Геннадий Блинов - Пятые приходят на помощь Страница 4

— В общем, не наше дело — пусть кровью подписываются, если хотят. А в Шушенское мы поедем. Я уже кое-что предпринял. Только надо марки найти… Семь штук.

Галка насторожилась.

— Расскажи, Павлик, пожалуйста, зачем марки? — услышала Павлова девчоночий голос. — И еще объясни, какую клятву наши мальчишки принимали? Ты «бешников» ругаешь, а сами что-то мудрите и от девочек скрываете…

В носу засвербило, и Галка с испугом подумала, что ей не удержаться и сейчас она чихнет, ее выволокут из шкафа и потом все, кому вздумается, будут показывать на нее пальцами. Дура она, дура. Зачем только приперлась и, как паук, забилась в темноту? Галка схватилась за нос и больно ущипнула его. Чихать вроде расхотелось, и Павловой жизнь показалась чуток веселее.

— …не первая спрашиваешь. Это «бешники» принимали клятву, а не мы. А насчет марок пока рано говорить…

Галка разочарованно опустила голову. Ноги сделались ватными, она еле стояла. А Павлик принялся воспитывать Ёжика.

— Объясни, Орлов, почему по географии не выучил? Может, тебя Павлова подговорила получать двойки и тянуть класс назад?

— Никто меня не подговаривал, — защищался Орлов. — Разве два раза подряд спрашивать — это по закону, да? Чем меня пилить, ты бы лучше рассказал, как это Васька Фонариков пятерочником хочет стать…

— Я откуда знаю. Чтобы побывать в Шушенском, «бешники» на что угодно пойдут.

— Может, у них домашние задания станут записывать на магнитофонную ленту и заставят двоечников прослушивать эту ленту во сне? — высказал кто-то предположение.

— Пусть хоть по телевизору их учат, — сказал Павлик. — Я узнал, что во втором классе нет вожатого звездочки. Надо направить туда человека.

Учтем, подумала Галка. Ее туфлю кто-то легонько царапнул, и Павлова догадалась, что это мышка. Галка очень боялась мышек. Позабыв об осторожности, она совсем негромко взвизгнула, тут же прикусив язык.

Заскрипели стулья, застучали каблуки.

— Может, обыскать? — со страхом услышала Галка голос Ежика.

— Ерунда! — успокоил ребят Паша Наоборот. — Это, так и знай, Васька Фонариков в коридоре девчонку колошматит, вот она и визжит.

Павлова стояла ни жива ни мертва. Ей казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди и что его стук сейчас услышит Звягинцев с товарищами. Галка прижала сердце ладонью, стараясь дышать как можно тише.

В комнате стихло. До Галки донесся девчоночий голос:

— Фонариков лучше поклялся бы руки не распускать. Несчастный драчун — еще в отличники лезет. Если «бешники» станут его прощать, то он и нас скоро начнет колошматить.

Засмеялся Звягинцев:

— Но ведь это же хорошо, это прямо замечательно.

— Ничего замечательного не вижу. Когда он тебе синяк посадил, ты не радовался.

— Так то было в прошлом году, а нынче совсем другое. Пусть колотит — спасибо скажу. Вы поймите, что Фонариков поставит «бешникам» такую подножку… Я каждую его драку стану записывать, а потом на совете дружины выложу. Скажу, вот они, подвиги «бешников», решайте, достойны они ехать в Шушенское?..

Галка от изумления даже рот разинула. Ну и Паша Наоборот, ну и коварный человек…

— Дело говоришь, — подал голос Ежик. — Надо наших девчонок специально подговорить: пусть они Ваську задирают.

— И вообще на совете дружины будут многое учитывать, — продолжал Павлик. — Вот ты, Еж, ни одного поручения не имеешь…

— У меня же камера, — с гордостью сказал Орлов. — Она уйму времени требует…

— Так то для себя ты возишься, а отряду никакой пользы. Надо тебя вожатым в звездочку…

— Малышам носы вытирать, да? — обиделся Ежик.

Когда «ашники» вышли из пионерской комнаты, Галка вылезла из шкафа и обессиленно села на стул. Но уже через какую-нибудь минуту она бросилась к двери. Дверь не открывалась. Павлова с ужасом подумала, что сейчас Фонариков стоит в палисаднике и, увидев Звягинцева, может полезть в драку.

Галка заметалась по комнате. На столе увидела тетрадь и вырвала лист. Быстро написала: «Срочно для Фонарикова. Васька, Пашу Наоборот и его дружков не вздумай даже пальцем тронуть. Все объясню потом. Они меня закрыли, выручайте».

Скомкала бумажку и бросила в форточку. Из кустов выскочил Васька и подобрал записку. Прочитал ее и скорчил рожицу. Увидев Ваську, Орлов показал Фонарикову кулак и вызывающе крикнул:

— Девчонок обижаешь, да? Ты вот меня попробуй задень. Слабо, да? Руки коротки?

Васька потоптался на месте и нетерпеливо предупредил:

— Проваливай… Видали мы таких… И вообще пальцем не трону.

Звягинцев недоуменно посмотрел на Фонарикова: что это такое с ним случилось?

Глава третья. Схватка

Перед сумерками Копытов забежал в общежитие и, переодевшись в штатский костюм, вышел на улицу. Он решил побывать на берегу Быстрянки и понаблюдать, кто из жителей поселка уплывает на ночь, чьих лодок нет на пристани. Старшина надеялся, что таким путем можно узнать о браконьерах. На худой конец, это лучше — не гоняться за ними по ночной порожистой реке, а подождать их возвращения на берегу.

Он направился по широкой улице, ведущей к Быстрянке. Со двора пресвитера Руденко доносился стук топора. Копытову это напомнило о заявлении сегодняшней посетительницы, и старшина шагнул за ограду. От земли уже поднималось несколько венцов. Бревна пахли смолой. Копытов прикинул, во сколько обойдется такая пристройка. Выходила большая цифра.

В ограде обтесывал бревно небритый мужик. Копытов спросил у него, сможет ли он увидеть Руденко. Плотник буркнул:

— Пошто не увидишь. Явится…

Копытов присел. Смеркалось. Над березкой, росшей во дворе, закружились майские жуки. Старшина поймал одного кепкой и зажал в ладони. Царапаясь жесткими ножками, жук рвался на волю. Копытов улыбнулся про себя и весело сказал:

— Лети, усатый разбойник.

Плотник заткнул за пояс топор и бросил:

— Покедова… Придет хозяин, скажи: расчет пусть завтра готовит…

— Недоволен чем-то? — спросил Копытов.

— А то недоволен, что обжулил нас ваш Руденко. За полцены мы по пьяному делу согласились ему строить.

Копытов усмехнулся.

— Так уж и обжулил…

Мужик, распалясь, стал рассказывать, как Руденко пригласил мастеровых в гости, ворковал с ними не хуже голубя, вспомнил Иисусова отца, который тоже был плотником. Потом усадил мужиков за стол и налил по стакану водки. Они покряхтели, выпили. Повторили… Наутро Руденко показал плотникам написанный на листке договор. В нем мужики обещали сделать пристройку за небольшую сумму. И внизу стояли их росписи, кривые и непонятные — топорами они работали лучше. Мужики, конечно, возмутились, но Фома покачал головой и невинно заглянул каждому в глаза:

— Братья, поимейте совесть. От слов своих отказываетесь. Не берите греха на душу, господа нашего побойтесь…

Мужики не боялись господа, но поговорили-поговорили между собой и решили, что от слов своих и вправду отказываться не дело. Ну, а сейчас рассудили иначе. Он, этот Руденко, разве по совести поступил — напоил людей и под пьяную лавочку состряпал грязную бумагу? А ведь у них, баптистов, закон такой — не пить водки. Зачем тогда пресвитер ее подавал другим? Зачем?

От мужика попахивало перегаром. Копытов спросил:

— Сегодня тоже Руденко угостил?

Плотник мотнул бородой.

— Жди. Теперь ему угощать интереса нет.

Мужик ушел, а старшина долго еще улыбался проделке божьего праведника. Ловко он околпачил плотников.

Теперь Руденко уже не казался старшине смиренным и тихим человеком, какой боится и муху обидеть.

Копытов посмотрел на часы. Было уже поздно. Старшина направился к Быстрянке. Он подошел к яру и залюбовался рекой. Она лизала галечные отмели, с разбега набегала на торчащие из воды валуны и расплескивалась усами-волнами, которые без конца догоняли одна другую. По крутизне глиняного яра вилась узкая тропка, выныривала наверх и терялась в кустах тальника и черемушника.

Пристань, где большинство жителей оставляли лодки, была чуть ниже по течению, но Копытов туда не торопился. Он знал, что если браконьеры и задумали вылазку, то они или уже уплыли, или будут дожидаться темноты, чтобы лишний раз не попадаться людям на глаза.

Вот за горами спряталось солнце. Берега с той и другой стороны отбросили тени, и только на середине реки струя еще алела, но и она постепенно наливалась свинцовой тяжестью.

Смолкли пичуги, с реки дохнуло свежестью. Копытова окружила непривычная тишина. Ее нарушил скрежет железа о камни. Кто-то плыл на лодке, толкая ее шестом вверх по реке.

— Сюда подплывай, — донеслось до старшины.

Копытов прилег на землю и заглянул вниз. В сгущающейся темноте еле различил двоих.

— Что долго? Я уж ждать устал…

— То да се. А тут еще пацаны на пути…