Сергей Баруздин - Новые дворики Страница 4

Тем временем все ребята напали на Олю, и Сеньке даже стало жалко ее.

— Она не виновата, если мать торгует, — сказал он.

— Защищаешь потому, что у тебя самого мать такая! — зло сказал Серега. — Вот и торгуйте вместе своим козьим сыром! А мы пошли!

Серега двинулся к мосточку, за ним пошли Леша и Оля.

И только Максим дружески похлопал Сеньку по плечу:

— Ты не серчай! Верно он говорит! Сушковы — известные торговцы, как бабка твоя была. А мать у тебя хорошая, только несознательная. Пока!

«Вот и он сказал, что мамка несознательная», — с горечью подумал Сенька.

И уж от самого мосточка донеслись до него слова Максима Копылова:

— Зря ты, Серега, мальца обидел. Подрастет — сам поймет. А сейчас что ж ему, с матерью воевать? Не по Сеньке шапка!

«Почему шапка? — не понял Сенька и даже голову потрогал. — Никакой шапки у меня нет, и кепку я дома оставил. А Максим говорит: не по мне шапка!»

4

Дома Сенька застал только Митю. Брат заехал перекусить. Мать еще не вернулась.

— Ну как, козовод, дела? — весело спросил брат.

— Вот, съела, — сказал Сенька и показал потрепанную книжку.

— Как бы эта коза всех нас не слопала, — сказал Митя, и Сенька не понял, шутит он или нет.

Настроение у Сеньки испортилось, а когда приехала мать, и совсем стало худым.

Яблок она продала всего лишь половину и сказала, что завтра к вечеру поедет вместе с Сенькой.

— В две руки быстрее, да и тяжело мне одной, сынок!

— Мне книжки надо купить для второго класса и тетради. Скоро в школу, — сказал Сенька.

— Освободимся пораньше и купим, — пообещала мать.

Сенька подумал-подумал и решил уцепиться за последнюю соломинку:

— А Катька как же?

— С утра, сынок, попасешь, а потом возле дома привяжем, — сказала мать. — Разок и здесь погуляет.

Хочешь не хочешь, придется ехать. И коза не спасла!

«Ну и пусть, — решил Сенька. — Это завтра. А сегодня чего думать! Пойду-ка гулять».

Пока мать возилась в чулане, Сенька выбежал на улицу. Поблизости ребят не оказалось, и он направился в конец деревни. Там у машинного двора наверняка кто-нибудь есть.

Возле конюшни он заметил несколько старших мальчишек, которые распрягали лошадей. Был среди них и Максим. Сенька подошел.

— Ребят не видел? — спросил он у Копылова.

— А чего они тебе? — ответил Максим, выводя лошадь из оглоблей. — Тпру-у!

— Да так просто. Поиграть.

— Хочешь с нами коней купать? — предложил Максим. — Ты на лошади-то когда сидел?

— Сидел, — соврал Сенька, хотя на самом деле только мечтал об этом.

На тракторе он ездил, на машине катался, а вот верхом никогда. Однажды, правда, Митя посадил его на лошадь, да, как на грех, мать поблизости оказалась. Подбежала и сняла Сеньку: «Что ты! Разобьется он, маленький!»

Максим протянул Сеньке поводья, а сам пошел в конюшню спросить.

Из ворот вышел однорукий дядя Яков, недоверчиво оглядел Сеньку с головы до ног, почесал нос:

— Ну что ж, валяй! Да смотри лошадь не раздави! Велик больно!

Конюх легко подхватил Сеньку одной рукой и посадил на серую кобылу.

— Держись, брат! В старое время кавалерист бы из тебя вышел добрый! — торжественно произнес дядя Яков и протянул Сеньке ремень. — Ну ничего! Наездником будешь в цирке.

Сенька сидел, широко расставив ноги, и блаженно улыбался. Большего счастья он еще не испытывал.

— Н-н-но! — крикнул Копылов и подтолкнул свою лошадь ногами.

И Сенька, шлепнув по бокам серой кобылы босыми пятками, крикнул:

— Но!

Лошадь послушно двинулась. Ехали впятером: Максим, еще трое пятиклассников и Сенька. Ремень в Сенькиных руках дрожал, сам он неудобно подпрыгивал на широкой спине лошади и испуганно нагибал голову при каждом ударе лошадиного хвоста. А хвост у кобылы оказался, как назло, ужасно длинным и чуть не доставал до Сенькиной спины.

Но вот Сенька постепенно приноровился к ходу лошади и, подпрыгивая в такт ее шагам, устроился поудобнее, не так, как в начале пути.

— Ну как? — спросил на ходу Максим. — Жив?

— Жив! — радостно ответил Сенька и вдруг подумал: «Как же я с нее слезу?»

Купали лошадей почти у самой плотины. Там, где скот протоптал спуск к воде. Когда подъехали к речке, ребята ловко соскочили с лошадей и сразу повели их в воду.

Сенька тоже задрал левую ногу назад и ловко скатился по гладкому кобыльему боку на землю. Получилось, что он спрыгнул, и довольно неплохо. Потом взял кобылу под уздцы и повел в речку, вовсе забыв раздеться.

— Ты бы штаны снял или хоть засучил, — посоветовал кто-то из ребят.

— Ничего, — бойко сказал Сенька, которому уже нечего было терять: он стоял по колено в воде. Брюки его промокли и надувались, как резиновые камеры.

Пока мыли лошадей, не заметили, как огромная черная туча заслонила небо. Поднялся сильный ветер, взметнувший клубы пыли и песка, страшно зашумели деревья. Где-то сверкнула молния.

— Заканчивай! Кажется, гроза будет! — поторопил Сеньку Копылов.

Когда вывели лошадей из воды, ветер усилился. Молния сверкнула еще ближе, над лесом. Треснула и с грохотом свалилась на плотину кривая березка.

Сенька пытался забраться на мокрую, скользкую спину лошади, но кобыла дергала задом, и Сенька отскакивал в сторону, чтоб не попасть ей под ноги. Пришлось ребятам помочь — взгромоздить Сеньку на лошадь.

Обратно поехали мелкой рысью…

И это испытание Сенька выдержал с честью. Он не видел ни молнии, ни дождя, ни ветра, ломавшего ветви деревьев.

Что ему гроза, когда он мчался на лошади, ничуть не отставая от старших ребят!

Из конюшни Сенька бежал домой в полной темноте, под косым ливнем. На глазах у него повалилось еще несколько деревьев. Ветер гнал по проводам, от столба к столбу, сломанные ветви. Настоящая буря!

Взбежав на крыльцо своего дома, Сенька остановился, перевел дух и спокойно, с видом собственного достоинства переступил порог. И пожалуй, дома его приняли бы за настоящего водяного, если бы не Сенькино лицо, на котором царило полное блаженство.

— Боже ты мой! Где ты пропадал? Мы здесь с ума посходили! — бросилась к Сеньке мать.

И даже Митя с отцом не выдержали.

— Хорош! — произнесли они в один голос.

— Мы лошадей купали! — сказал Сенька нарочито равнодушным тоном, словно всю жизнь только и занимался этим делом. И пояснил: — На Гремянке.

— Каких лошадей? Зачем? С кем? — хлопотала вокруг Сеньки мать. — Ногу-то, ногу подними! Дай штаны снять!

— Известно, совхозных, — сказал Сенька. — С ребятами. Нам дядя Яков поручил.

Через несколько минут, переодетый во все сухое, Сенька сидел вместе со всеми за столом и прислушивался к бушевавшей за окном буре.

— Давненько такой грозы не было! Правда, году в тридцать девятом, перед войной, еще сильней ураган прошел, — вспомнил отец. — Крыши посрывало в деревне, а одну избу и вовсе разбило на щепки…

— Типун тебе на язык! — перебила мать. — Наговоришь! И так сердце заходится.

— Деревья и сейчас поломало. Я сам видел, — добавил масла в огонь Сенька. — Возле магазина ольху скрутило. А ветки так и летят по проводам!

— Ох, что будет, что будет! — вздохнула мать. — Все яблочки небось посшибает! Ни с чем останемся!

— Так это лучше! — воскликнул Сенька. — Срывать не надо. Подбирай на земле, и все там.

— Зелень посшибает незрелую, кому она нужна! Разве ее продашь? — продолжала мать. — Наделала эта гроза бед!

«И хорошо! — подумал про себя Сенька. — Пусть все посшибает!»

— Ты, Лена, хоть бы на стол яблочков когда положила! Для нас-то, для своих, — сказал отец. — А то все для продажи, для продажи.

Мать смутилась. Лицо ее покрылось красными пятнами.

— Да разве я не даю? Ведь все наше. Взяли бы, — сказала она, поспешно вставая из-за стола. — Вот они, пожалуйста, кушайте. Вот!

И она поставила на стол корзинку с нераспроданными яблоками.

5

На следующий день после обеда Сенька отправился с матерью в город. Взяли две корзинки. Мать хотела прихватить и третью, но Сенька отговорил.

Мать не спорила, только пожалела:

— Пропадут! Ох, пропадут! Ведь все три дерева гроза обтрясла. Куда теперь денешь!

В автобусе оказалось свободно. Через десять минут они уже добрались до станции. Подошедшая электричка была дальней — вагоны переполнены. Сенька протиснулся в дверь с неудобной корзинкой, мать — за ним. Дальше пройти трудно — пришлось остановиться в тамбуре, где тоже было много народу. На остановке люди спотыкались об их корзинки, многие откровенно ругались:

— Опять мешочники!..

Сенька уже привык к этому и безропотно передвигал свою корзинку с места на место.

— Ничего, доберемся как-нибудь, — успокаивала мать, гладя Сеньку по голове. — Ты ее сюда, к краешку, поставь!