Наталья Долинина - Мы с Серёжкой близнецы Страница 5

Так всё было хорошо — и так стало плохо. Сначала — Галя. Всё оказалось правда. Она сама мне сегодня сказала на первой перемене:

— От нас папа ушёл. Ты знаешь?

А я её обманула. Сказала, что не знаю. И теперь ещё хуже получается. Галя мне сказала никому не говорить. А теперь она думает: я всем разболтала. Мы когда с Серёжкой шли из школы, я его спрашиваю:

— Говори честно, ты откуда про Галю знаешь?

— Бубнов сказал мне и Кузнецову.

— А Бубнов откуда знает?

— Так он же на одной площадке с Галей живёт. Его мать на кухне говорила, а он слышал.

Я говорю:

— Серёжка, никому не надо про это рассказывать. Гале знаешь как будет неприятно…

— Ну что я, дурак, что ли? Да и Бубнов не скажет.

— А Мишка?

— И Мишка.

Пришли мы домой, пообедали, а тут как раз идёт к нам Мишка Кузнецов. Они с Серёжкой стали играть в шахматы, а ко мне пришла Галя. Мишка и спрашивает:

— Беликова, тебя отец бросил?

Галя сразу хотела обратно уйти, но я её не пускаю.

Серёжка, я вижу, подталкивает Кузнецова, он опять:

— Чего толкаешься? Ну и будет Галька, как Бубнов, без отца — дело большое! У неё мать хорошо зарабатывает.

Галя заплакала, а Серёжка говорит:

— Молчи, Кузнец.

Лучше бы Серёжка сам молчал. Что ли, он Мишкиного характера не знает! Тот сразу:

— Брошеная, выброшенная!

Тут я не вытерпела и говорю:

— Уходи от нас вон!

А Мишка:

— Я не к тебе пришёл.

Тогда я ему как тресну — он даже повалился. Мне самой удивительно стало, как я могла его так треснуть. А он кричит:

— Комаров, дай ей!

И стукнул меня изо всей силы прямо в ухо. Тогда Серёжка покраснел и говорит:

— Тебе сказали: уходи от нас вон!

Мишка очень удивился, и мы с Галей тоже. Потому что мы не думали, что Серёжка будет за нас. И Мишка ушёл. А на прощанье сказал:

— Ну, ты ещё получишь за свою сестрицу. Тили-тили тесто, жених и невеста!

Дурак такой, разве можно нас с Серёжкой так дразнить! Мы же близнецы!

Когда он ушёл, Серёжка меня как стукнет!

— Из-за тебя, — говорит, — с товарищем поссорился.

А Галя тоже ушла — расстроенная и сердитая. Она, ясно, думает, что я всем разболтала. Так мне стало неприятно — я уговорила Серёжку идти гулять. Сходили мы в детский парк, идём не спеша мимо Мишки Кузнецова дома и на свои окна посматриваем: дома наша мама или нет. Хорошо бы, думаем, сейчас во что-нибудь шумное поиграть. И вдруг из Мишкиных ворот голос:

— Вот этот!

И выскакивают двое здоровенных ребят — класса из пятого — и тащат Серёжку в ворота. Я — за ними. А они его как толкнут — прямо об стенку головой. Я, конечно, заорала изо всей силы. И подлезла к ним, одного ущипнула, а второго как укушу за руку — что же мне ещё делать? И взрослый никто не идёт!

Они, конечно, мне тоже поддали. А я упала — и только стала подниматься, вижу Бубнов Саша на одном коньке едет мимо ворот. Я как закричу:

— Наших бьют! Комарова Серёжку!

Бубнов сразу — к нам. И налетел как раз на какого-то дяденьку. А дяденька — за Бубновым. Большие ребята его увидели и удрали. Смотрю — и Мишка Кузнецов с ними. Ну, мы с Сашей всё-таки успели ему двинуть по одному разу.

Наш Серёжка встал, и мы пошли домой. Бубнов говорит:

— Больно?

— Нет.

— Ну, я пошёл.

Бубнов опять на своём коньке поехал, а Серёжка сразу заревел. Я спрашиваю:

— Чего ревёшь, если не больно?

— Обидно. И мамы боюсь.

А я как раз думаю: хорошо бы мама дома оказалась — ведь ему, может, всю голову проломали. И дома как раз никого нет, пришлось дяде Игорю звонить. А на голове у Серёжки под волосами рана. Он сам просил промыть, а сам кричит:

— Волосы не дёргай!

Пришлось выстричь ему плешку, промыть и йодом залить. Ничего, не пищал. А сейчас он лежит и шашки делает из пустых катушек. А я не знаю, что же теперь делать. Как же нам теперь быть с Мишкой Кузнецовым?

Ой! Звонок. Дядя Игорь пришёл.

— Ну, в чём дело? Кто это тебя?

А мы молчим. Что мы — ябеды, что ли?

— Сергей, покажи-ка голову.

Развязал дядя Игорь бинт, посмотрел.

— Ничего, — говорит. — До свадьбы заживёт. Вставай, сходим на всякий случай в поликлинику. Промыто правильно. Неплохо Марья Александровна справилась.

Это я — Марья Александровна. Серёжка спрашивает:

— А зачем в поликлинику?

— На всякий случай. Может, надо укол сделать, чтобы не было столбняка.

Только Серёжка встал — и как раз пришла Мишки Кузнецова мама. Дядя Игорь ей открыл, а она, наверное, подумала на него, что он наш папа.

— Ваши, — говорит, — дети избили моего мальчика.

А дядя Игорь не стал говорить, что мы не его дети. Он тихо-тихо с ней о чём-то стал разговаривать. А потом позвал меня и спрашивает:

— Маша, с чего началось? Только говори всю правду.

Я и сказала.

— Вот видите, — говорит дядя Игорь. — Я же вам сказал, что этим детям верю.

А она так вежливо отвечает:

— Ну, тогда извините.

Пришли мы в комнату, я и говорю:

— Дядя Игорь, что же делать теперь? Галя, во-первых, думает, что это я всем разболтала… А это Бубнов. И он не знал, что нельзя. Мы же никто не знали, какой Мишка.

— Ничего, — говорит дядя Игорь. — Ты Гале скажи, что не ты разболтала — она и поверит. Вот увидишь: ведь ты же правду скажешь, значит, поверит. А Мишка…

— Дядя Игорь, — говорит Серёжка, — разве так можно? Я даже не понимаю, как это называется.

— Это, братец, называется подлость.

Вот что! А мы и не знали.

Мы идём на лыжах

Папа, папа, папа приехал! Мы, конечно, все его встречали. И был праздник — все сидели за столом и ели пироги. И снег, папа говорит, уже глубокий. И мы! С папой! Сейчас же! Поедем в Зеленогорск! И будем! Ходить! На лыжах!

Папа говорит Серёжке:

— Дай-ка руку. Вот видишь?

И снимает пиджак. И сгибает руку. А под рубашкой у него так и перекатывается что-то.

— Это чего? — говорит Серёжка.

— Не чего, а что. Мускулы. Потому что без мускулов получается не человек, а мешок с рисом. Ясно?

Мы, конечно, засмеялись. Мешок с рисом! А папа говорит:

— Теперь посмотрим, что у тебя.

Серёжка согнул руку. И я тоже согнула. Только у нас почему-то не перекатывается.

— Вот видите, — говорит папа, — у вас кисель, а не мускулы.

— А у мамы?

Тут папа даже засмеялся.

— Ещё какие мускулы!

Мы пошли проверять маму, хотя она совсем этого не хотела; она только и дожидается, чтоб мы уехали: экзамен вчера сдала, а сегодня всю ночь нам лыжные одёжки чинила. Но мы всё-таки упросили и потрогали её руку: правда, не кисель. Потом мама легла спать, а мы поехали на вокзал.

На вокзале народу много — и все с лыжами. Все бегут, и треск от лыж стоит, почти как в школе. Но мы не побежали, а стали дожидаться дядю Игоря. Ждали, ждали, он не пришёл. Тогда мы сели в поезд и сами отправились. По дороге играли в разные игры: какая где столица и по какой реке можно проехать, например, в Чёрное море. Только я не очень много знала, это папа с Серёжкой играли. Зато когда стали в книжки играть — например, папа говорит писателя, а мы сразу его книги, — то я больше Серёжки сказала. Я даже знала книгу Гоголя «Нос». Только я её не читала. Но папа сказал, что это не страшно, ещё всё впереди.

Долго мы ехали. А в Зеленогорске вышли и сразу встали на лыжи. Там надо пройти через лесок, потом по длинной улице, завернуть направо, и как дойдёшь до мостика, то скоро уже шоссе, а за шоссе — тихая улица, где зимой никто не живёт, только собаки бегают, а за собаками сразу лес. В лесу народу полно — даже тётки ходят на лыжах, старые, толстые, в красивых свитерах. У мамы такого свитера нету.

Шли мы, шли и пришли на горушку. Там все катаются: и ребята, и старые дяденьки, и толстые тётки, только некоторые боятся. А напротив этой горушки — большая гора. И с неё только взрослые дяденьки съезжают, вроде нашего папы, и одна молоденькая тётенька. Я как увидела эту гору — так захотелось с неё съехать! А папа говорит:

— Ну, теоретики, вот с детской горки катайтесь, а я пошёл на большую.

В это время кто-то как помчится с большой горы — да ещё не где все ездят, а боком, то в одну сторону, то в другую, да пригибается, да быстро так — только снег кругом встаёт! Папа сказал, это называется слалом. А тот дяденька, что ехал, как завернёт на самом ходу — и к нам: это, оказывается, дядя Игорь. Он не нашёл нас на вокзале и сам приехал.

Вот они с папой ушли на большую гору, а мы с Серёжкой здесь остались. Что ни поедем, то в снег носом. Ездили мы, ездили — устали. Я говорю:

— Серёжка, пойдём на большую гору. Разок прокатимся — ну и упадём, так подумаешь.

А Серёжка чего-то кислый стал.

— Новое дело, — говорит, — с большой горы падать. И чего это мама с нами не поехала? И вообще я домой хочу. Ноги болят. Снег блестит. Людей много.