Илга Понорницкая - Открытые окна Страница 4

— Я же сказал, к компьютеру ничего покупать не буду!

А мама:

— Это же не к компьютеру, это для выхода из компьютера. Это как окно для него — сюда нам, к живым людям — в ту же Липовку…

Как будто те, кто раньше играл с Костей — не живые. Может, всё дело в том, что Австралия и Китай — где-то далеко, а Липовку мы проезжали? Поди пойми… Но папа понял, что мама хотела сказать — купил он Косте микрофон.

— Пускай болтает, — говорит, — с друзьями. Может, и играть меньше станет.

Однажды Костя с Макаром сели таки играть — вдвоём против ещё кого-то. Сразу продули — Макар виноват, он зазевался… Костя в сердцах бросает:

— Ну ты, макарон!

А после же в микрофон спрашивает:

— Слушай, а тебя как друзья зовут, не Макароном?

Вдруг осенило его, что Макара ещё как-то звать должны. Макар — взрослое имя. А дома, в школе — как?

Меня смех разбирает: ну, не Макарон же! А Макар там у себя теряется. Бормочет:

— Ёжик солёный…

И до Кости тут доходит, что он обидел человека. До меня тоже доходит. Макар отвечает с неловким смешком:

— А меня зовут дома: «Мммм!» А ещё иной раз зовут: «Миу-миу-миу!»

Сирену изображает из той игры. Похоже. А Костя и рад тему сменить. Просит его:

— Сыграем ещё в игру? Давай! Один против одного…

Макар сомневается:

— А не затянет? Лучше сходить вместе куда-нибудь…

Костя спрашивает:

— Куда пойдём? В саванну? Или на океанское дно?

Макар говорит мечтательно:

— Что-то охота мне сегодня в большой город! Чтоб там высокие дома и чтоб народа много…

И Костя предлагает:

— Что, на ту площадь, в Нью-Йорке? Помнишь — где все толкаются, ещё полицейский в прошлый раз…

И обязательно же им вместе куда-нибудь идти! Хотя бы и с разных компьютеров. Выходит, Косте и игра не так важна — важней, чтоб кто-то звал его с собой гулять? Чтобы не одному бродить по Интернету?

Мама говорит, что он за Макаром тянется. Глядишь, в сентябре учиться начнёт как следует. По другу его сразу видно, что он хорошо учится.

Костя с обидой спрашивает:

— А это откуда видно?

Как будто мама не хвалит Макара, а ругает.

Мама говорит:

— Он всё хватает на лету. Компьютер у него только появился, а он ориентируется в сети не хуже, чем та рыба в потёмках.

Знакомый космонавт

После той рыбы и после Нью-Йорка он ещё разные ссылки присылал. Свои находки. Нам больше всего понравилось — про космос.

Я только собралась на улицу, а Костя вдруг как заорёт:

— Ленка, Ленка, бегом сюда! Глянь, как загребает!

— Кто загребает? — спрашиваю.

А Костя:

— Кто-кто? Космонавт… Вот он — плывёт!

И точно, космонавт как будто плыл под водой. Тоже в глубинах, но в космических.

Так мы узнали, что на орбитальной станции есть камера. С неё изображение идёт на Землю. Если хочешь, можешь смотреть, как космонавты перемещаются по коридору, плавно загребая перед собой руками.

Мелких деталей не увидишь, и мне лично не понять, что они делают, когда подкручивают что-то или присоединяют к чему-то проводки, или разглядывают что-то на экранах своих приборов. И что они говорят друг другу — не разберёшь.

Костя с Макаром связались, Макар хвастается:

— Вчера космонавт мне кивнул!

Костя не верит:

— Ему что, на орбите делать нечего, как только тебе кивать?

— Да он, — говорит Макар, — между делами… Подплыл к самой камере, вот так вот улыбнулся мне и кивнул!

Должно быть, Макар у себя в Липовке показывает, как именно кивнул, только мы не видим. Что-то у него с веб-камерой… Но Костя бы и веб-камере не поверил.

— Откуда он тебя знает, чтобы тебе на Землю кивать? Это он нам кивнул, всем землянам!

А Макар ему:

— Ёжик солёный! Я не пойму, что — все земляне трансляцию смотрели в тот момент?

Это у него присловье такое — «ёжик солёный». Пока не привыкнешь, кажется, что это он к тебе так обращается. Точнее, к Косте.

— Ёжик солёный! — рассказывает Макар. — Может, я только один в то время и смотрел. А космонавтам легче, когда за ними следят с Земли, переживают…

Может, и верно — легче? Однажды космонавт на себя камеру прицепил так, чтобы руки были хорошо видны, и мы смотрели, как они с напарником работают в открытом космосе. Они что-то присоединяли к ракете, то есть, конечно, к станции. Пальцы у них кажутся совершенно непослушными в толстых перчатках — но нет, справились, всё прошло удачно.

Вечером в новостях слышим — на станции велись наружные плановые работы.

В другой раз мы видели, как космонавт вернулся с таких наружных работ. В белом скафандре он наплывал на камеру. Скользил на спине, головой вперёд, — неуклюжий, неповоротливый. Другой космонавт, его товарищ вёл его, как ведут надувной матрас на реке. Сам плывёшь, загребаешь одной рукой, а другой — матрас держишь.

Вот так и этот парень вёл своего друга, одетого в скафандр. Сам-то он был в каких-то шортах и в маечке. Ловкий, не уставший. То с этой стороны друга подхватит, то поднырнёт, чтоб вместе в поворот вписаться. Волосы у парня кудрявые, вокруг головы вьются во все стороны, колышутся, как водоросли в аквариуме. Понятно — невесомость. Там среди них ещё девушка есть, так у неё хвостик на макушке — не болтается, а держится вертикально, точно какой букет.

А платье на орбите вовсе не наденешь — не станет оно красиво свисать без силы тяжести, в складочки не соберётся. Торчать на тебе будет как попало.

Это мама вздыхает — про платье. Как будто в космос собралась.

Мы уже всей семьёй смотрим, как они живут там, на орбите. И папа не говорит, что мы зря теряем время. Наоборот, спросит иной раз:

— Что нового у космонавтов?

Вот такие вечера я люблю.

Мама напоминает Косте:

— Ты сказал Макару спасибо, что вывел нас на этот сайт? Что мама просила сказать спасибо?

А Косте больно-то охота спасибо говорить? Они стали — вроде как соперники. Я слышала, как Макар хвастался ему:

— У меня теперь есть знакомый космонавт! Я его всегда узнаю! У него светлые волосы, лицо такое круглое…

Костя спрашивает:

— Наш или американец?

А Макару откуда знать?

— Это всё равно, — отвечает. — Главное, он мне кивнул. Я теперь всегда за ним наблюдаю.

А Косте-то никто из космоса не кивнул. Хотя мы с ним тоже всех сможем узнать. И того, с волосами-водорослями. И девушку с хвостиком-букетом.

Очкарики

Смотрим мы однажды, как этот кудрявый космонавт вместе с девушкой коробки толкают по воздуху. А ещё кто-то к ним на помощь плывёт. Новенький, наверно.

И вдруг папа как выдохнет:

— Ёлки-палки, очкарик!

А папа и сам в очках, со второго класса. Мы с Костей в него такие — близорукие.

Папа говорил, что когда был маленьким, его дразнили очкариком. Он из-за этого даже дрался — снимет очки, чтоб не разбились, и вперёд — хотя бы и один против троих. Уж такая злость его одолевала, оттого что ему напоминали все подряд, что он в очках.

Я спрашивала:

— Ну, да, в очках. А ты что, сам не знал?

И папа отвечал, что мне его не понять. Я — из другого поколения. Это, говорит, сейчас ты выбираешь оправу, думаешь — идёт тебе, не идёт. А тогда в любом случае считалось: не идёт. Многие дети, которым очки были нужны, вообще их не носили. Разве что если кто совсем плохо видел — как наш папа. И это тогда вроде как знак был для остальных: вот этого мальчика можно дразнить!

Костя говорит:

— Как будто сейчас не дразнят никого! Лёшку Юрова у нас ещё как донимали. Хотя он и без очков…

Папа теряется:

— Ну, я не знаю… Может, у Лёши Юрова есть какой-то другой знак, что его дразнить можно?

Сам папа, когда был мальчишкой, очень старался, чтобы на нём никакого знака не было.

Кто думал, что очки — это знак, что человека можно звать очкариком, тот убегал потом с разбитым носом. А вечером чьи-то родители к нашим бабушке с дедушкой жаловаться на папу приходили.

А теперь вдруг он сам обзывает космонавта очкариком.

Мама спрашивает:

— А сам ты тогда кто?

А папа говорит:

— Я же из-за очков космонавтом не стал!

Костя даже привстал со стула.

— Кто, ты — космонавтом?

А уж как сама я удивилась…

Папа у себя в институте семенами занимается. Сидит в лаборатории, думает, как сделать, чтобы на них морозы не влияли и разные вредители. У папы с мамой лаборатории в институте — по соседству. Папа ещё нам рассказывал, сколько растений раньше в наших местах не росло. А потом люди научились их выращивать.

Можно было подумать, что он всегда мечтал работать с семенами. А он, выходит, мечтал в космосе летать?

Никогда он нам такого не говорил. А в его детстве, оказывается, многие ребята хотели стать космонавтами. И взрослые твердили им, что они станут — если постараются как следует.