Елена Габова - Ветер влюбленных Страница 4

Ничего не жалко, раз в Сети нет Лёвки!

К училищу я больше не ходила. Захар виноват! А вдруг я оглянусь, а он опять за спиной! К тому же трудно было угадать, когда Лёва выйдет. У школяров и музыкантов расписание никак не совпадало. Как-то я заскочила в их дурацкий колледж и глянула расписание первого курса. Ха! То в восемь занятия начинались, то в два, то в четыре. Раздолбай полный. Колледж был наполнен звуками – фоно, флейта, виолончель, труба, миллион скрипок… Какой-то музыкальный улей… как они тут все с ума не сойдут?

Лёве фортепьяно купили. Иногда я слышала, как он дома бренчит. Тогда я останавливалась на лестничной площадке, подпирала стенку плечами и замирала. Но слышимость была плохая, хуже, чем в школе, в миллион раз. Я заходила домой, кусая от отчаяния губы.

И вот однажды захожу в лифт, а следом знакомый голос:

– Пожалуйста, подождите минутку!

У меня обмерло сердце: Лёвин же голос! А следом и весь Лёва нарисовался.

– Ой, это ты, Ветка! Привет!

– Здравствуй!

Мои губы сами собой растягиваются в улыбке. Он не сердится: «Ветка!» И у него улыбка во всю физию! Мы оба улыбаемся и смотрим друг на друга голодными глазами. То есть нам обоим радостно видеть друг друга. Еле сдерживаюсь, чтобы не броситься ему на шею! Месяц (а кажется сто лет) прошел со времени случая в театре. И надо быть уж очень злопамятным, чтобы до сих пор помнить мою потрясающую детскую глупость. Хотя… я сама сто лет бы ее и не забыла. Длинную Лёвину шею обвивает серый вязаный шарф, край которого закрывает подбородок.

– Лёв! Чего так укрылся-то? Замерзаешь?

– Простыл немного. – Он покашлял в кулак, изображая простуженного – Как поживаешь, Вета? – Он смотрит на меня пристально, глубоко. Прямо в меня! Или мне кажется?

– Да вот… каким-то образом поживаю. В десятом «А» классе.

– Что ты говоришь? Не знал. А я в музыкальном коллежде учусь.

– С трудом, но мы об этом узнали. Американская разведка доложила. Ну и как там? Добрая атмосфера?

– Вполне. Меня устраивает. Тимки Певченко там нет. – Мы посмотрели друг на друга и рассмеялись. – А ты как? Музыку слушаешь? Не разлюбила?

– Слушаю, да. Цоя, других. А что?

Лифт остановился на нашем восьмом этаже. Но я не дала открыться дверям и нажала на кнопку двенадцатого. Кабина нехотя поползла выше.

– Что, покататься решила? – Лёвка насмешливо глядит на меня сверху вниз. Похоже, не понравилось, что я не дала ему выйти.

– Лёв… Знаешь… прости меня, а? Ну дура я, дура!

– Да простил давно! Что с вами, девушками, сделаешь? Вы какие-то ненормальные. Вас не поймешь!

– Спасибо! Можно я тебя поцелую за это? – Я притянула его за концы шарфа, но не поцеловала, а резко отпустила концы. – Лёв, правда, мне очень не хватает твоей музыки… – и вдруг решительно, как обреченная, я выкрикнула: – Мне надоело быть с тобой в разводе!

Я закусила губу и отвела глаза в сторону. Тру какое-то пятнышко на гладкой стене лифта.

Лифт остановился на двенадцатом.

– Так в чем же дело – давай не будем в разводе.

Лёва нажал на кнопку восьмого.

– А ты на меня уже правда не злишься?

– Правда, нет. Но тот случай, Вета, – Лёва покривился, покачал головой, – надолго вывел меня из равновесия.

– Не надо о диком. Давай о цивилизованном.

– Ладно, давай.

– Мы будем встречаться, о’кей?

– В лифте?

– Да хоть где! Можно и в лифте! Тут можно и чаек попить – делов-то! С сухариками!

Мы ударили по рукам, выйдя из лифта, разошлись по квартирам с глупыми улыбками на рожах. Ну, может, только у меня была улыбка глупая, я зря обобщаю. Но как же я была рада!

Рада? Нет, это слово не подходило для обозначения того, что я испытывала! Я была счастлива!

С того дня, это, считай, с конца декабря, началась в нашем городе весна, расцвели яблони, вишни. Я снова была приветливой с Захаром, стала учить уроки, слушать Цоя. А раньше буквально все казалось мне запертым под увесистый амбарный замок. И я нахватала троек по всем предметам.

Декабрьские дни продолжали укорачиваться, а я этого не замечала. Для меня, наоборот, прибавилось свету.

Но встречаться нам все равно не удавалось. Да и как будешь встречаться? Нам же не по десять лет. И нельзя было просто позвонить в соседнюю квартиру и сказать соседскому мальчику: «Давай поиграем». Нужен был подходящий случай. Или какой-нибудь серьезный повод. Я каждый день надеялась, что вот буду выходить из квартиры, а тут откроется дверь и покажется Лёва. И мы идем – в одну и ту же сторонушку!

Один раз повезло – меня окликнули с другой стороны улицы:

– Ветка! Эй, Ветка! – и еще как-то по-новому: – Виоветка!

Улочка узенькая, старая, с односторонним движением. По краю огромные тополя, а за ними одноэтажные деревянные домики. Милая такая улочка! Улочка-старушка! Бывают такие старушки уютные – улыбчивые, в белых платочках. Смотрю – между тополями стоит Лёвка и руками изо всех сил машет. Прямо как мельница! Сам весь в сугроб залез, лишь бы только я его заметила.

– Привет! – и я ему рукой в варежке помахала. И одной рукой! И второй! И двумя! – При-ивет! Лёва-а! Ты куда-а?

– В школу-у!

– В школу? – я – удивленно: – Я то-оже!

– Я в ко-олледж, – поправился он. – В училище-е! Пока!

– Ду-уй в свое училище-мучилище! – ору я. – По-ока-а!

Я слышала, они свой колледж тоже школой называют! Не доучились в школе-то, наверное, скучают по ней, еще бы хотели пошколярить, а вот заперли их в колледже музыкальном, бедолаг! А раньше, года два назад, этот колледж училищем назывался. Придумали тоже – колледж! Англичане все прямо в середине России!

Ох, я так обрадовалась, просто зверски. Закричала: «Ура!» – подпрыгнула, закрутила на месте Аньку Водонаеву, которая следом за мной шла в класс.

– Что с тобой, подруга? Танцы с утра!

– Ань! А-ань! Это Лёвка был! Понимаешь, Лёвка! Он меня с той стороны улицы окликнул! Увидел! Заметил! Ме-еня! Виоветкой назвал!

– Сейчас свихнешься от радости! Надо же – правда влюбилась! Ну и ну! – Аня крутила головой. – Ветка, остынь!

– Ура-а! – Я запрыгала на одной ножке и, если бы Аня меня не поддержала, я свалилась бы на проходившего мимо дяденьку.

И в этот момент солнце из туч выглянуло. Как вовремя! Оно совпало с солнцем в душе. А может, ему просто захотелось глянуть, кто это там внизу бесится и с какой такой радости?

Весь день у меня настроение было как у малолетки в день рождения.

Счастливый такой день! День-везунчик-попрыгунчик!

После уроков поднялась на восьмой этаж, уже квартиру ключом открыла, слышу, кто-то у мусоропровода газетами шуршит. Обычно тут людей не бывает, на нашей площадке три адекватные квартиры, никто на площадках не околачивается. Даже никто из взрослых курить не выходит! Правда-правда! Я даже стала верить, что курить и в самом деле немодно. Я же любопытная страшно, как все девчонки. Глянула, а у мусоропровода Лёвка стоит и читает газету. Сосед из квартиры справа, дядя Боря, продолжал вытаскивать на площадку кипы газет. Вот Лёва выбрал одну «Аргументы и факты» и читает, склонившись к низкому окошку, чтобы светлее было.

– Лёв, привет! Ты что тут устроился? Дома газет нет?

– Привет, Ветка. Да вот, маму жду. Обещала быстро приехать. Я ключ забыл.

– Так заходи к нам, что ты тут как бедный родственник!

– Спасибо.

Зашел. Куртку снял, шарф длинный серый пушистый на шее оставил. Сел на диван, один конец шарфа до полу достает. Пришел кот Тарас, лапы на шарф положил. У него лапки такие аккуратненькие, черные, а «носочки» белые. Глаза на Лёву поднял: разрешаешь? Да, у нас новый жилец: Тарас. Мама с работы принесла, говорит, приблудился, жалко выгонять. А начальница ворчит, что у них в офисе кот бродит, клиентов распугивает. Вот мама и принесла его домой.

А по моему мнению, Тарас клиентов, наоборот, приманивал. Он такой весь добродушный, приветливый. Говорят, в Японии в каждом заведении и в каждом магазине стоит на полке фаянсовая фигурка кота с поднятой лапкой – заходите, заходите. Наш Тарас, конечно, лапку так театрально не поднимает, но гостей любит, сразу бежит знакомиться.

Только вот Лёвка кота не приметил.

Взял в руки книгу – у меня на диване Бродский лежал, в страницы уткнулся. Но, по-моему, он даже одного стихотворения не дочитал.

– Как учишься? – спросил, отложив стихи в сторону. И взгляд тоже в сторону «отложил».

– Да ты уже спрашивал. Учусь ни шатко ни валко. Да, нормально, Лёв, не беспокойся.

Смотрю на него искоса, любуюсь. Он отрастил волосы до плеч, а они у него волнистые, светлые и такие на вид мягкие, что рука просто тянулась, чтобы их пощупать. Я эту руку другой рукой сжала за запястье, чтобы она не делала того, что не положено. Хватит с меня глупостей!

– Давно тебя поздравить хотел, – сказал Лёва, открыв Бродского и быстро пропуская страницы через большой палец, так что они сливались в полупрозрачный веер. Поглядел на меня робко и снова увел глаза в сторону. – …Я встретил Водонаеву, она сказала, что у вас с Захаром все хорошо, что ты сидишь с ним… и вообще.