрали.

- Мы свалили крайнее дерево, чтобы не забираться в лес. Но я ничего против него не имею; ты не дал мне досказать!

- Итак?

- То, чем он сегодня с нами делится, ему дали не ваши профессора, это он нашел в нашей деревне. Но надеюсь, ты его навестишь и сам убедишься в этом.

- О, это любопытно! Ты говоришь так загадочно. Лучше скажи-ка, как твоя семейная жизнь?

- Если ты когда-нибудь будешь так любить и будешь таким любимым, как я, ты сам узнаешь, какое это счастье. А пока ты только зеленый студент, которому еще долго придется корпеть над книжками.

Михаил чуть не рассердился на Илью, но какой толк в этом?

Он знал, что Илью это мало тронуло бы. Мать, бабушка - все в доме носили гостя на руках. Он почувствовал то чудное очарование, которого нигде в мире не найти, - очарование семьи. Но еще до конца каникул он почувствовал также, что дома была атмосфера какой-то небывалой "двойной" весны. Хотя он ни с кем об этом не говорил, ему подчас казалось, что Бог над Зоровце произнес Свое: "Се, творю все новое"1. Это новое было в церкви, в доме пастора, в школе, в домах земляков. Михаил пошел проведать учителя Галя, с которым познакомился в прошлом году. Он встретил его, когда тот шел в дом пастора, и Галь пригласил его с собой. Михаил удивился, как сердечно, по-братски общались учитель с пастором.

Ведь раньше отношения между ними были довольно прохладными.

Учитель, знавший от Ужеровых, что Михаил в студенческом хоре пел тенором, попросил его помочь ему, так как он с молодежью в воскресенье в заключение богослужения хотел спеть песню в четыре голоса. Конечно, Михаил согласился! Итак, уже в тот же вечер он оказался в кругу молодых людей. Это была совершенно новая молодежь, и пела она совершенно новую, по словам и мелодии чисто словацкую, песню, сильно затронувшую сердце студента:

О смерть! Где, скажи, твое жало?

О ад! Где победа твоя?

В воскресшем Христе засияло

Нам вечное солнце бытья.

Христос воскрес, чтоб грех угас;

Чтоб в людях мог Дух Божий жить.

Христос воскрес, Христос воскрес,

Чтоб мертвых нас из гроба

К жизни возвратить...

Невольно он подумал, что гроб здесь, в Зоровце, действительно открылся и покоившийся в нем до сих пор Христос действительно воскрес и живет среди его односельчан.

Михаил, как и все, попал под обаяние Аннушки. Так как у него была, как говорят, "поэтическая струна", он начал воспевать зачарованную словацкую принцессу. Всякую ее просьбу он исполнил бы! Он был счастлив, что мог называть ее "Аннушка" и на "ты" и что она ему так приветливо говорила: "Миша, приходи к нам!" Он хорошо играл на фисгармонии и на органе. Восхищение Аннушки льстило ему, и он с удовольствием показал этой способной ученице все, что знал сам. Он научил ее записывать ноты, и сам записал ей многие песни, исполненные ею. Правда, Аннушка совершенно не отвечала на его ухаживания, зато она с радостью научила его своим тренчинским песням, которые он стал играть на скрипке учителя, потому что на фисгармонии исполнить их было невозможно. А на скрипке они звучали, как сдержанный плач и шум Вага...

На Пасху получился настоящий праздник. В Зоровце в каждом доме были гости, так как все прихожане остались на послеобеденное богослужение.

В понедельник учитель объявил, что гимнастическое общество из-за малолюдности и отсутствия у молодежи интереса к занятиям распускается.

Обо всем этом Михаил потом вспоминал с удовольствием, но больше всего ему запомнилось то, что произошло во вторник после Пасхи. Однако прежде следует поговорить еще о событиях в субботу.

Между прочим, надо сказать, что мать пастора, чтобы показать сыну, какова Пасха без традиционной выпечки, в субботу осталась лежать в постели. Ей и в самом деле немного нездоровилось, но, когда Август утром, вместо того чтобы проявить о ней заботу и посокру-шаться о том, что дома хоть шаром покати, стал уговаривать ее спокойно полежать и не хлопотать, потому что Господь поможет и Сам все устроит наилучшим образом, она огорчилась еще больше. "Посмотрю, - бурчала она в подушки, - как Он вам поможет, если я не встану!" Когда же она под вечер вышла из комнаты, чтобы дать прислуге возможность сделать уборку, и заглянула в кладовую, то, ошеломленная, застыла на месте. Прислуга ей восторженно сообщила, что жена церковного сторожа шепнула женщинам о болезни матери пастора, и вот соседки наварили и напекли всякой всячины и принесли в их дом. Жена учителя Ольга сварила суп и сделала жаркое из индюшатины. Теперь и пастор мог пригласить гостей: праздничный стол ломился от еды.

Поняв, что болеть бесполезно, мать пастора поднялась с постели и стала приветливо принимать и угощать гостей сына.

Торжественный звон колоколов возвестил конец "тихой субботы".

С благоговением слушал его и Матьяс Янковский, сидя на том памятном ему местечке на берегу Вага. Но ведь он уже давно знал, что голубые волны Вага никогда не смыкались над головой его дорогой Марийки, так почему же он там сидел?

Он искал одиночества, тишины, чтобы углубиться в истину великого слова "Воскресение"! Его душа была спокойна от уверенности, что ушедшие к Господу возвратятся, как воскрес Иисус Христос, что они уже и теперь живут в блаженстве и что мы последуем за ними. "Мы с ней увидимся! - размышлял он. - Она меня встретит и вечно будет моей!" Матьяс повернулся от внезапного всплеска воды. Причалил плот. Заходящее солнце освещало сплавщиков. Будто их призвал звон колоколов. Один из сплавщиков, направлявший плот к берегу, был уже немолодым, седым; другой, высокий, в - тренчинском костюме, казался лет сорока с не- большим. Янковский не успел опомниться от их внезапного появления, как тот, что помоложе, был уже на берегу и привязывал плот канатом к стволу дерева. Когда он выпрямился, они уже стояли лицом к лицу и пристально смотрели друг на друга. Вдруг сплавщик поклонился:

- Добрый вечер. Вы не Матьяс Янковский?

- Да. С кем имею честь?

- Я Иштван Уличный.

И сплавщик вдруг оказался в крепких объятиях Янковского.

- Значит, ты жив и пришел? О, сколько я об этом молился!

- Ты, Матьяс?

- Разве я не твой должник? Разве не ты исполнил самое большое желание моей дорогой Марийки? Ты ее увез домой, где она спокойно могла умереть, так как на земле жить ей было не под силу, потому что судьба слишком сурово обошлась с ней. Да воздаст Господь тебе за твою доброту. Но почему ты сегодня здесь?

- Я тебе все скажу, Матьяс, только сначала отпущу дядю Марка.

Минут через пять Матьяс с Уличным шли к деревне, а старик, с которым Уличный расплатился и ласково простился, отправился в соседнее селение.