Мишель Пейвер - Сердце Волка Страница 5

— Выходи, болезнь, выходи! Из мозга костей — в кости. Из костей — в плоть…

Вдруг Торак, вцепившись пальцами в живот, согнулся пополам от неожиданной резкой боли. Продолжая слушать, как колдунья выпевает свои заклятия, он чувствовал, что внутренности ему словно раздирает что-то острое…

Колдунья медленно закончила рисовать на груди Ослака спираль и снова забормотала:

— Из плоти — в кожу. Из кожи — в стрелу…

И снова у Торака резко свело живот; казалось, боль ему причиняют именно слова Саеунн…

«А что, если и я заболел? — мелькнула у него мысль. — Что, если эта болезнь так и начинается?»

Кто-то крепко взял его за плечо. Это был Фин-Кединн, но смотрел вождь не на него, а на колдунью.

— Из стрелы, — пронзительно выкрикнула Саеунн, вставая на ноги, — в огонь! — И она сунула стрелу в пышущие жаром угли костра.

К небу взвилось зеленоватое пламя.

Ослак дико вскрикнул.

По толпе пролетел испуганный шепот.

Саеунн бессильно уронила руки.

Чары не помогли.

Торак, зажав живот руками, боролся с приступами дурноты.

Вдруг у костра мелькнула черная тень. То был ворон, хранитель племени. Ворон летел прямо на Торака. Торак хотел было уклониться, но Фин-Кединн удержал его на месте, и ворон в последнюю секунду свернул в сторону. Хранитель явно был разгневан: его племя подверглось нападению врага! Но Торак никак не мог понять, почему ворон набросился именно на него.

Он попытался перехватить взгляд Ренн, но она даже головы в его сторону не повернула. Стоя на коленях возле Ослака, она внимательно вглядывалась в те отметины, которые оставили на земле его ногти.

Вырвавшись из цепких рук Фин-Кединна, Торак бросился бежать — мимо часовых, прочь из лагеря, в Лес.

Добравшись до залитой лунным светом полянки, он рухнул на землю, цепляясь руками за ствол ясеня, и его снова так скрутило, что потемнело в глазах. Потом к горлу подступила тошнота, и Торака начало выворачивать наизнанку.

Закричала сова.

Торак поднял голову и некоторое время смотрел на холодные звезды, просвечивавшие сквозь черную листву ясеня. Потом соскользнул на землю и, свернувшись клубком, обхватил голову руками.

Тошнота и головокружение почти прошли, но его сильно знобило. Ему было страшно и одиноко. Но рассказать об этом он не мог никому, даже Ренн. Пусть она его друг, но она также и ученица колдуньи. И нельзя, чтобы она это узнала. Этого никто знать не должен. Если он действительно болен, то лучше умереть в полном одиночестве здесь, в Лесу, чем привязанным к носилкам.

И тут в душу его закралось ужасное подозрение. Ослак говорил, что они пожирают его души… Было ли то бормотанием безумца или все же в его словах имелась толика правды?

Торак закрыл глаза, пытаясь ни о чем больше не думать и только слушать ночные звуки Леса — трели черного дрозда, попискивания малиновок в подлеске, кормивших птенцов.

Всю свою жизнь Торак бродил по горам и долам с отцом, держась от людей подальше. Истинные обитатели леса, звери и птицы, были его друзьями и спутниками. И по людям он никогда не скучал. Так что жить в племени Ворона ему оказалось нелегко. Столько лиц вокруг! Так мало времени удается побыть одному. К тому же в этом племени он был чужаком. И жизнь, которую вели эти люди, очень сильно отличалась от его прежней жизни.

А еще Торак ужасно скучал по Волку.

Это уже после гибели отца он наткнулся в Лесу на маленького волчонка. Два месяца потом они вместе охотились в лесу, и не раз обоим грозила страшная опасность. Тогда Волк вел себя как самый обыкновенный детеныш — без конца путался под ногами и во все совал свой нос. Но порой Торак чувствовал, что именно он ведет его; в такие минуты янтарные глаза волчонка светились странной уверенностью. Впрочем, Торак всегда чувствовал в своем четвероногом друге родственную душу; Волк был ему братом. И сейчас без Волка ему было очень, очень плохо.

Тораку часто хотелось отправиться его искать, но в глубине души он понимал: ему никогда больше не найти дороги к Священной Горе. Да и Ренн подтвердила его опасения, с обычной прямотой заявив:

— Прошлая зима действительно оказалась не такой, как все прочие. Но теперь… Нет, Торак, я думаю, из твоих поисков ничего не выйдет.

— Да знаю я! — с досадой откликнулся он. — Но мне кажется, что если все-таки время от времени звать Волка, то он, может быть, меня услышит и придет.

Прошло полгода, но Волк так и не появился. Торак пытался убедить себя, что это даже хорошо: значит, Волк вполне счастлив со своей новой стаей. Но отчего-то сознавать это было больнее всего. Неужели Волк совсем позабыл о нем?

Издали с ветром до него донеслись едва слышные знакомые звуки.

Торак тут же сел.

Волчья стая! Воют, празднуя удачную охоту.

Торак позабыл и о болезни, и обо всем на свете — волчья песня подхватила его, точно мощный поток.

Он отлично различал сильные голоса главных волков стаи, и более слабые и высокие голоса остальных ее членов, которые лишь уважительно вторили основным певцам, и срывающиеся на визг голоса волчат, пробовавших присоединиться к общему хору. Но, увы, среди всех этих голосов не было слышно того единственного голоса, который он так страстно мечтал услышать.

Впрочем, он знал, что не услышит этого голоса. Его Волк далеко на севере со своей стаей. А волки, которых он слышит сейчас, живут в восточной части Леса, совсем недалеко отсюда, на холмах.

И все-таки попытаться нужно было непременно! Закрыв глаза, Торак поднес сложенные рупором ладони ко рту и провыл волчье приветствие.

В голосах волков сразу послышались тревога и напряжение.

«Где ты охотишься, волк-одиночка?» — провыла главная волчица. Вопрос прозвучал резко, точно приказ.

«На расстоянии многих прыжков от вас, — ответил Торак по-волчьи. — Скажи, среди вас есть больные?»

Он не был уверен, что сумел правильно выразить эту мысль, и, похоже, волки поняли его неправильно.

«Наша стая — хорошая стая! — обиженно завыли они. — Самая лучшая стая в Лесу!»

Торак в общем-то не слишком надеялся, что они поймут его. Не так уж хорошо он понимал волчий язык, а выражать по-волчьи собственные мысли почти совсем не умел.

«А все же, — подумал он с внезапной острой болью, — мой Волк непременно понял бы меня!»

Волчья песнь вдруг смолкла.

Торак открыл глаза. И снова очутился на залитой лунным светом поляне, в зарослях темных папоротников и таволги — точно ото сна очнулся.

Негромко захлопали крылья, и на ветку рядом села кукушка. Она внимательно смотрела на Торака круглым глазом в желтом ободке.

Он вспомнил, как Ослак презрительно прорычал: «Ты вообще не из нашего племени! Кукушонок!» Конечно, это был просто бред сумасшедшего, но в чем-то Ослак прав. Кукушка пискнула и улетела: кто-то ее спугнул.

Торак бесшумно встал, рука сама собой потянулась к ножу.

Залитая ярким светом поляна казалась совершенно пустой.

В двух шагах к востоку протекал небольшой ручеек, стремившийся к Широкой Воде. Торак осторожно осмотрел ближнюю часть берега в поисках каких-либо следов, но ничего не обнаружил, не нашел даже шерстинок, застрявших в траве, или надломленных веточек.

Но кто-то все-таки прятался рядом! Торак чувствовал это!

Подняв голову, он внимательно вгляделся в темную крону раскидистого бука.

И заметил, что из ветвей прямо на него смотрит какое-то существо. Маленькое. Злобное. Волосы как сухая трава, а лицо — из листьев!

Он видел его одно лишь мгновение. Затем вздохнул ветер, шевельнул ветки, и существо исчезло.

Он так и стоял под деревом, застыв как истукан, держа в руке нож и задрав голову вверх, когда его отыскала Ренн.

— Что случилось? — встревоженно спросила она. — Почему ты убежал? Ты что, съел что-нибудь не то? — Ей явно не хотелось высказывать вслух предположение о том, что и он, возможно, болен.

— Да нет, со мной все в порядке, — соврал Торак. Но руки его сильно дрожали, когда он засовывал нож в ножны.

— У тебя губы совсем серые, — заметила Ренн.

— Ничего, все уже прошло, — снова соврал он.

Когда Торак уселся с нею рядом под буком, Ренн мельком глянула ему на руки: никаких волдырей видно не было, и она вздохнула с облегчением, стараясь, впрочем, не выдать охватившую ее радость.

— Может, тебе плохой гриб попался? — предположила она.

— А Тайный Народ, — не слушая ее, спросил вдруг Торак, — какой он на вид?

— Что? Да ты же не хуже меня знаешь, что они точно такие же, как мы с тобой! Хотя, если повернутся спиной, то может показаться, что они будто сгнили…

— А лица у них какие?

— Я же сказала: как и у нас! А что? Почему ты спрашиваешь?

Торак покачал головой:

— Мне показалось, я что-то такое видел… И подумал: а что, если это Тайный Народ ту болезнь вызвал?