Евгений Рысс - Приключения во дворе Страница 4

— Ну, как ты? — шёпотом спросила Анюта.

— Ничего, — шёпотом сказала мама.

Анюта очень испугалась, когда услышала её голос, такой он был тихий и беспомощный. Она почувствовала, что и Мишина рука дрогнула в её руке.

— Отцу не сообщайте, — сказала мать. — Он, если узнает, прилетит, а ему нельзя. Поняла?

Анюта молча кивнула головой, а тут уже вошла докторша и быстро вывела их, так что они и опомниться не успели. Докторша сказала, что пока ничего носить не надо, а когда они придут на свидание, им всё объяснят.

Денис Трофимович и Мария Степановна ждали их. Они начали расспрашивать, как чувствует себя мать, но Анюта и Миша толком ничего объяснить не могли. Анюта пыталась что-то рассказать, а Миша таращил глаза и молчал.

Заплакал Миша только ночью, в постели. Анюте не спалось, так она услышала. Она подсела к нему на постель, долго его успокаивала, и он наконец заснул.

Утром Анюта встала пораньше, приготовила яичницу, взяла молоко у разносчицы и разбудила Мишу. Он вскочил, сразу всё вспомнил и такой стал испуганный и жалкий, что она чуть было не растрогалась, но взяла себя в руки, послала его умываться, проследила, вычистил ли он зубы, дала чистые трусы и рубашку и заставила съесть всё, что ему полагалось. Она только начала мыть посуду, как раздался звонок. Пришёл папин сослуживец из Министерства геологии. Оказывается, Мария Степановна встречалась с ним когда-то на папином рождении, запомнила его фамилию, узнала в справочном телефон и позвонила ещё вчера вечером. Вот он и заехал по дороге на работу. Его звали Павел Алексеевич Кругликов. Он часто бывал у папы, пана его любил и считал настоящим учёным. Однако вид у Павла Алексеевича был всегда страшно испуганный. Когда он слушал какие-нибудь даже самые обыкновенные новости, у него округлялись глаза и он ужасался и ахал, как будто слышит что-то потрясающее. Трудно было поверить, что этот человек участвовал во множестве экспедиций, ходил один с ружьём по тайге, встречался с медведями и однажды даже ранил тигра. Тигра потом убили и нашли в нём пулю Павла Алексеевича.

Сейчас у него тоже был невероятно испуганный вид. Он всё покачивал головой, ахал и ужасался. Он принёс зачем-то большую коробку конфет. Когда Анюта стала отказываться, он замахал руками с таким ужасом, что она молча положила коробку в буфет.

— Ничего, ничего, — сказал Кругликов, — мы его сюда быстро доставим. Я сегодня же буду у замминистра. У них там авиаотряд работает. До крупного аэродрома доставят за несколько часов. А дальше на реактивном быстро.

— Вы про папу? — спросила Анюта.

— Да, — закивал головой Павел Алексеевич.

— Пожалуйста, Павел Алексеевич, — сказала Анюта, — не надо вызывать папу.

— Как это так не надо?! — ужаснулся Павел Алексеевич и округлил глаза. — Что вы! Жена в больнице, беспомощные дети совсем одни.

— Мама просила, — сказала Анюта. — Да и я считаю, что она права. Врачам папа помочь ничем не может. Мы с Мишей великолепно справимся сами. Вы знаете, ведь нашли олово.

— Да, да, — закивал Павел Алексеевич и опять округлил глаза. — У нас последние дни только и разговору об этом. Такое несчастье, и именно когда такая удача. — Он снова стал вздыхать и ахать.

— Я вас очень прошу не сообщать папе, — сказала Анюта.

— Ах, я не могу взять на себя такую ответственность! А вдруг осложнения, мало ли что. Что мне тогда ваш отец скажет?

Анюта долго ещё его уговаривала, наконец он вскочил, начал ходить по комнате и заявил, что он должен прежде всего поехать в больницу к Клавдии Алексеевне и лично от неё получить распоряжение. После этого он заторопился, убежал, но сразу же раздался бешеный звонок в дверь. Кругликов вернулся, потому что не взял адрес больницы и помер палаты и забыл Анюте предложить денег.

Анюта от денег наотрез отказалась, и Кругликов ушёл наконец окончательно, вздыхая, ахая и ужасаясь.

Только он ушёл, явились мамины сослуживицы. Тут была Мария Ивановна — председатель месткома, женщина пожилая и полная, и Мария Семёновна — председатель кассы взаимопомощи, женщина худенькая и молодая. Оказывается, что Мария Степановна, которая живёт внизу, уже позвонила в мамин институт и обо всём рассказала. Мария Степановна и сама поднялась, чтобы узнать, как она объяснила, «хорошо ли дети провели ночь». Началось настоящее заседание. Мария Степановна настаивала, чтобы дети временно перебрались к ней. Мария Ивановна — председатель месткома говорила, что хотя пионерские лагеря уже уехали, но по такому случаю она в самые ближайшие дни устроит в лагерь и Анюту и Мишу. Мария Семёновна — председатель кассы взаимопомощи — считала, что необходимо немедленно выдать ссуду, что она сегодня же соберёт правление и к концу дня успеет привезти деньги. На Анюту и Мишу внимания не обращали. Они сидели оба растерянные и смущённые, не решаясь вставить хоть слово в поток оживлённых споров между тремя почтенными женщинами.

Наконец всё было решено. Все три Марии поднялись из-за стола. Мария Степановна для того, чтобы идти передвигать мебель в расчёте на двух новых жильцов, Мария Ивановна для того, чтобы мчаться хлопотать насчёт лагерей, Мария Семёновна, чтобы срочно созвать на заседание членов правления кассы взаимопомощи. Тогда наконец настал момент, когда Анюта могла сказать и своё слово.

— Большое вам спасибо, — сказала Анюта, — но только, извините, я думаю, всё это ни к чему. Во-первых, у нас есть деньги, так что ссуда нам не нужна. Во-вторых, я получу за маму по бюллетеню, и, значит, ссуда нам и потом тоже не будет нужна. В пионерский лагерь нам ехать нельзя. Нам надо носить маме передачи, навещать её, узнавать о её здоровье. Разве мы сможем с Мишей жить в лагере, зная, что мама тяжело больна! Как ты думаешь, Миша?

— Не сможем, — хмуро сказал Миша.

— К нам, Мария Степановна, — сказала Анюта, — мы тоже не переедем. Нам надо вести хозяйство. Как же мы сможем с Мишей в такое трудное время бросить наш дом? Правда, Миша?

— Не сможем, — хмуро сказал Миша.

— Так что большое вам спасибо, и, честное слово, если что-нибудь нам понадобится, мы обратимся и к вам, Мария Степановна, и к вам, Мария Ивановна, и к вам, Мария Семёновна.

Женщины страшно разволновались и стали доказывать, что так нельзя, так не полагается, в таких случаях надо принимать помощь. Но Анюта твёрдо стояла на своём.

Наконец Мария Ивановна и Мария Семёновна решили сейчас же ехать в больницу к Клавдии Алексеевне, взяв с Анюты слово в случае малейшей нужды обращаться за помощью, надавав десятки указаний, где, когда и кого искать.

Закрыв за ними дверь, Анюта сказала:

— Слушай, Миша. Мы теперь будем жить одни, но всё должно быть так, как при маме. Я старшая и поэтому буду хозяйкой. И не думай, что тебе будет больше воли, потому что мама лежит в больнице. Я за тебя отвечаю и никакого баловства не допущу. И хлопот у тебя будет больше, чем раньше. Справишься?

— Справлюсь, — хмуро ответил Миша.

Глава четвёртая. Вмешивается Катя

Первая педеля прошла очень хорошо.

Утром Анюта и Миша отправлялись по магазинам, покупали хлеб, молоко, продукты, потом приходили домой, собирали передачу для матери и ехали в больницу. Каждый день от них принимали записки, но ответ они получали на словах, писать мать не могла. Она передавала, что чувствует себя хорошо, надеется скоро поправиться, и чтобы они не волновались. Сестра в справочном бюро тоже говорила, что состояние удовлетворительное и температура нормальная.

В четверг и воскресенье были приёмные дни.

Когда они пришли в воскресенье, мать была ещё олень слаба, она лежала по-прежнему вся закутанная в одеяло по самую шею. Она не хотела, чтобы дети видели её забинтованные руки и сплошь перебинтованную грудь. И говорила она по-прежнему тихо, почти шёпотом.

— Не надо мне носить столько, — сказала она после того, как расспросила, что делается дома и как ведёт себя Миша. — Много мне есть нельзя, да и не хочется. Все продукты лежат в холодильнике без толку.

Не такой уж длинной была эта фраза, но Клавдия Алексеевна устала, сказав её, и долго молчала. Анюта и Миша сидели вдвоём на одном табурете и смотрели на мать испуганными глазами. Их пугало и бледное лицо, и тихий голос матери, и то, что она так быстро устаёт. Потом Клавдия Алексеевна сказала ещё:

— Дай мне слово, Миша, что будешь сестру слушаться.

Миша молча кивнул головой, но Клавдии Алексеевне показалось этого мало.

— Дай мне честное слово, — сказала она.

Миша произнёс испуганным шёпотом:

— Даю честное слово, что буду слушаться Анюту.

Клавдия Алексеевна еле заметно кивнула головой и закрыла глаза.

Тут вошла старшая сестра и велела детям уходить, не утомлять мать.