Жан-Клод Мурлева - Река, текущая вспять Страница 5

Убедившись, что опасность миновала, он поднялся.

— Ну что, Томек! К тебе вернулась память? — радостно крикнула Мари.

Томек подошел поближе. Мари спустилась с повозки и раскрыла объятия. Томек не решился к ней броситься, потому что они недостаточно хорошо знали друг друга. Он просто пожал ей руку. Так они стали друзьями.

Глава пятая

Мари

Сначала лес был вовсе не таким густым и темным, как раньше казалось Томеку. Напротив, свет проникал сверху сквозь еловые ветви и струился по земле, покрытой хвоинками. Прямая изъезженная дорога так поросла мхом, что цоканья Кадишона почти не было слышно. Ослик шел весело, без труда тянул повозку, на которой сидели Мари и Томек. Медведей можно было не бояться: как сказала Мари, до мест, где они водятся, ехать еще часов пять, и рано даже думать об этом. Разговор шел легко — как всегда, когда два человека, ничего не знающие друг о друге, обнаруживают много общего. Так, Томек узнал, что Мари привыкла спать под одиноким деревом и накануне удивилась, обнаружив кого-то на своем месте. Но он так крепко спал, что у нее рука не поднялась будить его и остаток ночи она провела в повозке. Еще он узнал, что она ездит через лес только раз в году. Так случилось, что это произошло именно в день встречи с Томеком. Когда он поинтересовался, зачем она это делает, Мари замялась, а потом спросила:

— Тебе правда интересно?

— Да, — ответил Томек, — и, если хочешь, я тебе потом объясню, почему я тоже хочу пройти через лес.

— Хорошо, мой мальчик. К тому же, не так часто удается кому-нибудь это рассказать, так что мне будет приятно. Устраивайся поудобнее, потому что это длинная история.

Томек, обожавший истории, закутался потеплее, потому что уже стало холодать, и приготовился слушать. Мари свернула себе еще одну папироску, накинула еще одну куртку и начала:

— Дорогой Томек, тебе, наверное, трудно представить — я не обижусь, меня уже никто не может обидеть — трудно представить, что в восемнадцать лет я была красивой. Даже очень. Вдобавок, мой отец считался самым богатым купцом в городе, так что не сомневайся, женихов у меня было хоть отбавляй. Ты видел, как вьются пчелы вокруг банки с вареньем? Вот так же и парни вились вокруг меня. Все без исключения. Только я не торопилась замуж. Было так забавно смотреть, как они ходят под нашими окнами. Каких только не было: недомерки и толстяки, уроды и почти красавцы, дылды и коротышки, парни так себе и парни хоть куда — всех сортов, говорю тебе, всех сортов. Как мы с сестрами развлекались, наблюдая за ними! Мы умирали от смеха, глядя на них из-за занавесок. Так прошло несколько лет. Потом мои сестры вышли замуж и мне тоже захотелось. В итоге я выбрала того, кто показался мне лучшим. Он был красавцем, Томек, настоящим красавцем, уж поверь мне. Ладно сложен, прекрасное благородное лицо. А еще очень умен: слушать его было одно удовольствие, и все соглашались с этим. Представь себе, у него совсем не было недостатков. Если я еще добавлю, что он был очень мил и потакал всем моим капризам, то ты поймешь, что я, как говорится, нашла настоящий клад. Свадьбу сыграли спустя два месяца. То-то было веселья! Думаю, все были счастливы в тот день. А я — больше всех. Но вот что случилось, Томек… Полегче, Кадишон!

Осел, бежавший рысцой, чуть было не пустился в галоп, из-за чего повозка заходила ходуном. Но он сразу послушался хозяйку и тихонько потрусил дальше.

— Вот что случилось. Трех дней не прошло, как я поняла: что-то не так. Я его не любила…

— Ты… ты его не любила? — спросил Томек, широко раскрыв глаза.

— Нет, я его не любила, — ответила Мари, расхохотавшись, и Томек присоединился к ней.

— Хочешь сказать… совсем-совсем?

— Совсем-совсем-совсем!

И оба опять расхохотались. «Ух ты, — подумал Томек, вытирая слезы, — с ней не соскучишься!»

Через несколько минут приступ смеха прошел и Мари смогла продолжить рассказ:

— О том, чтобы расстаться, и речи быть не могло. Так не делалось. Представь себе, какой вышел бы скандал, скажи я правду! Меня никто не заставлял, я вышла за него по своей воле, я сама выбрала этого парня! Но не знаю, где была моя голова? В двадцать лет часто делаешь глупости, вот я и забыла: чтобы мне понравиться, надо прежде всего быть смешным. Ты уже, наверное, заметил, что я люблю смеяться? А он не был смешным. Но я заметила это слишком поздно. Прошло несколько ужасных дней. Я понимала, что вся жизнь пойдет насмарку, если ничего не предпринять. Однажды ночью, когда мы уже были женаты примерно неделю, я выскользнула из постели, накинула первое попавшееся под руку пальто, надела ботинки и вышла на улицу. Я постучалась к продавцу овощей, моему старому знакомому по имени Пит. На рынке я всегда покупала у него овощи. Было заметно, что он в меня влюблен. Он мне нравился, потому что был милый и смешной. Он открыл окно, и я сказала:

— Ты меня увезешь?

Он спросил:

— Куда?

Я ответила:

— Куда хочешь, только подальше отсюда!

Он даже не стал уточнять, когда мы вернемся и вернемся ли. Через две минуты он впряг осла в повозку и побросал туда вещи. Мы в нее запрыгнули и уехали из города. И представь себе, я сразу же поняла: его я любила всегда, как никогда не любила никого другого… Видишь, как самое главное в нашей жизни быстро устраивается… В общем, ослик бежал всю ночь. Помню момент, когда я чуть не заплакала, вспомнив, что даже не попрощалась с сестрами. Но тут вдруг осел начал пукать. Пит мне сказал: «Прости его, он это дело любит». Осел все продолжал пукать, а мы смеялись. Получилось очень трогательно: двое сбежавших влюбленных, звездная ночь, все такое, и не хватало только осла, портящего воздух! Кадишон, которого ты видишь перед собой, — внук того самого осла, и он достоин своего деда, у тебя еще будет возможность в этом убедиться. Мы с Питом провели в дороге год, продавая фрукты и овощи. Чтобы меня никто не узнал, я потолстела. Я всегда старалась держать себя в форме, и теперь было здорово позволять себе вкусности. Питу я от этого нравиться не переставала, он обращался ко мне: «Моя пухленькая курочка!» — и покрывал меня поцелуями. Мы не были богачами, но как мы умели смеяться! Это было самое счастливое время в моей жизни. Потом, в один прекрасный день, мы узнали, что за нами погоня и что нас продолжают искать. Мы услышали про Лес Забвения и подумали, что это как раз то что нам надо. Нас забудут и оставят в покое. Или просто оставят в покое.

Б этот момент Томек вздрогнул. Внезапно он вспомнил, где находится и что это значит: сейчас он ни для кого не существует кроме этой толстухи, которая рассказывает ему о своей жизни и с которой он знаком всего лишь несколько часов. Он отогнал от себя эти мысли и стал слушать, что было дальше.

— Мы добрались до того места, где я тебя встретила, — продолжала Мари, — и сразу приняли решение. Пит крикнул: «Но, Кадишон!» Осла звали Кадишон. Всех троих любителей пукать звали Кадишонами — деда, отца и сына. И мы въехали в лес. Я попала туда в первый раз. Как ты сегодня. Я знаю дорогу, и мы будем на месте уже завтра. Ты в этом убедишься. Каждый раз, пройдя лес насквозь, я спрашиваю себя, не сон ли это. Вообрази море цветов — до самого горизонта, самых невероятных окрасок, форм, размеров. Лавина ароматов. Пит опьянел от запахов и побежал со всех ног. Сорвал огромный пурпурный цветок и надел его себе на голову как шляпу, крича: «Капитан Пит к вашим услугам!» Я тоже была безумно счастлива. Я расхохоталась и прокричала ему: «Вольно, капитан!» А он, чтобы рассмешить меня, разбежался, упал ничком и замер. Я подбежала обнять его и увидела, что он мертв. Он ударился головой о единственный камень в поле. Единственный, клянусь тебе. Я звала его: «Пит! Пит!» — но он не отвечал. Он лежал в своей смешной шляпе и улыбался мне. Нельзя было умереть более счастливым. Я уже собиралась заплакать, как Кадишон устроил знатный салют. И в ту же секунду — видишь, я всегда быстро принимаю решения — я решила больше не плакать, никогда не плакать, а, наоборот, продолжать жить весело, как прежде с ним. Я вырыла яму и положила его туда. Уж чего-чего, а цветов на его могилу сажать не надо было. Потом я просто пообещала ему, что вернусь навестить его в следующем году и буду приезжать каждый год, так и делаю до сих пор. Вот моя история, Томек… Ну ты что, Томек, ты же не собираешься плакать?

У Томека дрожал подбородок, и он ничего не мог с собой поделать. Но если Мари пережила все это и не плачет, то он не будет плакать от ее рассказа. Он сжал зубы и спросил:

— А потом ты вернулась с той стороны леса? Там, наверное, очень здорово, среди всех этих цветов?..

— Конечно, я хотела там остаться, особенно когда представила, что меня будет ждать с другой стороны. И вот, вообрази себе, мы с Кадишоном оказались посреди поля. Но, представь себе, выяснилось, что по нему нельзя пройти больше километра.