Андрей Жариков - Сказание о суворовцах Страница 5

— Постой, старшина, не торопись. Как это пострадавший? А почему он в форме лейтенанта?

— Катер в Ладоге затонул. Фашисты потопили. Остался он, может, один из всех. Подобрали у берега разведчики.

— Куда же ваш путь? — спросил Климент Ефремович, подошёл к Васе и по-отцовски обнял его. — Не плачь, хлопец. Нам плакать нельзя, раз надел форму — бери пример со старшины. Смотри, какой бравый.

— Эвакуирую, товарищ маршал, приказано как-то определить. Отец его моряк, а мать под бомбёжкой в Ленинграде погибла.

— Понимаю, понимаю, старшина. — Климент Ефремович подозвал майора, вышедшего из второго броневика: — Возьмите его в свою машину. — Климент Ефремович подал руку старшине. — А вы свободны. Передайте командиру мой приказ: огнём и штыком ответить фашистам за всех детей, погибших в Ладоге.

— Есть, товарищ маршал!

Конечно, Климент Ефремович понимал, что у Васи фамилия не Малчелвек, как назвал его скороговоркой старшина, а какая-то другая, но своему адъютанту он сказал: «Отвези этого Малчелвека в учебный полк. Передай командиру, что я приказал определить его воспитанником. Что-то надо придумать для таких ребят. Много их теперь, осиротевших… Создадим для них специальные училища».

Адъютант не понял маршала и в полку назвал Васю Малчелвеком. В штабе полка так и записали: «Василий Малчелвек».

Зачислили Васю в ремонтную мастерскую, где чинили всё: и винтовки, и автоматы, и телефонные аппараты. Вася стал помощником телефонного мастера и выполнял несложную работу: перематывал катушки с кабелем. Если находил обрыв, зачищал ножом концы, связывал их, как показал мастер, и заматывал изоляционной лентой.

Полк стоял в небольшом лесном посёлке далеко от фронта, и распорядок дня в учебных ротах был как в мирное время: подъём, построения, занятия, строевая подготовка и всё прочее, чем положено заниматься в воинской части.

Сначала Вася не ходил ни на строевую подготовку, ни на вечернюю поверку. Врач освободил его от всех работ и занятий — у него ещё болели раны. А через неделю-полторы он занял место в строю роты. Была вечерняя перекличка.

Старшина громко называл фамилии по алфавиту, заглядывая в список, а красноармейцы отвечали:

— Арефьев!

— Я!

— Крюков!

— Я!

— Ламидзе!

— Я!

— Малчелвек!

Молчание. Старшина ещё громче:

— Малчелвек!

Опять никто не ответил, и Вася догадался, что это относится к нему.

— Василий Малчелвек! Как нужно отвечать, когда в строю стоите? — спросил старшина и бросил суровый взгляд на Васю.

— Я… я не Малчелвек! — ответил Вася. — Я Суворов.

— Ну? А я думал, что Кутузов, — пошутил старшина, и весь строй рассмеялся. — Это что за смех? Смирно! — приказал старшина. — А с тобой мы ещё поговорим.

До конца переклички Вася едва сдерживал слёзы. Ещё этого не хватало: окрестили каким-то Малчелвеком… Ну и ну!

Старшина не сразу поверил тому, что рассказал ему Вася, а потом посочувствовал:

— В самом деле, какая же это фамилия — Малчелвек! Но, браток, — вздохнул он, — пойми и меня: приказом ты уже оформлен не Суворовым, а Малчелвеком. Не огорчайся, это будет твоё вымышленное имя. Не такое оно плохое. Вот, к примеру, взять меня. Знаешь, какая у меня фамилия?

— Пока не знаю, — ответил Вася.

— Старшина Некурящий… Подаю список на получение табака, ясно пишу: в роте девяносто человек, и подписываюсь: «Старшина Некурящий». Вот и дают табачку на 89 бойцов…

Но старшина всё же доложил начальнику штаба полка:

— Неувязочка произошла. Молоденький солдат проходит по списку Малчелвеком, а он Суворов.

— Ну и что? — удивился начальник штаба.

— Вот и я говорю, какая разница, а воспитанник протестует против несуразной фамилии.

— Что ты мне морочишь голову! — рассердился начальник штаба. — Исправить всюду на фамилию — Суворов!..

В учебном полку Вася Суворов был почти два года. Повзрослел, окреп, научился стрелять из автомата, из противотанкового ружья, метать гранаты. Ему шёл шестнадцатый год. В строю он стоял теперь не на левом фланге, а уже в середине. Васю приняли в комсомол, и он написал рапорт:

«Я комсомолец, и моё место в действующей армии. Хочу отомстить за погибшую маму и сестрёнку, за всех ленинградцев. Прошу отправить меня на фронт».

Командир обещал удовлетворить просьбу молодого воина и сдержал своё слово.

В один из зимних дней, когда перед строем читали сообщение Совинформбюро о прорыве блокады Ленинграда, командир роты подал команду:

— Комсомольцы! Три шага вперёд, марш!

Из строя вышли двадцать два комсомольца. Среди них — Вася.

— Смирно! Нижеименуемых рядовых 31-го учебного полка направить во фронтовую школу младших лейтенантов…

В казарме на койке Васи лежало письмо от бабушки.

«Родненький мой Василёк! — писала бабушка. — Радость у нас большая. Папа твой прислал письмо. Жив он. Пишет, что совершал особые рейсы и не мог ничего о себе сообщить. А теперь он в госпитале в Красноуральске. Сообщаю тебе его адрес и посылаю письмо. А ты теперь приезжай ко мне в Москву. Воевать тебе ещё рано».

В тот же день Василий Суворов отбыл в школу младших лейтенантов.

Вася не расставался со знаменем своего пионерского отряда. Когда он стал офицером, оно хранилось в его полевой сумке.

…Назначили младшего лейтенанта Суворова командовать сапёрным взводом. А через несколько дней, когда сапёры разминировали на переднем крае проходы для наших танков, погиб командир роты. Василий Суворов принял роту. Вот уже все мины сняты, проход для танков готов, ночь на исходе, нужно уходить к своим окопам, а там недалеко и землянки сапёров, где можно отогреться и выпить кружку горячего чаю. Но командир заметил: со стороны врага ползут, сдвигая снег, фашисты. Их не меньше двух рот. Замысел противника понятен: он хочет незаметно подкрасться к нашим окопам и, внезапно ворвавшись в них, захватить пленных… А может, уничтожить передовые подразделения и начать наступление по всему фронту.

Командир роты приказал солдатам притаиться и подпустить фашистов ближе. Нужно теперь вынудить противника подняться, чтобы стрелять по нему наверняка. Но как это сделать? Как заставить фашистов бежать? Как избежать перестрелки, лёжа в снегу? Как?..

Вот тут-то и вспомнил юный офицер Суворов, что в полевой сумке у него пионерское знамя. Быстро достал его и, прикрепив к штыку винтовки, поднялся во весь рост и, размахивая знаменем, крикнул:

— Полк! В наступление за мной, ура!

В предрассветной мгле гулко разнеслись его слова.

Наши солдаты, не только сапёры, но и пехотинцы, увидали красное знамя, и все с криками «ура» смело бросились вперёд.

Гитлеровцы решили, что не в добрый час затеяли вылазку.

Если советские войска пошли в атаку, значит, началось крупное наступление. Нужно спасаться бегством. В атаку поднялся полк. Гитлеровцы не выдержали нашего натиска, вскочили и стали удирать к своим окопам. А это и нужно было младшему лейтенанту Суворову.

— По врагу — огонь!

Дружно и решительно застучали автоматы, ударили пулемёты…

В этой атаке младший лейтенант был ранен. Но знамя подхватил комиссар и повёл войска в наступление».

В конце сочинения Саша вывел ровными буквами: «А. Суворов».

Внимательно прочитал написанное, зачеркнул слово «удирать». Написал сверху «убегать». Потом положил своё сочинение на стол преподавателя и вышел из класса.

В широком коридоре под ногами похрустывал до блеска натёртый паркет. Пахло свежей мастикой. Со двора доносились голоса волейболистов и удары мяча.

Возле подъезда Саша остановился у бюста генералиссимуса Суворова, подумал: «Всё же здорово мой дед на фотографиях похож на него».

Поскольку всем ребятам-москвичам разрешалось во время экзаменов жить дома, Саша пошёл к проходной. Сомневался, правильно ли расставил знаки препинания. У ворот ещё толпились люди. Едва он оказался на улице, как его обступили:

— Ну, как там? О чём писал?..

— Не знаешь ли ты Костю, вот такой же, как ты, не очень высокий, с голубыми глазами. Как он?..

— Скажи, мальчик, какие были темы?..

Вопросы сыпались со всех сторон, но Саша ответил не сразу:

— Темы подходящие, простые. Многие пишут о подвигах своих отцов и дедов…

Саша шёл к станции метро и всё ещё сомневался: «Хорошо ли, что решил написать о подвиге отца? Не подумают ли, что это хвастовство? Но отец совершал подвиги в боях за Родину. Я горжусь этим! Значит, имею право писать о нём».

Единое мнение

Вечерело. От стекла раскрытого окна отражался яркий луч солнца и большим прямоугольником высвечивал дверь, обитую коричневым дерматином.

Начальник учебного отдела, уже не молодой полковник Марков, сидел за большим письменным столом. Читал сочинение Саши Суворова. Заинтересовался им не случайно: преподаватель русского языка поставил за эту письменную работу сразу две оценки. За содержание он вывел пять баллов, а за ошибки — единицу, да вдобавок в беседе с Марковым назвал её по-мальчишески озорно — «колом». Так и написал в конце сочинения: «Пять — за содержание и единица — за ошибки».