Эдуард Успенский - Невероятные истории про любимых питомцев (сборник) Страница 5

В этом, как всегда, помогло моё знаменитое писательское имя. Я позвонил в Загорск на птичью фабрику:

– Здравствуйте, это Эдуард Успенский говорит.

– Здравствуйте.

– Вы меня знаете?

– Не знаем. А кто вы?

– Я писатель.

– Всё равно не знаем.

– А «Радионяню» знаете?

– Не знаем.

– А Чебурашку знаете?

– Чебурашку знаем.

– Это я его придумал.

– Теперь знаем.

– Скажите, можно к вам приехать?

– Конечно, можно.

И я поехал на фабрику. Меня очень ласково приняли в конторе. Спросили, зачем мне понадобилась их фабрика.

– Хочу цесарок вырастить. Хочу бабушкам помочь.

Спросили, не могу ли я выступить перед сотрудниками и детьми.

– Могу выступить, конечно.

И мы договорились, что мне дадут сотню цесарочьих яиц, а я выступлю перед ребятами.

Потом мне дали белый халат, целлофановые бахилы, что-то очень похожее на облегчённый противогаз и повели на фабрику.

Фабрика напоминала куриный концлагерь. Несколько длиннющих бараков, параллельных друг другу, а в бараках длиннющие клетки. И куры… куры… куры… куры… до горизонта.

Через несколько дней я удачно выступил перед ребятами и получил в своё распоряжение сотню цесарочьих яиц.

Я уложил их в пластмассовые секторы инкубатора и запустил машину у себя дома на Клязьме.

Цесарки выводились без проблем. До сих пор я с радостью вспоминаю, как весёлые цесарочьи ребята разбивают скорлупу и практически выпрыгивают из яиц.

Скорлупа у цесарочьих яиц очень твёрдая, и разбить её и вылезти наружу могут только по-настоящему крепкие цесарята.

Когда мне давали яйца цесарок, служащие птицефабрики говорили мне:

– У них выводимость семьдесят процентов.

У меня, кажется, вывелись все сто. И счастливый и довольный, я повёз цыплят-спасателей в село Троицкое под Переславль.

Там я разделил цыплят на десятки и торжественно стал разносить по деревне.

– Евдокия Павловна, это вам.

– Ой, какие они маленькие! Давай, пересыпай их в лукошко.

– Татьяна Семёновна, а это вам.

– Куда ж я их дену, их мои куры заклюют. Разве что в ящик из-под телевизора.

– А что, хорошая мысль, Татьяна Семёновна. Можно и в ящик.

Так что я пристроил всех цесарок в хорошие дома и руки и стал ждать победного результата.

Победного результата я не дождался. Дело в том, что я не учёл одного обстоятельства. Чтобы цесарки ели колорадского жука, их надо было натаскивать на это. Надо было сначала собирать этих жуков с картошки, перемешивать с куриной едой и приучать к ним птенцов.

Так что мои цесарки, будучи колорадски неграмотными, просто гуляли по картошке и иногда летали по селу отдельными стаями.

Летали они недолго. Цесарки несут небольшие яйца и не часто. Бабушки не собирались их кормить, а наоборот, сами их съели.

Факир не был пьян, но фокус всё равно не удался.

Но я не падал духом. Тут как раз случилась оказия. Мой друг Виктор Демахин возвращался из Голландии. Я прошу его по телефону:

– Ради бога, загляни в город Амеронген, там живёт врач Томас Бесхоп, у него есть свой куриный домик на участке, там замечательные курицы живут. Возьми у него два десятка яиц для меня.

Я звоню Бесхопу, он всё понимает и готовит для Виктора упаковку с яйцами. Виктор по дороге в аэропорт забирает эту коробку и везёт в Москву.

Я его предупредил:

– Только не давай её просвечивать на границе. Зародыши могут погибнуть.

В то время ещё не было таких дотошных просвечиваний в аэропортах, как сейчас, и Виктор благополучно миновал две границы.

Выводить цыплят в России – хлопотное и рискованное дело. Проблема в том, что в любом сельском месте в любую секунду, без всякого предупреждения, могут выключить ток. И надо тащить инкубатор в машину и быстро ехать в тот район, где ток ещё выключить не успели.

Инкубатор с импортными яйцами тихо и уютно работал на моём столе. День работал, два работал, а на третий прибежала моя дочь в панике:

– Папа, свет вырубили.

Стали звонить на энергоузел:

– Что случилось? Когда поправите?

– Что случилось – неизвестно. Когда поправим – не знаем.

Срочно забираю инкубатор в машину, затыкаю специальное вентиляционное отверстие и еду в Москву, в городскую квартиру – спасать выводок.

Моя городская квартира становится центром выводки цыплят. Все люди, которые приходят ко мне по работе или просто в гости, первым делом спрашивают:

– Что это у вас на столе?

– Инкубатор.

– Для чего?

– Я цыплят вывожу.

– Каких цыплят?

– Голландских.

Чем больше ответов, тем больше вопросов.

– Почему голландских?

– Легче было достать.

– Что ты с ними будешь делать?

– Не знаю. Наверное, раздам в хорошие руки.

– Зачем?

– Пусть в Москве появится новая порода.

К этому времени у меня намечалась возможность построить большой загородный дом в Подмосковье с хорошим курятником. Я надеялся, что к концу строительства у меня уже будут готовые курицы.

Конец строительства намечался через три года. И всё это время держать кур в городских условиях я бы не смог.

Поэтому я уговорил одних жителей станции Клязьма, семью Поповых, взять моих кур к себе в хозяйство. Семья Поповых училась с моей дочерью в одном классе (в лице мальчика Жени), и я очень любил эту семью.

– Поймите вы, это особые голландские куры. Самые первые куры этой породы нарисованы ещё на картинах Рембрандта.

– Да ну?

– Ну да!

Я серьёзно убеждал знакомых:

– Помните его натюрморты? Между прочим, они дают по два яйца в день.

Как ни странно, мои хозяйственные подмосковцы Поповы поверили мне и взяли всех цыплят. И все два года они ждали от этих кур по два яйца в день.

Наконец куры выросли и понеслись. Мои друзья Поповы стали ругать меня:

– Какие два яйца в день? Хорошо, что одно-то дают.

Хорошо, что мальчик Женя заступался за меня:

– Между прочим, одно яйцо в день – это большая редкость, это очень хороший результат. Большинство кур не в силах выдать 365 яиц в год.

Но это было потом, потом и ещё раз потом, а пока вернёмся в Москву.

Пришёл ко мне Владимир Меньшов – наш великий кинорежиссер. Задал те же вопросы:

– Инкубатор.

– Для чего?

– Я цыплят вывожу.

– Каких цыплят?

– Голландских.

– Почему голландских?

– Легче было достать.

– Что ты с ними будешь делать?

– Не знаю. Наверное, раздам в хорошие руки.

– Зачем?

– Пусть в Москве появится новая порода.

Я ему всё спокойно объяснил, ещё рассказал про цесарок, и Меньшов сказал:

– Ты самый счастливый человек в Москве. Ты живёшь, как хочешь.

Именно такую фразу сказала мне однажды внучка журналистки Ольги Кучкиной пятилетняя Даша. Она с бабушкой была у меня в гостях на Клязьме. И когда надо было уезжать, уцепилась за ножку стола и сказала:

– Я никуда не уеду.

Потому что у меня было интересно: мои и соседские дети, попугаи, стол для тенниса, качели, ручная галка и т. д.

Пришлось бабушке оставить её у нас ночевать.

Утром, пока ещё не приехали её встревоженные родители, мы с Дашкой гуляли. И она сказала ту же самую фразу:

– Счастливый ты, Успенский.

– Почему?

– Ты живёшь, как хочешь.

Итак, я в Москве с куриным аппаратом. Он уютно ворчит и бренчит у меня на столе.

Вообще-то, инкубатор должен высиживать цыплят сам. Сам должен качать качалку с яйцами, сам должен следить за температурой, за влажностью и вентиляцией.

Но никак не получается.

Влажность всё время убегает, всё время надо доливать воду и вывешивать влажные тряпочки на ванночки. Вентиляционное отверстие сначала надо открывать, потом закрывать, потом, в случае отключения электричества, снова открывать, чтобы не было перегрева.

Короче, хлопот полон рот, особенно если ты живёшь за городом, а инкубатор живёт в московской квартире. В следующий раз куплю импортный. Импортные механизмы за всем следят сами, как-то это у них легко получается.

И вот наступает долгожданный двадцать первый день. Пора вынимать уникальных цыплёнков. И набивается целый дом созерцальщиков.

Каждые десять минут я открываю дверцу инкубатора:

– Ого, ещё один вылез! И обсох уже! Давайте его в коробку.

– Ой, а этот давно проклюнулся, а никак не вылезает. Давайте его выковыривать.

Дело в том, что в моём инкубаторе очень трудно было сохранять влажность. И как только цыплёнок проклевывал скорлупу, влага из яйца немедленно уходила, и плёнка твердела. И у молодого курёнка не хватало сил прорваться сквозь неё.