Владимир Добряков - Шумный двор Страница 4

У Гром Громыча

Почти целый час сидел Саша в приемной управдома.

Вообще-то это никакая не приемная, а обыкновенная комната, где, согнувшись над толстыми книгами, щелкал костяшками счетов сухонький старичок в пенсне. Напротив него сидела хорошенькая белокурая девушка и стукала тоненькими пальчиками с крашеными ноготками по клавишам печатной машинки.

Саша ничего не мог добиться от нее. Три раза спрашивал:

— Можно к управдому?

Девушка отвечала, не глядя в его сторону:

— Гаврила Гаврилович занят.

Если бы она со своей машинкой не сидела возле двери в кабинет, пожалуй, рискнул бы зайти без всякого разрешения. В прошлый раз девушки не было, и он беспрепятственно попал к управдому. А теперь сиди и жди неизвестно чего!

За дверью, в кабинете, зазвонил телефон.

— Ретюнский слушает! — послышалось оттуда. И вдруг голос управдома загрохотал: — Дьявол вас побери! Почему, спрашиваю, не прислали машину? Безобразие!

Как граната разорвалась. Саша даже вздрогнул. Но ни старичок бухгалтер, ни девушка, казалось, ничего не слышали — спокойно занимались своим делом.

А управдом все кричал в трубку. Голос его разносился, будто гром. За этот голос его частенько и называли Гром Громыч.

Дверь с треском распахнулась, и Ретюнский — маленького роста, лохматый, с рыжей щеточкой усов — подскочил к старичку.

— Почему, Илья Семенович, не дали заявку на машину? Прошляпили! Безобразие!

Пока бухгалтер собирался ответить, Гром Громыч скрылся в кабинете. Однако через минуту он опять выскочил оттуда.

— Маргарита! Безобразие! У восьми жильцов задолженность по квартплате. Куда вы смотрите? Срочно обойти! Предупредить! Строго предупредить! Немедленно! — И за ним опять захлопнулась дверь.

Саша подумал, что теперь-то белокурая задавака испугается, но ничуть не бывало. Она, вместо того чтобы помчаться предупреждать жильцов, вынула зеркальце, посмотрела на себя и поправила волосы.

— А теперь можно к управдому? — хмуро спросил Саша.

— Гаврила Гаврилович занят, — последовал все тот же ответ.

Илья Семенович внимательно посмотрел сквозь пенсне на Сашу.

— Ты, мальчик, не слушай ее — иди.

Но не везло Саше. С улицы донесся шум, и в комнату ввалилась тетя Марфа с Лешкой. А с ними еще две женщины — тоже свои обиды решили высказать товарищу Ретюнскому.

Тетя Марфа не стала спрашивать разрешения, а зашагала прямо в кабинет управдома. Она втащила туда Лешку и толкнула его к столу.

— Пиши, Гаврилыч, акт! — потребовала Марфа. — Пускай отец проучит как следует!

— В чем дело? — громыхнул Ретюнский и уставился на несчастного Лешку. — Опять стекла?

— А как же! — подтвердила тетя Марфа. — Как есть — раму высадил!

— Опять футбол?

— Ну, футбол, — угрюмо сказал Лешка, изучая сбитый носок своего ботинка.

— Та-ак! — угрожающе протянул Гром Громыч и придвинул чистый лист бумаги. — Так, — повторил он, — заактируем данный факт.

Пока он писал, было тихо. Буря разразилась потом.

— Я сколько раз предупреждал, чтобы во дворе не устраивали футбольных матчей! Опять за свое! Безобразие! Разгоню!..

Долго бушевал Гром Громыч. Грозил штрафами, милицией и другими страшными карами.

— Вот, вот, — подзадорили его женщины. — Гоните их, товарищ управдом, подальше со двора! Житья от их забав не стало. Вчера только белье вывесила — бежит соседка. «Посмотри, — говорит, — как твою простыню укатали!» И верно: таких пятен мячом понаставили, что пришлось перестирывать.

— А утром, — подхватила другая, — грохот страшенный устроили. В какие-то железки били, в тазы. Ни на волос соснуть не дали. А у меня мигрень, голова раскалывается.

— И еще в какого-то пекаря выдумали играть. Моему так палкой по носу саданули — едва кровь уняли…

В приоткрытую дверь было слышно все, что говорили в кабинете. «Ну и сердитые! — подумал Саша о женщинах. — Видно, здорово допекли их ребята. А управдом свирепый. Как бы не погнал меня с качелями… Хотя не должен. Качели же не футбол, кому мешают? А если погонит, я ему скажу!.. Тоже мне, двор называется, песочница и та пустая! А качели и без его разрешения сделаю. Вот только доски…»

Когда женщины наконец угомонились и ушли, Саша одернул рубашку и постучал в дверь.

— Кто там еще? — недовольно спросил управдом.

Саша переступил порог и сказал:

— Здравствуйте! Вы помните, я справку вам заносил и насчет качелей спрашивал? Яму вы разрешили выкопать и обещали дать доски и столбы. Вот я пришел. Яма готова.

— Что за яма? — будто проснувшись, вскинул Ретюнский голову. — Для чего яма? Кто разрешил?

Саша удивился.

— Вы сами, товарищ управдом, разрешили. — Он вновь принялся было объяснять, но Гром Громыч сердито перебил:

— Какие доски? Какие столбы? Нет у меня ничего. Нет и не будет! А ну-ка, освободи кабинет! Мне работать надо. Безобразие! Морочат целый день голову!.. Маргарита! — крикнул он. — Никого больше не пускай ко мне!

Объявление войны

Зажав кулаки между коленками, Лешка сидел на изрезанной перочинными ножиками скамейке и мрачно глядел перед собой в землю.

Рядом стоял Володька Зубенко. Володька был длинный и худой как жердь. Его бы, конечно, и прозвали жердью или вышкой, да была у Володьки одна черта, из-за которой ребята окрестили его Философом: выражаться любил заумно. Иной раз такое загнет, что сразу и не поймешь.

Скрестив на груди худые руки, Философ в двадцатый раз целился плевком в спичечный коробок с ободранной наклейкой.

«Стрельбу» оживленно корректировал Василек — загорелый синеглазый парнишка. Васильку до слез было жалко пригорюнившегося Лешку. Он потому с таким усердием и следил за Володькиными плевками, что хотел отвлечь Лешку от мрачных мыслей.

— Хорошо, Философ! Поправка лево — 10… Теперь недолет… Эх, совсем плохо. Мазила!.. А ну-ка, Леша, попробуй ты…

Но Лешка и головы не повернул. Тогда Василек горестно вздохнул, пощипал на руке темную родинку и осторожно проговорил:

— Слушай, Леш… А Леш? Ну, а если скажешь, что это не ты разбил, а кто-то другой… Например, я. А тебя будто по ошибке схватила…

— Комариный писк! — поморщился Володька. — Все равно порция горячих будет обеспечена.

— И ничего не будет! — возмутился Василек. — Просто отругает хорошенько…

— Так и я говорю — хорошенько! Сразу шишка на лбу вскочит.

— Да хватит вам, — невесело усмехнулся Лешка. — Что будет, то и будет. С отцом не поспоришь. Эх… — Он безнадежно махнул рукой. — Хватит об этом. Лучше скажите, во что бы нам сыграть? В футбол нельзя. В пекаря надоело. В чижика?

— Что ты! — возразил Василек. — Чижиком знаешь как по окну можно трахнуть!

— Эх, скучища зеленая! — шумно вздохнул Володька и снова плюнул в коробок.

— В лагерь бы поехать, — сказал Василек. — Мама обещала на вторую смену достать путевку. Долго еще ждать.

— А давайте в расшибалочку? — неожиданно предложил Володька. — Или хотите, — он понизил голос, — принесу карты? В очко научу играть. Шикарная игра.

Ребятишки с любопытством уставились на него.

— За кустами спрячемся, — заговорщически подмигнул Володька. — Никто не увидит. Ну, согласны?

Наверно, он все же уговорил бы их спрятаться за кустами. Но в ту минуту из крайнего подъезда, где помещалось домоуправление, вышел Саша Козырев.

Васильку очень не хотелось прятаться в кустах и играть в очко. Поэтому, увидев Сашу, он обрадовался и нарочно с удивлением воскликнул:

— Новенький! Тоже, кажется, у Грома был. Может, и он за что попался?

При упоминании о грозном управдоме Лешка снова поник, сказал нехотя:

— Я видел его. Чего-то сидел там.

Саша прошел к полуразвалившейся стене сарая, где накануне вырыл яму для качелей. Возле кучи земли копошились семилетний Толик и краснощекий карапуз Вадик. Стоя на коленях, они рыли какой-то туннель, сопели от усердия и даже не заметили подошедшего брата. Саша хотел было отругать их за то, что перепачкались, как чертенята, да не стал ругать. Ладно, пускай возятся. Чем же им в самом деле еще заниматься? Вот и с качелями не вышло. Где возьмешь доску да столбы? А ведь обещал! Обманщик! И еще кричит: «Уходи! Не мешай работать!»

Саша окинул взглядом большой неуютный и пустой двор и сразу вспомнил другой двор, в Днепропетровске, где еще совсем недавно жил. Вот то был двор! И сравнить нельзя. «Наверно, все дело в управдоме, — подумал Саша. — Эх, какой человек Василий Романович! Никогда в помощи не отказывал. Не то что этот крикун и обманщик. Вот написать о нем в газету, тогда будет знать!»

Заметив на скамейке ребят, Саша подошел к ним.

— Чего такие невеселые сидите?

Володька опять скрестил на груди руки. Пока он собирался ответить что-нибудь позаковыристее, Саша с шутливой улыбкой сказал: