Мишель Пейвер - Клятвопреступник Страница 38

Ренн лежала в своем спальном мешке и всматривалась в темноту. Ее мысли кружились в голове. Фин-Кединн изготовил ей лук. Тиацци сломал его. Фин-Кединн заболел. Сломанный лук был предзнаменованием. Фин-Кединн был мертв.

Наконец это стало невыносимо. Схватив свои костыли, она поковыляла наружу из укрытия.

Был самый глухой час ночи, и в стоянке было тихо. Ренн пробралась к костру, опустилась на бревно и осталась сидеть там, наблюдая, как взлетают и гаснут в ночном небе искры.

Куда же подевался Торак? Как он мог так поступить? Убежать и ничего не сказать ей, когда она отчаянно хотела вернуться обратно в Открытый Лес.

Немного погодя, он, прихрамывая, вошел в стоянку. Он увидел Ренн, подошел и сел рядом с ней у костра. Он выглядел измученным, и ресницы у него слиплись, словно он плакал. Ренн скрепила сердце.

— Где ты пропадал? — спросила она с укором.

Торак уставился на огонь.

— Я хотел убраться отсюда. Обратно в Открытый Лес.

— Я тоже! Если бы ты не ушел так, мы бы давно уже были в пути.

Торак поворошил угли палкой.

— Я ненавижу себя за то, что у меня есть блуждающая душа. Это словно проклятие какое-то.

— Ты такой, какой есть, — сказала она безжалостно. — Кроме того, из этого порой получается что-то хорошее.

— Что хорошее? Скажи, что хорошее хоть раз получалось из этого?

Ренн оскорбилась.

— Когда ты был ребенком, в волчьем логове ты научился говорить по-волчьи благодаря тому, что у тебя есть блуждающая душа. Это позволило тебе подружиться с Волком. Вот. Это же хорошее, правда?

Он продолжал смотреть на угли.

— Но просто говорить по-волчьи недостаточно, в том-то и дело. Мне кажется… когда посылаешь блуждать свою душу… это оставляет следы в твоей собственной душе.

Ренн поежилась. Она тоже задумывалась об этом. Ярость белого медведя, безжалостность змеи… Временами она видела отголоски этого в Тораке. А теперь… эти зеленые крапинки в его глазах. Наверняка это были искры добра: крупинки мудрости Леса, которые вросли в него, словно мох в ветку дерева.

Но она была слишком раздражена, чтобы сообщать ему об этом сейчас, и потому вместо этого произнесла только:

— Возможно, это и оставляет следы, но не всегда. Твоя душа переселялась в ворона, но умнее ты от этого не стал.

Торак рассмеялся.

Помогая себе костылями, Ренн поднялась на ноги.

— Поспи. Я хочу уйти, как только рассветет.

Юноша бросил палку в огонь и поднялся. Затем он сунул куда-то руку и протянул Ренн какой-то предмет.

— Вот. Я подумал, тебе захочется забрать его.

Это были обломки ее лука.

— Теперь ты можешь похоронить его, — сказал он. В его голосе звучало сомнение, словно он был не вполне уверен, что поступает правильно.

Ренн не смогла проговорить ни слова. Трогая пальцами такое любимое дерево, она словно увидела, как Фин-Кединн вырезает его. Это наверняка был знак. Наверняка.

— Ренн, — сказал Торак тихо, — никакой это не знак. Фин-Кединн сильный. Он поправится.

Она глубоко вздохнула и глотнула воздух.

— Как ты понял, о чем я думаю?

— Ну, я же тебя знаю.

Ренн представила, как Торак, хромая, шагает по Лесу, чтобы забрать ее сломанный лук. Она подумала: может быть, от блуждания души и остаются следы. Но сейчас… это был просто Торак.

— Спасибо, — сказала она.

— Не за что.

— Просто спасибо. За то, что ты сделал. За то, что нарушил свою клятву. — Положив руку ему на плечо, она поднялась и поцеловала его в щеку, затем быстро поковыляла прочь.

Волк смотрел, как Большой Бесхвостый моргнул и покачнулся, когда Сестра ушла, и ощутил, что его чувства были разбросаны и кружились, словно вихрь листьев.

С бесхвостыми все было так сложно. Большому Бесхвостому нравилась Сестра, а ей нравился он, но, вместо того чтобы потереться боками и лизаться, они бегали друг от друга.

Размышляя об этом, Волк отправился за Темной Шерстью. Она присоединилась к нему, ее морда все еще была мокрой от крови убитой добычи. В шутку покусавшись и потершись друг об друга, они побежали вверх вдоль Мокрой. Волку нравилось ощущать, как прохладные папоротники хлещут по его шкуре, слушать топот лап Темной Шерсти позади него. Он вдохнул восхитительный аромат свежей крови олененка и запах волка, который был своим.

В Лесу снова воцарился покой, и все же что-то заставляло Волка бежать к тому месту, где Большой Бесхвостый дрался с Укушенным. Добравшись туда, они перешли на легкий шаг. Яркий Белый Глаз смотрел на проснувшиеся деревья, и гнев Громовника все еще плавал в воздухе.

Громовник был большой загадкой. Когда Волк был детенышем, Громовник заставил его бросить Большого Бесхвостого и уйти на Гору. Позже, когда Волк убежал, Громовник был разгневан. Потом он простил Волка, хотя ему и не разрешено было больше возвращаться на Гору. Все это было очень странно, но, если подумать, Громовник был самцом и самкой, охотником и добычей. Волку было не понять подобного существа.

Волк привык ненавидеть все, что не понимает, но теперь он знал, что существуют вещи, которые он не способен понять. Громовник был одной из таких вещей, Большой Бесхвостый — другой. Большой Бесхвостый не был волком. И все же он был Волку братом. Просто был, и всё.

Слабый запах проплыл мимо волчьего носа, и он вскочил на ноги. Глаза Темной Шерсти блеснули. Демоны.

С рвением Волк приложил морду к земле, глубоко вдыхая, словно идя по следу. След вел мимо древних деревьев вверх на склон.

Логово было почти загорожено скалой, и проем был слишком узок, чтобы Волк мог протиснуться внутрь. Он расширил его, подкопав землю передними лапами, и Темная Шерсть помогла ему. Наконец Волку удалось проникнуть внутрь.

Внутри он уловил запах демона, но след был старый. Здесь не было демонов. Только худенький, дурно пахнущий бесхвостый детеныш.

Волк тихо заскулил и лизнул малышку в нос. Она даже не моргнула. С ней что-то было не так. Волк попятился из Логова и побежал за Большим Бесхвостым.

Уже наступил Свет, когда он подбегал к Логовам бесхвостых, и сразу понял, что ему придется подождать. На краю Быстрой Мокрой на берегу лежало много выволоченных плавучих шкур. Волк наблюдал, как вожак стаи Ворона поднимался вверх по берегу, и как Большая Сестра отбросила свои палки и, хромая, поскакала к нему, и как вожак рассмеялся и схватил ее передними лапами.

Глава тридцать девятая

— Скоро мы доберемся до Открытого Леса? — спросил Торак.

— Мы должны добраться туда до заката, — ответил Фин-Кединн, скатывая свой спальный мешок.

— Наконец-то! — выдохнула Ренн.

Она заткнула кусочек сушеного кабаньего мяса на березу для хранителя, но Рип тут же украл его. Торак попытался сделать свое подношение Лесу недоступным для воронов, засунув его в трещину в ясене. Тогда Фин-Кединн велел Ренн загасить огонь, и они с Тораком отнесли свой скарб к лодкам.

Прошло два дня с тех пор, как они покинули стоянку Сердца Леса, и им приходилось двигаться медленно, так как ребра Фин-Кединна еще не совсем зажили. Вождь племени Ворона прибыл один, остальные члены племени были поглощены заботами, связанными с нерестом лосося. Было приятно снова путешествовать втроем.

Торак чувствовал, что вокруг происходит великое исцеление. Даже племена Сердца Леса сблизились, разделяя единую нужду исцелить похищенных детей. Пятерых малышей освободили из ям, вырытых в склоне позади священной рощи. Все были тонкими, словно тростинки, их зубы сточились до клыков, а разум был вытерт дочиста, словно белые ягоды омелы. Но заглянув в их глаза, Ренн объявила, что Тиацци еще не поселил демонов в их тела, поэтому они все еще были детьми, а не токоротами, и поскольку в этом вопросе она была опытнее всех прочих, даже Дюррайн посчиталась с ее мнением. Последний раз Торак видел людей племен Сердца Леса, когда они рьяно спорили о том, какой обряд лучше провести, чтобы дети поскорее пошли на поправку.

Раны Леса тоже понемногу стали затягиваться. Весь день напролет Торак, Ренн и Фин-Кединн плыли по реке через выжженные земли, но местами Торак замечал зеленые островки, и несколько крепких оленей жевали молодые побеги. На берегах Черного Озера он увидел священную кобылу. Она радостно заржала ему, и он заржал ей в ответ. Она будто бы простила Торака за то, что он скакал на ней верхом.

И все же, укладывая бурдюки с водой в лодку, он думал, что некоторые раны никогда не заживают. Шрамы на лицах людей Зубра никогда не сотрутся. Рука Гаупа искалечена навсегда. Маленькая девочка, которую он нашел, как и остальные, была нема. Но хуже всего было то, что одного из украденных детей так и не нашли.

«Демон», — сказал Волк, идя по следу, прежде чем потерял его у подножия Гор. Торак представил, как токорот скачет по камням в сторону логова Эостры.