Мишель Пейвер - Пожиратель душ Страница 46

Ей даже пришлось ненадолго присесть на корточки, так сильно закружилась у нее голова. Она и облегчения-то никакого не почувствовала, оказавшись на берегу, — ноги все еще покачивались в такт дыханию Моря.

На южном конце ледника, где-то в его неведомых глубинах, слышался какой-то стук, скрежет, чьи-то стоны. Ренн выпрямилась и прислушалась.

Ветер так и шипел надо льдом. От сильного мороза у Ренн слиплись ресницы. Рука ее невольно потянулась к перьям ворона, покровителя ее племени. Неуютно ей было в этих местах! Ее по-прежнему страшили этот смертоносный холод и эти клыкастые утесы у подножия островерхих холмов, где лежали невероятно глубокие, почти черные тени.

И Ренн вдруг поняла, что это вовсе не черные тени лежат у подножия утесов, да это попросту было и невозможно — ведь утесы эти смотрели прямо на запад и были освещены ярким, но уже садившимся солнцем. Эти утесы действительно были черными! И посреди этих утесов зияла пропасть. Пропасть в толще черного льда.

И пропасть эта странным образом влекла Ренн к себе.

Спотыкаясь на неровном льду, она двинулась прямиком к черным утесам. И чем ближе она подходила, тем чернее становился лед у нее под башмаками — хрупкий черный лед, потрескивавший при каждом шаге.

Ренн наклонилась, подняла осколок этого льда и стиснула его в ладони. Лед растаял, но на ладони остались какие-то странные черные пятнышки. Ренн долго смотрела на них. Черные пятнышки… оказались вовсе не каплями растаявшего льда, а камешками. Камешками, оставшимися от погребенной под этими льдами горы, сокрушенной, разжеванной почти в песок мощными челюстями ледника.

Рука Ренн бессильно упала. Она стояла, слушая печальный стук капели и, наконец, осознавая, зачем Море принесло ее именно сюда, к этому темному подбрюшью ледяной реки. Здесь она прямо сейчас может совершить невозможное: может похоронить огненный опал на суше и под камнем.

Но единственная жизнь, которую она может при этом отдать колдовскому камню, — это ее собственная жизнь.

Глава тридцать пятая

Рука Торака по-прежнему лежала на плече Волка, и даже в рукавице он чувствовал, как напряжен Волк, каким он стал беспокойным.

Торак отчаянно надеялся, что тот след, который тогда уловил Волк, принадлежит Ренн, но уверенности у него, разумеется, не было. Все-таки волки по большей части «разговаривают» не голосом, а с помощью жестов, взглядов; очень многое могут они сказать, например, простым наклоном головы или движением ушей. И теперь Тораку, поскольку он ослеп, стало гораздо труднее понимать Волка. Правда, зрение понемногу к нему возвращалось, но своего четвероногого друга он все еще воспринимал, как некое темно-серое расплывчатое пятно.

И ветер по-прежнему не знал покоя. Он стонал у Торака в ушах, тащил его за парку. Какие-то высокие, тонкие голоса постоянно звучали поблизости почти на пределе человеческой способности слышать. Чьи это были голоса? Ветра? Духов? Или шпионов Пожирателей Душ? А может, это звала их на помощь Ренн?

Волк так внезапно остановился, что Торак чуть не упал. Рукой он чувствовал, как напряжены плечи Волка, как низко он наклонил голову, обнюхивая лед. Сердце у него упало, когда он понял, что перед ними очередная трещина. Идти по припаю стало невозможно; им уже пришлось перебираться через три таких трещины, а теперь они, видимо, будут попадаться все чаще.

Без каких-либо объяснений Волк вдруг вывернулся из-под руки Торака и куда-то прыгнул. Торак услышал, как зашуршали его лапы по ледяной крошке, а затем услышал ободряющий зов: «Иди сюда!»

Торак скинул на снег спальные мешки и кусок отрубленной им тюленьей туши и бросил все это в сторону той тени, которая была Волком. Услышав глухой стук, а не плеск воды, он приободрился: значит, бросил правильно.

Теперь предстояло самое трудное. Разглядеть трещину он был не в состоянии; она могла оказаться шириной как с руку, так и в два или три волчьих прыжка. Можно было, конечно, опуститься на колени и ощупать край льдины руками, но рисковать Тораку не хотелось: под его весом край мог запросто обломиться. Что ж, придется прыгать, доверившись Волку. Уж он-то должен понимать, что широкую полосу воды Тораку сейчас никак не перепрыгнуть, хотя сам он, Волк, с легкостью преодолел бы и трещину в три сажени шириной.

Волк снова тявкнул и нетерпеливо засвистел носом: «Иди же!»

Торак набрал в грудь побольше воздуха и прыгнул.

Он приземлился на твердый лед, поскользнулся и чуть не упал. Волк подоспел вовремя и помог ему устоять на ногах. Торак подобрал мешки и мороженое мясо, снова взялся рукой за волчий загривок, и они двинулись дальше.

К середине дня — несмотря на то, что Волк все время нетерпеливо подталкивал его мордой, — Тораку пришлось передохнуть. И пока неугомонный Волк носился кругами где-то поблизости, он, скорчившись на льду, отпилил себе кусочек тюленьего мяса, которое теперь уже почти видел. Во всяком случае, видел вполне определенной формы темно-красное пятно на фоне льда. Вспомнив о защитных щитках для глаз, Торак отыскал их и надел.

И очень удивился, когда Волк тихо и угрожающе зарычал.

Неужели ему так сильно не понравились эти щитки?

— В чем дело? — громко спросил Торак, он слишком устал, чтобы говорить по-волчьи.

Волк снова зарычал: не то чтобы враждебно, но, в общем, неприветливо. Возможно, дело все-таки было не в защитных щитках. Скорее всего, Волку не нравилось, что Торак притащил с собой тюленье мясо: это была отличная приманка для белого медведя, медведь учуял бы тюленину даже на расстоянии двух дней пути отсюда. Но выбора у Торака не было. В отличие от Волка, он никак не мог сожрать полтюленя сразу, а потом несколько дней ходить голодным.

Волк нетерпеливо потыкался мордой ему в плечо: «Идем скорее!»

Торак вздохнул и с трудом поднялся на ноги.

Спускались сумерки, мороз после захода солнца быстро усиливался. И Торак вдруг почувствовал, что не может сделать больше ни шагу. В первом же сугробе он кое-как вырыл нору, один спальный мешок постелил под себя, а во второй заполз сам.

Волк тоже забрался в нору и прилег рядом с Тораком, тяжело к нему привалившись. От Волка исходило замечательное тепло. Впервые за много дней Торак чувствовал себя в безопасности. Когда Волк был с ним рядом, к нему не мог приблизиться ни злой дух, ни Пожиратель Душ, ни белый медведь. И Торак уснул, убаюканный щекотным, точно крылышки мотыльков, прикосновением волчьих усов к своему лицу.

И проснулся в полной темноте. Волка рядом не было.

Он знал, что проспал совсем немного, а когда выполз наружу, то убедился в этом, увидев над головой бескрайнее черное небо, поблескивавшее россыпью звезд.

УВИДЕЛ!!! Снежная слепота ПРОШЛА!

Торак стоял, глядя в небо, и словно пил лившийся оттуда звездный свет.

И вдруг огромное копье зеленоватого света пересекло небеса. Затем вверх взлетел целый сноп зеленых стрел, пронизывая тьму, переливаясь, тая и бесшумно исчезая с небосклона.

Торак улыбнулся. Наконец-то! Самое Первое, Первородное, Дерево произрастало из тьмы Начала Времен и несло жизнь всему на свете — рекам и скалам, охотнику и добыче. Часто глубокой зимой оно возвращалось к людям, чтобы дать свет их сердцам, разжечь в них огонь мужества. И Торак вдруг подумал, завершил ли уже его отец свои Смертные Странствия, нашел ли он путь в кущи Иного Мира? Если нашел, то, может быть, он сейчас смотрит оттуда на него, Торака?

Где-то вдали раздался крик большого филина.

У Торака по спине поползли мурашки.

Затем — гораздо ближе — послышались чьи-то шаги: кто-то торопливо, сильно оскальзываясь, шел по льду прямо к нему.

Присев, Торак выхватил нож.

— Брось нож, — услышал он голос Тиацци.

— Где огненный опал?

— У меня его нет.

Удар в голову был такой силы, что Торак даже немного пролетел по воздуху и, приземлившись, больно ударился грудью о ледяной гребень.

— Где опал? — гневно взревел Повелитель Дубов, рывком ставя Торака на ноги.

— У меня… его нет!

Тиацци замахнулся своим кулачищем, готовясь нанести новый удар, но тут к ним подкатилась на своих кривых ногах Неф, схватила его за руку и закричала:

— Хватит! Он нам живым нужен, иначе мы этот опал никогда не найдем!

— Ничего, сейчас он все нам скажет! — взревел Повелитель Дубов. — Я из него все сведения выбью!

— Тиацци! — услышал Торак голос Сешру. — Прекрати! Ты же собственной силы не знаешь! Еще убьешь мальчишку!

Тиацци посмотрел на нее, оскалился, но кулак опустил, а на другой руке разжал пальцы, и Торак, задыхаясь, рухнул на лед.

Он лежал без движения, пытаясь понять, что происходит. Почему Волк так неожиданно ушел в ночи, бросив его? Должно быть, именно это позволило Пожирателям Душ подкрасться к нему. В нескольких шагах от себя, на льду, Торак увидел две лодки из тюленьих шкур; прорехи в них были тщательно заплатаны. Эостры видно не было, зато шагах в десяти на ледяной скале, похожей на клык, устроился настоящий филин и, не мигая, смотрел на Торака свирепыми оранжевыми глазами.