Юрий Дьяконов - ...Для того, чтобы жить Страница 45

Вот уже пылает солома у самой скирды. Закурились крайние снопы. Олег кинулся, чтобы выдернуть их. Обжег руки. «Палка! Нужна палка!» — подумал он. Рванулся назад. Подобрал то, чем кинул в него поджигатель. Это оказался толстый стальной прут. Еще и лучше! Он стал втыкать прут и выворачивать из кладки дымящиеся, вот-вот готовые вспыхнуть снопы, отбрасывать их подальше. Но пока ему удавалось вырвать один сноп, тут же начинали дымиться соседние. А те, что отбросил, на ветерке вспыхивали свечками. Но он кидал и кидал, как машина…

И вдруг кто-то схватил его за плечо. Олег оглянулся. Рядом стоял объездчик Архипыч с багром в руках. Он ловко, как солдат в штыковом бою, сделал выпад, воткнул багор в скирду и тотчас вытащил дымящийся сноп. За ним — другой…

— Откидай подальше! — крикнул он. — Вишь, искры летят?

Олег стал откидывать снопы подальше от скирды.

Рядом с ведром в руке появился другой объездчик. Плеснул водой. Зашипела тлеющая солома. Тотчас с ведром подбежал Сенька, тоже плеснул. Еще гуще повалил пар. Ермолай, Левка, Гринька лопатами выворачивали землю, забрасывали ею тлеющие снопы…

Пламени уже не было, но почему-то Олег видел всех. Поднял голову. В огромной полынье между облаками плыла луна. «Где ж ты, голубушка, была раньше?!» При ее свете в десяти шагах от себя Олег разглядел доску с пожарным инвентарем, две огромные бочки… Вот откуда все взялось! И вода, и лопаты. Как же он мог про это забыть?!

В полдень к их шалашу подъехал объездчик Архипыч:

— Слышь, паря! — не сходя с коня, сказал он Олегу. — А супостата твово пымали!.. Хотел на товарнячке смыться, а мы его за шкирку да в милицию.

— Как же вы узнали, что это он? — удивился Олег.

— Чиво мудренова! Старшой сын кулака Митрохина. Злой! Аж шипит, как змеюка… Он ишо когда грозился все спалить… Сбежал с-под стражи и сюда припожаловал. Да вот осечка вышла…

Олег весь день ходил хмурый, не мог простить себе, что забыл о пожарном щите. Ведь так могло сгореть все!.. И еще ему очень жаль было своей тужурки. Прогорела в нескольких местах. А была ведь почти новая.

— Что-то муторно мне, — пожаловался утром после дежурства Сенька. — Ломает всего. Пойду прилягу.

А к одиннадцати часам ему стало совсем плохо.

— Ук-к-р-рой м-ме-ня! — попросил он, лязгая зубами.

— Ничего. Сейчас согреешься… и все пройдет, — успокаивал Олег, укрывая его своей изуродованной тужуркой и одеялом.

Сенька не согревался. Олег навалил на него еще матрас и подушку, раскрыл крышу шалаша, чтоб грело солнце. Но и это не помогло. Олег изнывал от жары в одних трусах и майке, а Сеньку всё бил озноб. Жалко было смотреть на него. А чем помочь? Врача на десять верст вокруг не сыщешь…

Время от времени Олег залезал на вышку и внимательно осматривал море пшеницы. Над созревшими колосьями стояло марево. На этом, четвертом, поле тоже пора косить. Но до него еще не дошла очередь. А когда дойдет, сколько зерна потеряют колосья!.. Комбайнов в колхозе нет. Тракторов годных всего два. В основном уборку ведут лобогрейками, жатками-самосбросками и сноповязалками на конном ходу.

Только сейчас, побывав в колхозе в уборочную, Олег понял, как нужны деревне машины. Много машин. И прежде всего — комбайны. Сколько дорогого времени они могут сберечь!.. Прошел бы ростсельмашевский комбайн по полю и сразу и скосил, и обмолотил бы хлеб, оставив на стерне лишь пустую солому. Сотни, тысячи пудов зерна не упали бы на землю, а влились в закрома!..

Когда снова заглянул в шалаш, озноб у Явора прошел. Теперь он задыхался от жары. Олег помог сбросить все, чем он был укрыт раньше. Глаза у Семена блестят. Лицо красное. Голова пылает. Приложил руку к груди и испугался: сердце частило, как пулемет.

— Пи-и-ить, — прошептал Сенька.

Олег подал кружку. Но Явор не смог удержать ее, разлил воду. Пришлось поить его из своих рук… Дело совсем плохо.

Олег взлетел на вышку и дал сигнал тревоги. Через полчаса появились запыхавшиеся Гринька с Левкой.

— Что случилось?! Мы думали, опять.

Олег молча показал на лежащего Явора. Гринька опустился на колени, потрогал пылающий лоб, позвал:

— Сень!.. Сеня!.. Что с тобой?..

Явор не откликался. Олег бросился к нему. Нет, сердце билось так же часто. Глаза чуть приоткрыты. Но Сенька не видел и не слышал их. Он был в беспамятстве.

— Умирает?! — вскрикнул Левка.

— Заткнись! — гаркнул на него Олег. Набрав воды в рот, опрыскал лицо Явора. Приложил мокрый носовой платок ко лбу.

— До-о-ж-дик, — еле слышно произнес Сенька и вскоре открыл глаза. Увидел ребят и чуть заметно улыбнулся.

У Олега немного отлегло от сердца… Спустя некоторое время жар у Сеньки пошел на убыль, сердце стало биться реже. Но он весь стал мокрым. Рубашку и майку хоть выжимай. Олег снял их и надел свои. Но и она сразу намокла.

— Повезу его в Ростов! — решил Олег. — Поставь, Гринька, своих ребят на вышку.

— Куда ж вы сейчас, на вечер?.. Поезда идут редко. Погоди до утра. Может, ему полегчает, — уговаривал Гринька.

— Хорошо, — подумав, согласился Олег. — Но утром я поеду. Послезавтра срок. С базы вам пришлют других дозорных…

Часа за два перед заходом солнца Семен заснул. Температура резко упала. Лоб стал холодным, а сердце билось так редко, что Олег каждый раз, заходя в шалаш проведать, долго прислушивался: жив ли?..

Утром пришел Левка. Принял пост и сообщил, что Гринька с Ермолаем придут позже. Председатель позвал их зачем-то на колхозный ток.

— Будь здоров, Левка! Ждать не могу, — пожав ему руку, сказал Олег. — А то у него может опять начаться…

Сенька сначала храбрился, не хотел даже отдавать свой вещевой мешок. Но, пройдя с километр, сел на дороге:

— Не могу… Дай полежу трошки.

— А ну, поднимайся! — крикнул на него Олег. Повесил себе на шею оба вещмешка и приказал Семену: — Лезь на закорки да держись покрепче!..

Так и прошел он весь пятикилометровый путь до железной дороги с двумя рюкзаками на шее и с Семеном за спиной. Отсчитав пятьсот шагов, делал остановку, освобождался от груза и, растянувшись на пыльной траве у дороги, думал: «Больше я не поднимусь». Но пролежав минут пять — десять, поднимался и отсчитывал следующие пятьсот шагов. Палило солнце, пот заливал глаза, а он не мот даже его вытереть: обе руки заняты, нужно держать Сеньку…

Опустив наконец Явора на деревянный настил у железной дороги, Олег был таким же мокрым, как Сенька вчера. Несколько минут не мог снять с шеи вещмешок — так занемели пальцы.

Поезда шли мимо, не останавливаясь. Олег с тревогой поглядывал на Семена. Лицо его посерело. Он стал тереть руки, ежиться. Надвигался новый приступ.

Когда товарный поезд в сторону Ростова, заскрежетав тормозами, остановился и Олег, забросив на площадку вещмешки, втащил туда Семена, его снова трясло, зубы выбивали дробь, глаза лихорадочно блестели. Олег укутал его одеялом и заслонил собой от ветра.

Всю дорогу, пока товарняк полз, останавливаясь чуть ли не у каждого телеграфного столба, Олег думал: «Хоть бы довезти живым до Ростова! — А иногда мелькала мысль, которую он тотчас отгонял: — Как же я донесу его домой?!» Казалось, что сил не хватит даже на то, чтобы поднять вещевой мешок.

Но, когда поезд дотащился до Нахичевань-Донской, силы все же откуда-то взялись. Шатаясь под тяжелой ношей, он сделал всего несколько шагов, как его окликнули:

— Олег!.. Что с твоим корешем?

Навстречу шел бригадир грузчиков Николай Жуков. Он подхватил Сеньку на руки и понес к вокзалу. Вскоре прибыла «скорая помощь», и Сеньку, который опять впал в беспамятство, увезли в больницу.

Олег попрощался с Жуковым и пошел к заводу, чтобы доложить Яшнову и Стрельникову о выполнении задания.

Потом он зайдет к тете Клаве сообщить печальную весть о сыне.

«Дорого достается людям хлеб, — думал Олег, упрямо шагая под палящим июльским солнцем, — но все равно он нужен нам… Нужен для того, чтобы жить!..»

1975–1978 гг.

г. Ростов-на-Дону

Примечания

1

ЕПО — единое потребительское общество.