Юрий Нагибин - Ливень Страница 4

Не знаю, откуда мне было известно, что рвать надо сразу, как бинт, присохший к ране. Мгновенная боль легче медленного терзания. Ничего такого не было еще в моем душевном опыте, но почему-то я это знал.

— Ладно! — сказал я. — Пошел!

— Что ты вдруг?.. Ведь дождь… — Голос прозвучал нерешительно, она меня отпускала…

Что случилось в природе? Описывая круги, гроза вновь и вновь заходила на город. Она начисто израсходовала взрывчатку — ее слабые, редкие сполохи творятся в тишине, — но неустанно выжимает одну тучу за другой на и без того тонущую Москву. Мужественные мои сограждане решили не отсиживаться дома и принялись осваивать существование земноводных. На улицах, ставших реками, полно народу.

Мутная, глинистая, бурая в прожелть вода неслась по улице Кирова, вливалась в озеро на Лубянской площади, водопадом низвергалась к Театральной, но, перехваченная могучим потоком с Неглинной, билась и пенилась напротив ресторана «Метрополь», как над порогами.

Вода несла какие-то зазевавшиеся предметы: складной стульчик магазинного сторожа, метлу, детскую куклу, зонтик, всевозможный мелкий сор. Ее пытались перехватить, обуздать, открывали люки, заслонки, но она не замечала жалких ловушек. Стояли заглохшие, по дверь в воде, машины. Трамваи дергались и тут же замирали, весь город был парализован. У Манежа упавшая лошадь тянулась из воды худой шеей, возчик и доброхоты, по пояс в воде, пытались ей помочь.

Я увидел, что многие люди идут босиком, держа ботинки в руке. Я тоже разулся, закатал брюки и впервые в жизни коснулся босыми ногами московской тверди. Теплая вода щекочуще обтекала ноги. Я вдруг почувствовал необыкновенное доверие к взбаламученному городу, чей асфальт мягко, как акуловский большак, ложился под мои ступни. Я выпустил из рук спасательный круг Армянского переулка. Не надо цепляться за прошлое. Если ты жил в нем глубоко и сильно, оно все равно останется с тобой. Девушка, которая рано или поздно придет в мою комнату, не будет Валей Зеленцовой, но и Валя уже случилась, вспышкой, мгновением, спасибо ей…

Так шел я босиком по всплывшей Москве, будто из лесу после дождя, когда усталым ногам чудесно ступать по теплым лужам в той легкой печали, без которой нет истинного счастья…

Я написал эти слова и задумался. Счастье?.. Да правда ли чувствовал я тогда счастье или наделяю им сейчас, из дали лет, свою молодость? Уж больно плохо оборудовано для счастья было то грозное время, когда, опробовав оружие в Испании, фашизм готовил мировую бойню. Да, это так, но счастье все-таки было, и не с молодого дуру и не сослепу. Мы знали — говорю от лица своих сверстников, — что решающая схватка с фашизмом неизбежна, что мы зреем жатвой будущей кровавой и беспощадной войны, но мы держались, как жители гор, сызмальства ведающие свою предназначенность долгому веку. И это правда. Правда целого поколения…

А дома мне сказали, что пропал Джек. Ушел с утра и не вернулся.

— Придет! Он и раньше так делал.

— Ну что ты сравниваешь! — сказала мать. — Там ему было все знакомо, а здесь… Ему же ничем здесь не пахнет. Наверное, он ушел туда.

— Куда? — спросил я тупо.

— Домой. В Армянский.

Мать была права. Джек отправился назад, к старому порогу, потому что не признавал своим домом иного места. Он не владел человечьим даром самоубеждения, и его преданное сердце не поддавалось на уговоры.

— А может, он доберется?

— В такой ливень?!

Я вспомнил потоки воды на улицах, распахнутые люки, а ведь среди многочисленных предков Джека не было водолаза…

Примечания

1

Пятиалты́нный — монета в 15 копеек.

2

Сейчас — площадь Мясницкие Ворота.

3

Битю́г — рабочая лошадь, тяжеловоз крупной породы.

4

18 мая 1896 г. во время раздачи царских подарков по случаю коронации Николая II на Ходынском поле в Москве в давке погибло 1389 человек.

5

Сейчас — станция метро «Чистые пруды».

6

Сейчас — станция метро «Кропоткинская».