Робин ЛаФевер - Теодосия и изумрудная скрижаль Страница 38

Впрочем, прикидываться больной мне было не трудно, мои нервы в самом деле напряглись и гудели как струны, а взглянув на свои руки, я обнаружила, что они дрожат. Я сцепила ладони и положила себе на колени.

– У тебя точно нет жара? – спросила мама, в очередной раз прикладывая ладонь к моему лбу. – Ты все еще выглядишь слегка раскрасневшейся.

– Думаю, я просто переутомилась на похоронах, вот и все, – слабым голосом откликнулась я.

Генри озабоченно посмотрел на меня, попытался ободрить улыбкой, но она получилась у него какой-то кривой. Я закрыла глаза и попробовала сама успокоить свои нервы.

– Странно, что девочка, которая столько времени проводит в музее, где полно мумий и разных погребальных вещей, могла так разнервничаться на панихиде, – сказал папа и постучал тростью в крышу кеба, давая кучеру сигнал трогать с места.

Я приоткрыла один глаз и посмотрела на папу.

– Это не значит, что я не благодарен, – неожиданно подмигнул он мне.

Я быстро захлопнула глаз. Так он решил, что я притворяюсь? Забавно, потому что именно сейчас я не притворялась. Почти. А вообще, я подозреваю, что папа чувствует и понимает гораздо больше, чем дает об этом знать, и это меня, честно говоря, здорово беспокоит.

– Лично я буду рад вернуться в музей, – мечтательно сказал папа. Эти похороны и ему, и мне были одинаково поперек горла. Правда, по разным причинам.

– А я должна отвезти Тео домой, – с сожалением откликнулась мама.

Я перекатила свою голову по спинке сиденья и сказала, глядя на маму:

– Сейчас, когда больше не пахнет ладаном, мне стало немного лучше. Я с удовольствием полежу тихонько в нашей гостиной в музее, если вам с папой нужно поработать.

– Как ты хорошо понимаешь нас, дорогая, – расцвела мама. – Спасибо тебе.

Генри понуро опустил голову, смирившись со своей судьбой. Папа высунулся наружу, сказал несколько слов кучеру, и мы, развернувшись, покатили к музею.

Папины помощники были явно удивлены тем, что мы так быстро вернулись. Стилтон, увидев нас, так перепугался, что врезался в ряд глиняных фигурок – шабти, который он только что аккуратно выстроил на полке, и все они попадали.

– Осторожнее, болван! – рявкнул на него Вимс, а затем изобразил на своем лице радостную улыбку и направился навстречу нам.

Мама тем временем стягивала с рук перчатки – аккуратно, не спеша, каждый пальчик отдельно. Когда Вимс подошел ближе, она сказала:

– Я не вижу необходимости обзывать наших сотрудников. А как вы считаете, мистер Вимс? По-моему, ругаться и обзываться могут только безмозглые провинциальные десятники, которые просто не умеют иначе обращаться со своими подчиненными. Но вы-то не такой, верно? – мама неожиданно подняла голову и пристально посмотрела прямо в глаза Вимсу. – Не хочу думать, что мы ошиблись, приняв вас на должность первого помощника.

В холле повисла мертвая тишина, все смотрели на Вимса, лицо которого густо покраснело. Судя по лицам сотрудников, среди них не было ни одного, кому не понравилась бы эта сцена.

Затянувшееся молчание нарушил папа. Он прокашлялся и сказал:

– Надеюсь, оружие в мастерской готово к переноске сюда, вниз. Присмотрите за этим, Вимс. Фагенбуш, займитесь коллекцией скарабеев, она тоже должна быть готова.

Вимс поморгал глазами, ответил сквозь зубы: «Да, сэр», и поспешил прочь. Следом за ним ушел и Фагенбуш.

– А здесь действительно становится похоже на выставку, – улыбнулась оставшимся сотрудникам мама и отправилась искать рабочий халат.

Разумеется, что бы я ни наговорила родителям, ложиться отдыхать я не собиралась. Слишком много дел дожидалось меня. Прежде всего, хотелось бы узнать, каким образом об Изумрудной табличке узнал Сопкоут? О ней, кроме меня, знали лишь несколько человек – Стилтон, Вигмер, Фагенбуш, Уилл, Генри и Ови Бубу. Я была абсолютно уверена в том, что Уилл, Генри и Вигмер отпадают. Фагенбуш, если верить Вигмеру, тоже. Стилтон проболтался о табличке Троули – мог он рассказать о ней еще и Сопкоуту? Нет, я уверена, что не стал бы он делиться такой информацией с конкурентами. И Троули тоже. Ему самому не терпится завладеть этой табличкой.

Значит, остается только один человек – Ови Бубу.

Не был ли он Змеей Хаоса? Это многое объяснило бы, например, откуда ему известно о жезле Осириса и его магических свойствах. Ови Бубу работал в каирской Службе древностей? Очень логично предположить, что это как раз одно из мест, где Змеи Хаоса вербуют своих новых сотрудников.

И все это очень хорошо увязывается с историей об изгнании Ови Бубу из его страны.

Но если он слуга Хаоса, то почему просто не забрал табличку в ту ночь, когда был здесь? У него для этого были все возможности. Кроме того, он никогда не угрожал мне в отличие от других Змей Хаоса, которые делали это постоянно.

Но если Ови Бубу не был из Змей Хаоса, значит, он не рассказал мне всего, что знает об Изумрудной табличке. Если Хаос так сильно стремится заполучить эту табличку, значит, она обладает огромной силой, и скорее всего разрушительной. Мне необходимо переговорить с этим египтянином. Я хочу знать о проклятой табличке все. И немедленно.

Потом я отправлюсь к Вигмеру и расскажу ему обо всем, что мне удалось узнать. Мне так необходимо было передать ему эту информацию, что я какое-то время даже прикидывала, не сделать ли это через Фагенбуша, но передумала. Почему? Да потому, что если информация о табличке просочилась не от Ови Бубу или Стилтона, то следующим в ряду подозреваемых стоял Фагенбуш. Что, если он на самом деле был агентом Змей Хаоса, внедренным в Братство Избранных хранителей? В этом случае я не хотела бы раскрывать перед ним ни одной своей, даже самой маленькой, тайны, и делиться с ним без крайней нужды какой-либо информацией.

Это значит, что я должна убрать Фагенбуша с дороги. Только в этом случае у меня будут развязаны руки и я смогу свободно передвигаться, не рискуя оказаться под его слежкой. Итак, в ближайшие полчаса мне нужно придумать, как устранить Фагенбуша. Папа послал его расставлять коллекцию скарабеев… Ага, вот оно!

Я поспешила в Египетский зал. Там был один скарабей, успешно отражавший все мои попытки снять наложенное на него проклятие. По счастью, оно было не тяжелым, хотя и очень неприятным.

Радуясь тому, что на мне по-прежнему были надеты идиотские траурные перчатки, я взяла с полки вырезанного из ляпис-лазури скарабея и спрятала его к себе в карман. Теперь нужно было подложить этого скарабея к остальным так, чтобы этого не заметил Фагенбуш. Довольно хитрая задача, если учесть, что Фагенбуш следит за каждым моим шагом.

Я пошла в холл и стала ловить счастливый случай.

Он представился мне довольно скоро. В холле появился Фагенбуш с деревянным ящиком в руках, и я сделала свой ход – отошла от стены, чтобы попасться Фагенбушу на глаза, бросила через плечо вороватый взгляд и поспешила скрыться в восточном коридоре.

– О, черт! – донесся до меня из холла голос Фагенбуша. – Стилтон, я забыл наверху выставочный стенд. Сейчас принесу.

Стенд он забыл! Лгунишка! Никуда наверх Фагенбуш, разумеется, не пошел, а пустился вслед за мной.

Я двинулась дальше по коридору, прошла через временное хранилище и грузовой отсек, свернула в западный коридор и эффектно завершила круг в холле, куда постаралась прибыть раньше, чем Фагенбуш настигнет меня.

Когда я вошла в холл, Стилтон, увидев меня, удивленно дернулся и уронил шабти, которую держал в руках. Она повалила остальные, тщательно расставленные на подставке, фигурки.

– Мне очень жаль, – пробормотала я, направляясь прямиком к ящику со скарабеями.

– Вы ни в чем не виноваты, Тео, – вздохнул Стилтон.

Я украдкой положила проклятого скарабея поверх других скарабеев, найденных моей мамой в усыпальнице Тутмоса III, а затем наклонилась над ящиком так, словно что-то ищу в нем. Как только на подходе появился Фагенбуш, я взглянула на него, а затем поспешила скрыться.

– Что она здесь делала? – резко спросил Фагенбуш у Стилтона.

– Кто? Теодосия?

– Разве кроме нее тут кто-нибудь был? Разумеется, Теодосия.

– Я н-не знаю. Она просто смотрела на скарабеев. Вы принесли стенд?

Не отвечая на вопрос Стилтона, Фагенбуш подошел к ящику и принялся рыться в куче скарабеев.

Я тихо ждала, укрывшись за колонной в конце холла, пока не услышала того, чего хотела.

– Святые небеса! – сказал Стилтон. – Чем это так воняет?

Это означало, что Фагенбуш дотронулся до проклятого скарабея.

Разумеется, я знала, чем это воняет: навозом. Бычьим навозом, если быть точным. Скарабеи – это маленькие каменные фигурки навозных жуков, которых египтяне считали священными. На скарабея из ляпис-лазури, которого я подкинула в корзину, было наложено проклятие – от того, кто дотронется до этого жука, будет вонять навозом. Несколько дней. То, что наложенное на скарабея проклятие заработало, подтвердила реплика нашего рабочего, Суини.