Вэши Куоннезина - Саджо и ее бобры Страница 4

Глава II

Гитчи Мигуон - Большое Перо

Вверх по быстрому течению широкой Березовой Реки, в те дни, когда взор бледнолицего еще ни разу не скользил по ее прозрачным студеным водам, как-то на заре плыл в легком челне индеец. Это был высокий, стройный человек с умными темными глазами и черными волосами, заплетенными в две длинные косы. Он был одет в обычное индейское платье из дубленой оленьей шкуры медно-коричневого цвета, украшенное бахромой, и выглядел точно так, как выглядят те индейцы, которых вы видите на картинках или про которых читаете.

Его ярко-желтое каноэ[9] было выкрашено соком ольхи под цвет золотистых стволов желтой березы, которая росла на соседних холмах; все щели каноэ были тщательно залиты темной сосновой смолой, чтобы не просачивалась вода. На носу у человека — огромный расписной глаз, словно у сказочной птицы, а на корме привязан лисий хвост, развевающийся на ветру. Для индейца челн — все равно как живой, и ему кажется, что он зоркий, как птица, легкий и проворный, как лиса. На дне лежали туго свернутая палатка, маленький мешок с провизией, топор, котелок и длинное старое ружье.

С верхушек берез доносился к холмам тихий шепот, шелест, который никогда не смолкал, — это ветерок набегал и играл листьями. Индейцы так и назвали эти холмы Холмами Шепчущихся Листьев. Вдоль берегов тянулся темный бор; его стройные сосны распростерли свои могучие ветви высоко над водой. Реполовы, черные дрозды, зеленушки кружились над изумрудной травой и распускающимися почками пушистой ивы в поисках пищи. Воздух был напоен сладким ароматом шиповника и вереска; колибри, словно ослепительные рубиновые стрелы, носились от цветка к цветку. Это был май, на языке индейцев — Месяц Цветов.

Гитчи Мигуон — Большое Перо (так звали индейца) — принадлежал к племени оджибуэй. Много дней плыл он в своем челне против быстрого течения Березовой Реки и уже далеко отъехал от дома. Настойчиво день за днем продвигался он вперед — то скользил, как сейчас, по спокойной воде, то преодолевал опасные стремнины, направляя свою легкую ладью вверх по бурным, пенящимся порогам, огибая зубчатые подводные скалы с искусством, которым владеют немногие бледнолицые и далеко не все индейцы.

В это утро путь Гитчи Мигуону преградил водопад, дикий и прекрасный; он соперничал с соснами в высоте, и солнце играло радугой в пенящихся брызгах у его подножия. Пришлось причалить к берегу ниже разъяренного, жадного водоворота, который чуть было не увлек каноэ под грохочущий водопад.

Взвалив челн вверх дном на плечи, Гитчи Мигуон понес его по берегу реки. Индеец пробирался между шумящими великанами деревьями по тенистой столетней тропе, на которую никогда не падал луч солнца. Он проделал этот путь еще один раз, чтобы перенести свою скромную поклажу, нагрузил челн и продолжал путешествие по спокойной воде, под ослепительным солнцем. Водопад остался позади.

Когда река сделала поворот, Большое Перо зорко огляделся вокруг и увидел много интересного, чего не заметил бы человек, который никогда не был охотником. Вот два настороженных пушистых уха приковали его внимание — другие звери куда-то скрылись, два горящих глаза уставились на него из темноты леса.

Через мгновение в зарослях, словно тень, промелькнула серебристая рысь. То здесь, то там испуганная лань вскачь бросалась к лесу; оттуда доносился ее пронзительный свист, когда она бежала, подпрыгивая, будто рыжая лошадь -качалка; ее белый хвост, как флажок, развевался между деревьями. А один раз индеец наткнулся на лося, огромного, словно конь. Лось стоял по грудь в реке, погрузив голову в воду,— он откапывал со дна корни лилий. Занятый своим делом, он сначала не почуял Гитчи Мигуона, а потом вдруг гордо вскинул могучую голову и в недоумении уставился на охотника. Вода струилась по его морде и шее. Потом лось повернулся, бросился к берегу и тут же исчез. Правда, тяжелый топот его копыт, треск ломающихся веток и подлеска доносились еще несколько минут, пока испуганное животное мчалось, прокладывая себе путь в глубь лесной чащи.

Но ничто не радовало Гитчи Мигуона: дома, в поселке,— а теперь это было так далеко — он оставил своих двух детей —дочку и сына. У них умерла мать, и, хотя женщины-односельчанки относились к ним с участием, все равно детям очень недоставало матери, и Большое Перо знал, что они теперь тоскуют в разлуке не меньше, чем он. Их маленькая семья жила очень дружно; отец обычно брал детей с собой в охотничьи странствования, чтобы не расставаться надолго. Но на этот раз ему пришлось отправиться одному, так как он знал, что на пути его ждут опасности. Большое Перо выстроил для семьи чудесную бревенчатую избушку, и там, собравшись вместе на лето, они мирно отдыхали после трудной зимней охоты. Нежданно-негаданно индеец племени кри принес им тревожную весть о том, что в их краях появилась шайка трапперов-метисов, которые массами уничтожают бобров. Настоящий индеец никогда не станет ловить пушного зверя на чужом охотничьем участке, считая это воровством, но метисы — полу-белые - полу-индейцы,— испорченные городской жизнью, забыли старые индейские обычаи и были готовы ограбить любой лесной участок. А что будешь делать без пушного зверя? Как кормить семью, чем платить за хлеб торговцу?

Вот и пришлось Большому Перу отправиться на свой зимний охотничий участок, чтобы оградить его от набегов. Но он никого не встретил на своем пути и не нашел ничьих следов. А так как пора стояла теплая, весенняя, пушной зверь линял и не представлял соблазна для воров, то Гитчи Мигуон решил, что делать ему тут нечего и назавтра можно собираться домой.

С этими мыслями он спокойно плыл вдоль берега, хотя все еще искал глазами следы непрошеных гостей. Вдруг он услышал острый, пряный запах — какой-то зверь, а может быть, и человек пробирался здесь и растоптал листья мяты. Насторожившись, Гитчи Мигуон бросил быстрый взгляд на берег, и вдруг оттуда прыгнуло в реку прямо перед носом его челна маленькое темное коренастое тельце. Бултыхнулось в воду, словно камешек, и исчезло. Но через минуту показалась черная голова и коричневая, покрытая шерстью спина; зверек поплыл, быстро огибая лодку, пока не очутился в таком месте, куда ветер доносил до него запах человека, очень страшный для обитателей леса. Широкий плоский хвост громко плеснул по воде. Как стрела, метнулось маленькое тельце в глубину, подняв целый фонтан брызг.

Большое Перо отряхнул капли воды с рукава своей кожаной рубашки и улыбнулся. Его-то он и хотел видеть. Это был бобр. И не замер еще встревоженный крик бобра, как в ответ донесся другой — громкий и пронзительный, словно ружейный выстрел. Бобров было два.

Индеец снова улыбнулся — теперь он уже больше не сомневался, что никто не охотился в этих краях. Таких бобров ничего не стоило поймать. И если этих беззаботных зверушек, которые подпускали к себе так близко, не изловили здесь, на открытом месте, значит, и остальные в целости и сохранности. Но все же, чтобы убедиться в этом окончательно, Гитчи Мигуон решил отыскать жилье, в котором ютилась вся семья.

Бобровую хатку нетрудно найти, потому что бобры во время своих странствований сгрызают там и сям тонкие побеги ольхи, тополя и вербы, объедают с них кожицу и разбрасывают их по пути; эти ободранные прутики, белые и блестящие, всегда приводят к их жилью. Очень скоро индеец подъехал к месту, где в реку впадал маленький ручеек; у его устья он обнаружил, как и ожидал, остатки бобрового обеда — кучку тонких блестящих прутиков. Не оставалось сомнений, что бобровый дом находится где-то вверх по ручью, в какой-нибудь тихой заводи, где любят селиться бобры.

Бобры пообедали на краю открытой полянки, где несколько сосен-великанов стояли врассыпную, словно они забрели сюда из лесу и не могли вернуться обратно.

Гитчи Мигуон развел костер и тоже решил здесь пообедать. Он воткнул тонкий шест одним концом в землю, наискосок над пламенем костра, а на другой его конец повесил чайник — индейцы любят пить чай во время своих скитаний. После этого на прутики с развилкой он насадил кусочки оленины и укрепил их над горячими углями. А чтобы вкусный мясной сок не пропадал, когда оленина жарилась, он подставлял снизу кусочки индейского хлеба — баннок.

После обеда Гитчи Мигуон спокойно покурил, прислушиваясь к напевам ветерка, игравшего среди ветвей. Так сидел он некоторое время, прислонившись к сосне, и следил, как дымок рисует причудливые узоры в воздухе. Это были его картины и его музыка — ничего другого он не знал, и удовольствие, которое он получал, было ничуть не меньше того, которое получаете вы, смотря кинокартины и слушая радио.

Отдохнув, Большое Перо перевернул свой челн вверх дном, спрятал под него снаряжение, взял дробовик и пошел вверх по берегу ручья в поисках бобрового пруда, который, как он догадывался, находился у истоков ручья.