Лейла Берг - Маленькие рассказы про маленького Пита Страница 4

— Нет! — рассердился садовник.

Он хотел ещё что-то добавить, но Пит сказал быстро:

— Не надо так волноваться. Я не буду больше приставать.

Садовник молча показал Питу, где нужно выпалывать сорняки.

— Вот он! — обрадовался Пит и уже собрался вырвать толстый пучок какой-то травки, как садовник схватил его за руку.

— Нет! — закричал он. — Это не сорняк!

— Но это совсем такая же трава, как вы только что сами вытащили, — смутился Пит.

— Нет, не такая. Смотри, у нее листья совсем другие!

— Потому что это листья-дети! Когда они станут взрослыми, они будут точь-в-точь такие, как ваша трава! — настаивал Пит. — Вы ничего не даёте мне делать! Вы сказали, что я могу вам помогать, а теперь сами мешаете мне! И вы кричите!

— Ничего подобного, — ответил садовник.

— Ну да! Вы только что закричали „Нет!“ Вы сказали, что никогда не кричите, а сами кричали, и у меня из-за этого разболелась голова, и я ничего не могу теперь делать!

— Может быть, ты дашь мне сказать? — перебил его садовник. — Ты ведь даже не знаешь, что я хочу сказать.

— Нет, не знаю. Скажите, но только, пожалуйста, тихо, — вздохнул Пит.

— Всё, что я тебе хотел сказать, это то, что я надеюсь, что ты сумеешь подмести листья вот этой прекрасной метлой. А я пока займусь прополкой.

Пит задумался. Ему очень хотелось ещё поспорить, но тут садовник быстро добавил:

— Метла очень приятно шумит: что-то вроде „свишш… свишш…“

— Да ну? — удивился Пит.

И тут же попробовал. Но метла была очень большая, и то Пит водил ею, а то она сама водила Питом. Наконец Питу удалось справиться с метлой, и он сказал:

— Нет, она этого не делает!

— Чего не делает? — переспросил садовник, наклонившись над сорняком.

— Она не делает „свишш… свишш…“ Она делает „пшик… пшик…“

— Пожалуй, так, — согласился садовник.

— А как называются эти большие цветы? — спросил Пит.

— Это гладиолусы, — ответил садовник.

— Гладить волосы? — повторил Пит.

— Я этого не говорил, — сказал садовник, — я сказал „гладиолусы“.

— Вот вы опять так сказали! — закричал Пит в восторге.

И Пит и садовник рассмеялись и почувствовали себя настоящими друзьями.

Они сгребли в большую кучу листья и сорняки и подложили в неё сухую бумагу. Садовник осторожно поджёг бумагу и дал Питу задуть спичку.

Пит обшарил свои карманы — два кармана в штанах и один в рубашке — и вытащил оттуда все автобусные билетики, которые он собирал день за днём. Их было сорок семь. И он бросил все в пылающий огонь.

Когда один билетик упал на землю перед самым огнём, Пит его не поднял и не бросил в костёр, потому что садовник ему сказал, что на костре надо сжигать сорняки, а не Пита и что поэтому Питу не надо подходить слишком близко к огню.

Тень Пита любила огонь. Она прыгала вверх и вниз в мигающем свете костра. Иногда она пригибалась к земле около ног Пита, а иногда вытягивалась вверх и казалась самым большим в мире великаном.

Как дымил и трещал костёр! Красные искры вылетали из дыма и уносились до самого неба.

Это был ещё один хороший день!

Пит и письмо

Однажды Пит гулял по улице и старался не наступать на трещины между плитами тротуара. Он двигался очень осторожно, делая то крошечные шажки, то большие прыжки.

— Когда я насчитаю двадцать трещин, я превращусь в слона, — задумал Пит. — В огромного слона со шлёпающими ушами.

Он медленно двигался вперёд, внимательно глядя себе под ноги.

— Раз! — считал он. — Два!..

Его тень шла за ним.

Стояло чудесное октябрьское утро. Все кругом было золотое: и освещенные солнцем деревья, и дорога — всё было ровного, спокойного золотого цвета.

На мостовой лежали кучи опавших листьев. Они шуршали у Пита под ногами. Некоторые прилипли к его башмакам.

„Просто удивительно, как это они так прилипли?“ — подумал он.

Но в конце концов листья всё же отвалились, а башмаки Пита стали серыми и пыльными.

„Чем бы мне в неё кинуть, когда она отвернётся? — подумал Пит про тень. — Пусть удивится!“

И он бросил в тень охапку листьев. Но тень не растерялась. Она успела убежать с дороги и затопала по листьям.

— Куда ты идёшь? — сказал Пит. — Это мои листья.

На мостовой лежал большой ярко-жёлтый лист. Такой яркий и жёлтый, что казалось, будто кто-то покрыл его краской для плакатов из ведра, которое папа берёт с собой на работу.

Пит поднял лист и с удивлением стал его рассматривать. Потом решил попробовать, вкусный ли он. Взял в рот, но тотчас выплюнул, подумав, что лист, наверно, грязный. „Хруст… хруст“ — похрустывали его башмаки по опавшим листьям.

А дальше уже совсем не было листьев. Мостовая была чисто подметена. И Пит опять начал перескакивать через трещины между камнями, продолжая свою игру в слона. Камни мостовой были разной формы и размеров, и иногда ему было трудно перепрыгивать. Кроме того, Пит решил считать трещины и в самих камнях тоже, а их было много.

— Три, четыре… чёрт!.. пять, шесть, семь, восемь, девять, десять!

Ещё немножко — и он станет слоном!

Его тень осторожно двигалась за ним. Пит так увлекся прыжками, что совсем не видел, куда идёт. Какой-то экипаж выехал из калитки: что-то вроде кресла на колёсах, и Пит чуть не налетел на него. Ему стоило больших усилий сохранить равновесие. Для этого ему пришлось несколько раз переступить ногами на одном месте.

— Я превратился в слона! — закричал он.

— Вы не похожи на слона, — заметила женщина, сидевшая в кресле.

— Вы превратили меня в слона! — сказал Пит. — Вы вдруг выехали, и мне пришлось переступить через сотни и миллионы трещин, и теперь я слон, а я не хотел быть слоном, пока не заберусь на эту гору и не сбегу обратно.

— Простите меня, но по вашей походке невозможно было понять, куда вы идёте. Я должна вам сказать, что у меня болит нога и вы чуть не ушибли её.

— Я ушиб? — забеспокоился Пит.

— Нет, — ответила женщина. — Но в следующий раз, когда я выеду из калитки, я непременно нажму гудок.

— У вас есть гудок? Правда? — спросил Пит.

— Конечно, — сказала женщина и добавила: — Не можете ли вы опустить моё письмо в почтовый ящик?

— О, пожалуйста. Покажите мне гудок.

— А вы опустите письмо?

— Можно погудеть? — не унимался Пит.

— Если вы бросите моё письмо, — сказала женщина, — я разрешу вам погудеть на обратном пути.

Пит казался озабоченным.

— Но ведь я теперь слон! — сказал он. — Я должен стоять смирно и не наступать больше на трещины! Я сейчас никак не могу бросить письмо.

— Но ведь вы же собирались подняться на горку! — сказала женщина. — А почтовый ящик есть только на горке. Вы опустите моё письмо, а потом опять будете слоном.

— Но вы уже заставили меня превратиться в слона! — сказал Пит сурово. — Вы заставили меня переступить миллионы трещин. Тысячу, двадцать, миллион!

— Ничего подобного! — вскричала женщина. — Вы наступили только на одну!

— На какую? — спросил Пит.

— Вот на эту! — указала женщина. — Вот на эту, возле калитки.

Пит нагнулся и посмотрел. И тень тоже наклонилась.

— Да, я, кажется, наступил всего только на одну трещину! — обрадовался Пит. — Вот это ловко!

— А теперь, — продолжала женщина, — не можете ли вы бросить моё письмо? В почтовый ящик, на горке.

— Хорошо, — сказал Пит и добавил: — Кажется, я досчитал до семи…

И помчался наверх, продолжая всю дорогу считать.

Женщина наблюдала за ним. Он добежал до вершины горки и закричал:

— Двадцать!

А потом кинулся обратно. Его тень бежала перед ним: боялась, что на неё наступят.

— Что же вы не бросили моё письмо? — спросила женщина с досадой.

— Не бросил? — удивился Пит.

Он посмотрел на письмо, по-прежнему зажатое у него в руке, минутку подумал, потом сказал:

— Слоны не бросают писем в почтовые ящики! — и возвратил женщине письмо.

— О, но цирковые слоны это делают! — поспешно возразила женщина.

— Правда? — заинтересовался Пит.

— О да! — вскричала женщина. — Я это отлично знаю. Умные цирковые слоны всегда так делают.

— Может быть, я тоже цирковой слон? Я буду танцевать слоновый танец по дороге на гору. Там я брошу ваше письмо в ящик, как цирковой слон. А потом буду делать смешные штуки ногами и кружиться!

— Я буду смотреть, как в цирке, — сказала женщина, — а потом буду аплодировать.

— Хорошо! — согласился Пит. — Но вы не должны хлопать, пока я вам не скажу „можно“.

Пит побежал наверх, кружась и подпрыгивая то на одной ноге, то на другой. Он не успел ещё добраться до вершины, как у него закружилась голова: слишком уж сильно вертелся. Пит зашатался, а женщина, которая за ним следила, очень испугалась. Что же касается тени Пита, она всё время бестолково крутилась у него под ногами, то забегая вперёд, то отставая.