Александр Самохвалов - Три случая под водой Страница 4

По самому дну против течения идут сиги.

У сига спина темная, а брюхо серебряное. Это, когда его вытащишь. А под водой его и не видно — бледная тень, призрак.

А высоко над сигами из желтой мути свесились две железных лестницы. Одна с Нефедова бота, другая с братова.

Свесились и никуда не ведут — обрываются.

По лестницам водолазьи ноги вниз идут. По одной Нефедова, по другой брата его.

Спустились до самой последней ступеньки. Дальше глубь. Можно только прыгнуть в глубь.

Водолазы и прыгнули.

Староста водолазий рукой перебирает канат сигнальный. А канат убегает в воду. За водолазом.

А рабочие качают помпу. Так на одном боте и на другом.

Водолазы стали тенями. Летят тени к сигам. Там темно-пасмурно. Теченье хлещет между быками. Водолазов относит.

Им что? Они привыкли. Баграми за дно цепляются. Идут к быкам — против теченья.

Пускай хлещет.

Кран заработал лебедкой. Спустил крюк над баржей.

А на барже рабочие к крюку крепят камень. Гранитную штуку — длиной в полтора метра, вышиной в метр и шириной в три четверти.

Много сотен пудов.

Хорошо тесан гранит. И для крюка особая выдолбина в нем сделана. Получается мертвая хватка. Ни за что не сорвется камень.

Водолазы сигналят:

— На месте! Есть!

Староста понял сигнал: Есть!

Отошли водолазы в сторону на баграх, сигналят:

— Давай!

Староста командует крану:

— Давай.

Заработал кран.

Повис над баржей громадный камнище. Несколько сотен пудов.

Отошел немного в сторону и стал медленно в воду уплюхиваться.

Мало-по-малу уплюхался.

Слегка полыхнуло над водолазами. Беловатым светом. И в свете обозначалась черная тень. О четырех углах тень.

Значит, спускают камень.

Староста чует сигнал:

— Стоп!

Значит, спустили до дна.

Водолазы заранее камню постель приготовили. На растворе на гидравлическом. Цемент есть такой. Сигналами — вправо, влево — на место, камень подвели. К боку быка бетонного. И тут установили его ломиками на раствор гидравлический.

Так камень за камнем клали. Облицовывали бетонный устой. Одевали в гранитную шубу.

Еще вчера и позавчера много спустили в в воду таких камней. И вот кончились камни с выдолбинами для крюка. Стали спускать простые. Обматывали их проволокой.

По закону нельзя бы так. Но время тогда такое было.

Ставили водолазы и эти камни. Что будешь делать? Надо же строить. А проволоку не снимали. Так и замуровывали в цемент. Одно только поняли водолазы — опасная вещь. Выскользнуть может камень. Не больно-то проволокой его обвяжешь. А выскользнет — куда полетит? Кто его знает? Бывает, что и против теченья с заездом. В момент задавить может.

И таких не мало спустили камней.

Уставать стал водолаз Нефедов и брат его тоже. Теченье из сил выбивало. Так и хлещет между быками. Сигналы и шланги относит. По дну стелет. И водолаз Нефедов сказал сам себе: «Ишь его чорта гонит. Прямо, Вася!»

Это присловка у него такая была: «Вася».

А брат его в роде этого тоже подумал.

Так задержались у быка водолазы. Не отошли в сторону. И сигнала не подали, чтобы спускали камень.

А на барже новый камень проволокой обкручивали рабочие и не докрутили.

Слышат, что сигналов нет, — взяли да и отошли покурить. А камень наполовину к крюку прикручен был, — его так и оставили.

А ветер свистит в троссах. Махорку с огнем выдувает.

Сумрачно стало под водой. Как в самую непогоду. Холод пробирал водолазов. И тишина подводная стала мучить Нефедова и брата его тоже. И сиги стали чаще показываться.

Мелькнет! Не поймешь — сиг или привиделось. От усталости.

И стал сиг в роде как хозяин, а водолазы так только.

Жутко!

И решил Нефедов еще камень один положить — и Вася! Значит, хватит.

И брат его тоже решил.

А сигнала не подали.

Кран на якоре был и на причалах. Стальные причалы к быку. Скрипят жалобно.

А ветер свищет в троссах, и теченье хлещет между быками. Треплет и кран, и баржу, и боты. Такой уж Волхов. Только быку нипочем.

Вдруг как свистнет, как хлестанет!

Сдали причалы.

Рвануло кран!

Сорвать не сорвало, а рвануло. Дернуло в сторону.

А кран камень рванул с баржи. А камень наполовину прикручен. И повис над водой. Несколько сотен пудов.

Повис криво, косо.

Очень противно повис.

Того и гляди выскользнет.

А водолазам не видно камня. Не отошли в сторону.

А рабочие все дышать забыли. Машинист до лебедки руки дотянуть не может. Боится тронуть. Все застыло.

Так страшно повис камень.

Косо, криво!

С четверть минуты висел.

Потом плюхнулся.

Рвануло, хрястнуло!

Темень, боль!

Силища смяла Нефедова.

И брата тоже.

Вскрикнули все. В один голос! От ужаса. Заметались.

II

Нефедов ничего не чувствовал. Был без памяти.

Потом понемногу проясняться стало. Не сознание, а боль. Страшная боль. И бессилие такое, что свыше сил всяких. Под конец понимать начал Нефедов, что лежит он носом в ил, в гальку. Не носом, а иллюминатором. Головы не поднять, не поворотить. Ткнула сила — и Вася! Значит, ничего не поделаешь. Жив — и то ладно.

И вспомнил Нефедов, что брат тут. Он спасет, вызволит.

Только чего-то не идет брат? Неужели и его ухлопало?

И стал Нефедов головой поворачивать. Чуточку поворачивалась голова с болью, со скрипом. Стонал Нефедов гулко, невыносимо.

Чего же ждет брат?

Куда делся?

Стоял слева.

Стал Нефедов в боковой иллюминатор глазом заглядывать. Видит — здесь брат. Тенью темной над ним стоит. На коленях.

Успокоился.

Ткнулся носом в стекло. Жесткая подушка — медь и стекло. Но ничего.

Сейчас брат вызволит — и тогда наверх! Вася!

А там люди метались. Лица на них не было. Не знали, за что взяться. Как помочь? Да и можно ли помочь? Может быть их раздавило обоих? Сигналов нет. Страшное дело! Мечутся…

Ждет Нефедов. А ждет зря. Брат чего-то не торопится спасать его. Чего-то не тыкает в бок рукавицей, не шлепает рукой по медному шлему.

Больно Нефедову. И от боли лень страшная. Нет охоты взглянуть еще раз на тень брата. Видел же ясно. Стоит над ним на коленях. Сейчас вызволять примется. Сразу тут ничего не поделаешь.

Опять ждет Нефедов, и видно теперь ясно — зря ждет.

Брат не двинулся.

Что за Вася? Неужели брат его бросил?

Опять Нефедов выглядывает в боковой иллюминатор, ловчит глазом.

Видит: здесь брат — не бросил его. Только чего же он с места не двинулся и стоит как каменный?

Напряг Нефедов всю силу, какая была, повернулся, чтобы лучше увидеть брата.

Не только шея — шлем скрипнул нарезкой. Двенадцатиболтовка на нем была.

Еще силится Нефедов.

Вдруг — зззик!

Воротником холодным зикнуло. Жигануло острой петлей по шее. Это вода сквозь нарезку брызнула. Назад, как ужаленный. Понял одно: лежать смирно надо, не вертеть плечом, а нет — Вася будет. Будешь вертеться, свинтишь шлем, жиганет тебе вода петлей по вороту, зальет — и Вася тебе тут — значит, могила.

Мечутся люди на ботах. Что делать?

Тянуть за канаты?

А вдруг шланг тоже задавило? Лопнет шланг, — что тогда?

Мертвого-то всегда можно вытащить.

А помпа работает правильно. Манометр чуть-чуть поднялся. Может быть живы?

Стал Нефедов рукой тянуться. Достать брата хотел — чего не торопится? Не достать. Руки не хватает. Опять ловчит глазом — в боковой иллюминатор выглянуть. Всей грудью своей в крылатых винтиках в ил вдавился. Щекой в стекло, в медь впирает. Стекло выдержит — толстое.

Главное: не крутись плечом, не двинь, — свернешь шлем — тогда кончено, Вася!

Изловчился Нефедов, — видит, стоит брат, как стоял, на коленях. И руки теченьем относит, как плети.

А с башкой что?

Носом ткнулся в самый угол штуки гранитной граненой. И видит Нефедов: дымит по теченью темный дымок красноватый из того места, которым ткнулся брат в угол гранитный.

Что это?

Кровь!?

Замер Нефедов.

Обледенел весь в миг один. Все ясно ему стало: