Лев Кассиль - Ранний восход Страница 48

— Как же я буду рисовать, на тебя не глядя? Вот чудак! — сказал Коля и приступил к работе.

Малыш сидел неподвижно, только изредка косясь на альбом и слегка вытягивая шею, чтобы заглянуть в рисунок. А Коля быстро разметил лист, определил границы рисунка, нанес контуры связей… И вот через каких-нибудь полчаса на странице альбома появился бледненький, чуть-чуть горбатый мальчик с большими удивленными глазами и остреньким подбородком. Глаза получились совсем хорошо, и потому все личико светилось, и мальчик на рисунке был по-своему даже хорош и привлекателен.

А пока Коля рисовал, с песочка, где возили красные и зеленые тачки и пекли куличики, стали подходить и другие дети. И скоро скамейку, на которой сидели Коля и его послушная модель, со всех сторон окружили. Ребятишки тихонько перешептывались, боясь помешать художнику, осторожно заглядывали из-под локтя в альбом и теперь смотрели уже на бледного мальчика с уважением. Ведь не всякого же будет рисовать художник. Должно быть, мальчик заслужил такую честь…

Но вот портрет был готов. Малыш, скрипнув корсетиком, поднялся, взглянул и порозовел:

— Разве я такой? Это ты нарисовал как будто?

— Такой, такой в точности! — закричали ребята вокруг. — Ну прямо капелька в капельку! И глазки такие.

— У него глазки какие хорошенькие… смелые такие! — восхищалась полная девочка, обеими руками прижимавшая к себе огромный красно-синий мяч.

Коля постарался в портрете смягчить некоторые черты болезненности, которые проступали в облике малыша. И позу он выбрал для него такую, что она скрывала сутулость. Вероятно, мальчик на портрете выглядел чуточку красивее, чем в жизни. Но Колю действительно поразила печальная пригожесть этих больших удивленных глаз на бледном личике, и он постарался осветить ими весь рисунок. В конце концов, разве не имеет права художник подметить прекрасное даже в том, что не совсем красиво на первый взгляд? Ведь прав же Джамбул, которого только что читали в школе: «Поэзия — это искусство утешать, не обманывая». Нет, и он не обманул сейчас малыша.

А ребятишки вокруг, отталкивая друг друга, по очереди заглядывали в альбом и восхищались Колиным искусством. Только один совсем маленький, весь упакованный в тугой узел из толстой пуховой шали мальчик, кое-как дотянувшись подбородком до края альбома и заглянув в рисунок, сказал низким, осуждающим баском:

— Не похоже. Штанов нет.

— Чего нет? — не понял Коля.

— Ножков нет, ножков! — объяснила полная девочка.

— А карточки бывают что и без ног, — возразили сзади.

— Ноги я завтра дорисую, — пообещал Коля и, аккуратно выдрав рисунок из альбома, протянул его худенькому мальчику. — На, возьми на память.

— На долгую? — спросил тот.

— Насовсем.

Малыш, еще плохо веря такому счастью, осторожно принял из рук Коли рисунок, нащупал ногами землю, не сводя взора со своего портрета, сполз со скамьи и пошел по аллее, держа перед глазами лицом к себе рисунок. В некотором отдалении за ним долго еще следовали ребята, исполненные зависти и уважения…

А в другой раз произошла история менее приятная.

Коле показалась очень забавной одна дама в невероятно громоздкой шляпе, которая неизвестно как держалась у нее на самой макушке, образуя некий навес спереди. Казалось, будто дама несет на макушке лоток с чем-то. И сама она двигалась так, словно боялась расплескаться, очень бережно ведя себя по аллее. Коля мгновенно сделал зарисовку, благо дама, видимо, не спешила, вышла прогуляться и сейчас во второй раз плыла мимо него. Коля так увлекся работой, что не заметил, как дама остановилась перед ним. Только широкая колыхающаяся тень вдруг легла на страницу альбома.

— Это вы что себе позволяете, молодой человек? — раздался вдруг над Колиной головой густой, полный грозных раскатов голос.

Коля поднял взгляд вверх, и — о ужас! — дама, закрывая полнеба, нависла над ним. Наш художник поспешил было захлопнуть альбом, но было уже поздно.

— Вы видали это нахальство! — загрохотала дама. — Сидит и шаржирует! Вам, кажется, никто этого не позволял! Вы спрашивали у меня разрешения? Я вам что, натурщица?.. Хотите, чтобы я милиционера позвала? И где это вы у меня такой нос видели? Если не научились еще как следует, нечего без спросу уродовать посторонних взрослых… Рисовали бы вон девчонок!..

Коля стоял багрово-красный, вертя в руках альбомчик, не зная, что ему делать.

— А по-моему, очень похоже, — услышал он за собой уверенный мужской голос и, с надеждой оглянувшись, увидел очень высокого человека в просторном мохнатом пальто и широкополой шляпе. На его крупном, густо, не по сезону, загорелом лице с остро высеченными скулами подрагивала озорная улыбка, раздувавшая красиво вырезанные ноздри. — Ей-богу, гражданка, вы, по-моему, зря этот шум подняли. Я бы на вашем месте приобрел портрет на память. Очень метко схвачено.

— Сами покупайте, если нравится! — обиделась дама.

— А я вовсе не продаю, — пробормотал совершенно обескураженный Коля.

— Ну, видите, автор вам и не предлагает, — сказал высокий.

Когда разгневанная дама, сказав что-то нелестное по адресу и художника и его защитника, покинула аллею, высокий спросил Колю:

— Можно мне взглянуть? Ничего не имеете против?.. Э-э, да какие тут интересные вещи имеются! — проговорил он, рассматривая протянутый ему доверчиво Колей альбом. — Давно учитесь?.. Всего лишь?.. Я когда-то сам начинал, да обстоятельства сложились так, что не до этого было. — Он вздохнул, нахмурился. — Ну, а вы, видимо, уже не просто тешитесь. Чувствую по всему, что твердо избрали себе этот путь. Не так ли?

Коля утвердительно кивнул головой. Было в этом высоком, крупном человеке что-то очень располагающее к доверию. И Коля, обычно очень сдержанный и скрытный при первом общении с незнакомыми людьми, почувствовал, что здесь нечего остерегаться.

— Что же, хорошее дело. Очень нам хорошие художники нужны. Столько тем, какие люди растут!.. Не простят нам, если мы не сумеем это все запечатлеть на века. Так что дело избрали почетное. Только бы хватило сил, дарования. Но у вас, по-моему, имеется. Пионер?

— Пионер!

— Правильно!

— Правильно-то правильно, — сказал Коля, — да вот только…

— Что «только»? — насторожился высокий.

— Оправдаю ли я то, что некоторые про меня думают… и вот вы тоже говорите. Я иногда завидую вот тем, кто юными партизанами были. Вот я знаю одного музыкантского воспитанника, его Андрей Смыков зовут. Он и в боях участвовал, а во время парада Победы барабанщиком шел по Красной площади. Или вот у нас во дворе есть Стриганов Женя. Он уже ремесленное кончает. Сам зарабатывает. Скоро станет токарем, разряд получит. А у меня еще что выйдет, это вопрос.

— Простите, как вас зовут?.. Коля? Вот что, Коля: я убежден все-таки, что не для того мы строили школы, во всем себе отказывали в самые тяжелые годы, все лучшее отдавая детям, чтобы ребята наши сменили школьную ручку или, например, акварельную кисточку на винтовку, на автомат. Это не наша вина, что кое-кому из ребят пришлось разделять военные тяготы взрослых. Мы не к этому готовили всех вас. Конечно, гордимся мы, что ребята наши оказались готовыми и этот свой долг выполнить, но мы-то хотим, чтобы вы за партами сидели, килограммы в пионерских лагерях нагуливали, всякими хорошими науками голову себе полнили, чтобы руки свои жадные уменьем оснащали для хороших, полезных, добрых дел… Или вот чтобы картины писали, воспевали красоту нашей жизни. Так что тут завидовать нечему.

Коля внимательно слушал, вглядываясь в его большое, характерное лицо с широким, выразительным ртом, уголки которого терялись в глубоких энергичных складках. Жалко, нет тут Витьки сейчас. Надо было бы попробовать определить психологическую характеристику.

Между тем собеседник его с нетерпеливым беспокойством вглядывался в конец аллеи. Он, видимо, кого-то ждал здесь.

В его тяжеловесной фигуре чувствовалась выправка, свойственная кадровым военным.

— А вы в армии были? — спросил Коля.

Но собеседник его, рассеянно поглядев на Колю и опять всмотревшись в конец аллеи, вдруг встал, широким, чуточку валким шагом пошел вдоль аллеи навстречу красивой молодой женщине, которая только что появилась там.

Коля видел, как он подошел к этой очень изящно одетой даме, снял шляпу, поздоровался, взял под руку, и они некоторое время ходили взад и вперед по боковой аллее. Потом они сели на отдаленную скамью. Затем женщина резко встала и быстро пошла по аллее, что-то коротко сказав через плечо высокому. Высокий потупился, постоял в раздумье, засунул обе руки в карманы широкого пальто и побрел обратно по аллее. Коля видел, что лицо у него стало сумрачным. Уголки рта еще резче определились в складках.