Шарон Крич - Тропа Журавушки Страница 4

Целую неделю я каждый день разглядывала карты, запоминая каждый изгиб и каждую черточку тропы. Я узнала ручей, расчищенный кусочек дороги у самого берега и место, где позже построили ферму. Карты были самыми простыми и неточными, начерченными от руки. Кое-где были даже пересказаны легенды о местных названиях, простых и волшебных одновременно. Я мечтала, как пройду тропой Девы и пересеку Воронью пустошь, расчищу дорогу вдоль Детского Мизинчика и отдохну у гряды Спящего Медведя. Только вот лощина Призраков и гряда Тенистой Смерти нагоняли на меня страх.

Еще дважды я возвращалась в музей и выяснила, что дорогу проложили индейцы. Позже по ней ходили охотники, потом лесорубы. Примерно посередине тропу пересекали заброшенные рельсы, по которым когда-то вниз к лесопилкам двигались вагонетки с бревнами.

Тропа с самого начала была узкой, только-только для всадника. Фургону было уже не проехать. Отрезок пути в низинах был выложен каменными плитами. Смотрительница сказала, что весной дороги часто размывало и заболачивало, так что плиты были весьма кстати. Еще она рассказала, что поселенцы проложили вторую дорогу, достаточно широкую для фургонов, вдоль реки со всеми ее изгибами. Позже та дорога выросла в главное шоссе из Байбэнкса в Чоктон.

А еще я отыскала в музее выцветшие фотографии всадников, скачущих по моей тропе. Эти снимки вставали у меня перед глазами всякий раз, как я принималась расчищать очередной кусочек дороги. Интересно, кем были те люди? Как они жили? И зачем им понадобилось в Байбэнкс или Чоктон?

* * *

В ту субботу, посадив помидоры, я медленно прошла по своей дороге. Уже полтора километра. Далеко внизу виднелась ферма, наш дом, длинная подъездная дорога из гравия; светло-зеленые покатые холмы уходили к реке Огайо, пенно-коричневой после апрельских ливней, размывших берега.

Под кустом у последней расчищенной плиты я подняла совок. Кроме рук у меня были лишь этот совок да еще тяпка, но их мне вполне хватало для нехитрой работы. Разрыхлить землю. Выдернуть траву с корнем. Так я двигалась, плита за плитой, шаг за шагом. После дождя становилось полегче, корни сами выскакивали из размокшей земли, а иногда по неведомой причине трава обходила плиту стороной, мне оставалось лишь смахнуть сор. Но чаще приходилось рыхлить и с силой тянуть упрямые стебли из почвы.

Я отдыхала среди травы, глядя в облака, слушая темный густой лес впереди. Моя дорожка, изгибаясь, устремлялась к тому лесу, и частичка меня рвалась вслед за ней, — узнать, куда она приведет. Но другая, трусоватая частичка медлила и боялась того, что может ждать впереди.

Я расчистила несколько сильно заросших плит и побрела назад, к изгибу тропы, откуда виднелась ферма. У амбара стоял грузовик мистера Буна. Когда жена ушла от него, забрав сына, мистер Бун частенько у нас обедал. Но с тех пор как блудная семья вернулась, он проводил все время с ними. Интересно, зачем он приехал?

Я неторопливо спустилась с холма, проведала помидоры на грядке и пошла к дому.

Может, грузовик и принадлежал мистеру Буну, но приехал на нем не хозяин.

8. Бутылочные крышки

— Угадай, кто к нам приехал! — обрадовалась Бонни.

— Мистер Бун, — сказала я.

— Мимо!

— Миссис Бун.

— Снова мимо!

— Ну и кто же?

— Угадай.

Бонни обожает играть в «угадайку».

На веранде собралась вся семья, даже дядя Нэт. Конечно, с ними был Джейк Бун. Они обступили его, вылупив глаза и разинув рты, и наперебой его расспрашивали, словно к нам зашел не соседский парень, а Элвис Пресли собственной персоной. Мэй сидела рядом с ним на диване-качелях, бросая на него мечтательные взгляды и теребя ленту в волосах. Они не сразу меня заметили.

— Так ты устроился к миссис Флинт? — спрашивал папа.

— Ага, — сказал Джейк.

— Сколько выходит в час? — бесцеремонно спросил дядя Нэт. С той поры как умерла тетя Джесси, на него иногда что-то находит, и он становится раздражительным и грубым, словно мы виноваты в том, что не умерли вместе с ней.

Джейк ответил.

— Да это грабеж! — возмутился дядя Нэт.

— Минимальная зарплата, — сказал Джейк.

— Просто грабеж! Я в прежние времена пахал как лошадь и не получал столько и в неделю. Чертова инфляция! Чертовы политиканы! Гнать их всех поганой метлой...

— Цинни! Здорово, — перебил Джейк и вскочил на ноги. И получил качелями под колено. Мэй одарила меня недобрым взглядом.

— Пообедаешь с нами, Джейк? — предложила мама. Джейк вежливо отказался. Ему надо было возвращаться на работу.

— Это в субботу-то? Вечером? — неодобрительно сказал дядя Нэт. — Нечего магазинам по субботам работать. До обеда — и все, пора и честь знать. Мало ли дел у людей дома, в субботу-то. Ты передай это миссис Флинт, слышишь?

Джейк спрыгнул с крыльца и толкнул меня в бок.

— Ну и изменилась же ты, Цинни. Никак в себя прийти не могу.

Мэй не отставала от него, будто приклеенная.

— А я, Джейк? Я изменилась?

— Ничуть. (Мэй зарделась. ) — Цинни, показать тебе грузовик?

— Грузовик твоего отца? Чего я там не видела? — отозвалась я.

— Мне надо тебе кое-что показать.

— Я тоже хочу посмотреть, — заявила Мэй. Между сидений лежала маленькая картонная коробочка. Джейк протянул ее мне.

Мэй тут же ухватилась за нее:

— Дай, я открою!

— Это подарок для Цинни, — сказал Джейк.

— Для Цинни? — Мэй отпрянула, будто Джейк ее ударил. Но я открыла коробочку, и Мэй удивленно протянула: — Это что, бутылочные крышки?

— Все еще собираешь? — спросил меня Джейк.

— Ну да. — Я не знала, что и сказать. Подарок — мне! От Джейка!

— Бутылочные крышки... — Мэй словно заело. Джейк укатил прочь, и Мэй беспечно помахала ему

вслед.

— Честное слово, Цинни, пора бы тебе перестать возиться с бутылочными крышками, уже не маленькая. Как же мне за тебя стыдно! Да с тобой можно сгореть со стыда!

А я внезапно вспомнила Томми Салями. Настоящее его имя было Том Салоум, но все называли его Томми Салями, даже он сам. Он учился в одном классе с Мэй. И вот три года назад он начал заваливать меня подарками. Так, всякой ерундой: то пластмассовое колечко из завтрака с сюрпризом, то старая бутылка, то ржавый ключ из придорожной канавы. Но для меня это были настоящие сокровища, и при мысли о Томми Салями у меня кружилась голова.

Он спрашивал меня о самых невероятных вещах. Видела ли я ходячие деревья, хотела бы я быть аквариумом.

— Аквариумом? — переспросила я. — Может, внутри аквариума? Рыбкой?

— Нет, нет, прямо всем аквариумом, целиком. И водой, и водорослями, рыбками, улитками — сразу всем.

Я боготворила Томми Салями. Я думала о нем днем и ночью, он мне даже снился, и я исписала все тетрадки его именем. Спросите меня, так это Томми сотворил луну и звезды. Он был моим богом.

А однажды я увидела в окно, что он идет к нашему дому. Я была чуть жива: Томми Салями пришел, пришел ко мне! Я наскоро провела щеткой по волосам, переоделась и побежала вниз. Я выскочила наружу. На веранде сидел Томми. А рядом с ним — Мэй.

Я попятилась и убежала в дом. Выбралась наружу через заднюю дверь и пошла к дороге. Час. Другой. Наконец показался Томми. Он возвращался восвояси. И тут я вышла из-за кустов.

— Цинни? — удивился он. — А ты здесь откуда? Я молчала. Я не находила слов.

— Должен сказать тебе спасибо, — продолжал Томми. — Ты, верно, замолвила за меня словечко Мэй. Она идет со мной на танцы. Круто, а? — Он по-акульи широко улыбался. — Цинни, ты просто прелесть!

Ну не дурочка ли, ругала я себя. Стыдно было до смерти. От унижения хотелось забраться под одеяло и умереть. Я-то для Томми была пустым местом.

А потом были и другие, точь-в-точь как Томми Салями. Джерри Аббот, Микки Торк, Слим Гиблин, Роджер Пол... Они подлизывались ко мне и дарили подарки, а потом вели на танцы Мэй. Сама по себе я для них ничего не значила.

Не знаю уж, почему парни подмазывались ко мне, а не к Бонни или Гретхен, почему не подходили прямо к Мэй. Может, по Гретхен сразу было видно, что она не потерпит никаких заигрываний, а Бонни была слишком мала. А Мэй они, наверное, боялись, боялись, что она им откажет. Только меня никто не боялся. Я казалась им тихой и серой, как мышка.

Однако после Томми Салями я перестала быть такой доверчивой. И когда ко мне подкатил бедолага Роджер Пол с пакетиком воздушной кукурузы, я его сразу отшила:

— Чтоб ты подавился своей кукурузой!

* * *

И когда Джейк подарил мне бутылочные крышки, мне стало немного грустно. Тем вечером я перебрала их — около сотни штук. Там попадались очень редкие крышки, таких давно уже не делают; а некоторых напитков я и вовсе не знала. Но все они были чистыми и выпуклыми — видимо, Джейк умел распрямлять середину. Я пересыпала их в коробку.

Я много чего собирала: счастливые камешки (маленькие, белые, гладкие), семена цинний, брелоки, пуговицы, цветные карандаши, старые ключи, шнурки (их я связывала между собой в один длинный шнур), бутылки, закладки, открытки — и бутылочные крышки.