Инка + Дик = ? - Ася Борисовна Горская Страница 4

— Так это ты вытащила? — Топорков опять сделал разворот, давая понять, что разговор закончен и теперь никакая сила не повернет его обратно.

После этих слов Валеркина сестренка, маленькая, тоже чернявая, стала медленно натягивать гамаши. Валерка, снимая с вешалки кепку, пояснил:

— Гонять будет. Лучше заблаговременно к бабке смотаться.

Антон Семенович вопросительно смотрел на Валеркину мать. Та покраснела, стала теребить носовой платок:

— Может, одумается, Антон Семенович?.. Такая уж я нерешительная. Какой есть, да отец все же...

Антон Семенович подозвал Валерку и громко, так, чтобы слышал Топорков-отец, сказал:

— Никуда не ходите, понял? Он вас не тронет, только грозит, поверь мне. А если что — беги тут же за мной, в любое время!

Валерка хитро заулыбался, показывая крупные, широкие зубы: — Понял вас, Антон Семеныч,— и стал приказывать:

— Мамка, никуда не пойдем! Людка, раздевайся, спать ложись! Я за все отвечаю!

Когда вышли от Топорковых, уже совсем стемнело и над Переселенкой зажглись звезды. Они показались Инке как никогда яркими и... равнодушными. И вдруг одна из них отделилась от черного купола и полетела к Земле.

«Чтобы все у всех хорошо было»,— коротко успела загадать Инка. В ту же секунду где-то справа, совсем близко от Валеркиного дома, они увидели еще одну вспышку, сопровождавшуюся легким щелчком.

— Кто-то успел заснять,— грустно сказал Антон Семенович,— а я не успел загадать желание. Опять засмотрелся. Как это таинственно: падающая звезда...

— А я первый раз увидела такое,— тихо произнесла Инка,— и желание успела загадать. Общее, для всех,— Инка почувствовала, что краснеет: вдруг Антон Семенович не так поймет ее?

— Это хорошо, Климова, что общее. Значит, и мое... Смотри, окна «наши» зажглись.

Они были так похожи, все окна домов, но Антон Семенович безошибочно различал «свои» и вел Инку на их огонек. Они побывали еще в нескольких семьях.

ЛКС

«Добрый вечер, Дик. Давно ли мы подружились с тобой, а я так привыкла к тебе, словно знала всегда. Я обещала рассказать тебе о самом интересном, но что делать, если вокруг столько интересного, и все — самое, самое. Вот сегодня — опять новость: в школе есть ЛКС (литературный клуб старшеклассников). Ты, верно, догадался: мне не терпелось заглянуть туда, едва дождалась третьей «литературной» субботы. Пошла одна, даже не сказав Катюне. Я никогда не была в литературных клубах и ожидала увидеть что-то необыкновенное: полутемный зал, опущенные шторы, мерцающие свечи в бронзовых канделябрах...

Вопреки моему воображению, сначала все казалось совсем обычным. В актовом зале, освещенном стандартными электрическими лампочками, стояли полукругом школьные стулья. И все-таки я не ошиблась, Дик. Многое было для меня необыкновенным!

Итак, на стульях удобно устроились старшеклассники. Здесь же, среди ребят,— руководитель ЛКС, местный писатель. Председательствующий (сегодня это был парень-девятиклассник) вышел на середину и объявил тему занятия. Планировался диспут: «Поговорим о Наташе Ростовой» (хорошо, что я читала «Войну и мир») и «крещение» в члены клуба кого-то из ребят.

До Наташи добрались не сразу. Вначале говорили о Толстом, о Ясной Поляне, о том, как писалось произведение. «Ораторы» выступали свободно, без всяких шпаргалок. Незаметно перешли к образу Наташи Ростовой.

Простая, милая Наташа... Ее не просто любили, ее обожали, и каждому, особенно девочкам, хотелось сказать, чем привлекательна для него эта героиня. Но тут вышел на круг Алик Чолмоныев из параллельного восьмого класса и виновато сказал:

— А мне не нравится Ростова. У нее все одна любовь на уме. А больше ничего она не делает.

Некоторое время в зале было тихо. Потом кто-то возмутился:

— А время? Время какое было... Что делать, особенно женщине?

— Что делать? — не растерялся Алик.— Спроси у Чернышевского. У Тургенева спроси: Елена продолжает дело Инсарова.

Высказался — и ушел на свое место. И тут... что тут началось! Ребята один за другим выскакивали на круг: одни ругали Наташу за бездеятельность, безыдейность, ветреность и даже неверность; другие защищали за доброту, искренность, любовь к людям,— равнодушных не было! Вот, оказывается, ради чего был задуман диспут, именно диспут, а не разговор. И я увлеклась проблемой, которая час назад для меня не существовала. Мне понравилась литературная игра в «обвинителей» и «защитников».

Когда все высказались и страсти улеглись, председатель объявил: «Прошу встать Александра Чолмоныева»...

Началось самое интересное. «Поэта» могли разбить в пух и прах, не делая скидки на возраст. Это и было «боевое крещение». Если он выдерживал и приходил на следующее занятие, его торжественно принимали в члены клуба. До этого считали просто вольнослушателем. Так записано в уставе ЛКС.

Так вот, Алик вышел на круг, маленький и решительный, обвел зал чуть раскосыми глазами, закатал трубочкой тетрадку, облизнул сухие губы и начал читать.

У него своеобразные стихи. Каждая четвертая строка кончается так, как начинается первая. Читает он монотонно, как все поэты, чуточку нараспев. Слушать его приятно, хотя и есть в речи характерный для алтайцев акцент. Критиковали его безжалостно, а он все равно читал о девушке, нежной, словно рассвет в горах, и о бледнолицых ирисах Алтая, и о белой черемухе, которая в горах почему-то не пахнет, и о родном Горно-Алтайске.

Мне просто повезло, Дик, что я могу раз в месяц приходить сюда и слушать, слушать... А может, и самой выдержать «боевое крещение»?

Я не заметила, как пролетели два часа. Только об этом завтра. У меня слипаются глаза, Дик. Спокойной ночи.

Инка».

ПОКА ШЛО ЗАНЯТИЕ КЛУБА...

Борис только дома вспомнил, что он сегодня дежурный, а класс не убрал. И он даже обрадовался возможности вернуться в школу: может, Антон Семенович еще не ушел.

Ему повезло. Учитель составлял карточки контрольного опроса. Одобрительно кивнув Борису, он продолжал работу, а дежурный приступил к своим обязанностям: поднял стулья, набрал полное ведро воды и начал вдохновенно тереть шваброй пол, предвкушая прогулку с учителем.

Но по коридору вдруг пронесся топот ног, послышалась возня за дверью, и на пороге появились Валерка и Костя, тянувшие в класс упирающуюся Катю. Та в чем-то сомневалась:

— Может, не надо, а, мальчики? Вдруг опять напрасно?

Учитель обрадовался ребятам:

— Ну, проходите, проходите в класс. Чего всполошились?

Валерка подтолкнул к учительскому столу Катю и сообщил:

— Антон Семеныч, у нас открытие!

— Да не открытие, а пока только гипотеза,—