Александр Волков - Волшебник Изумрудного города Страница 5

— Тише! Тише! — заверещала Белка. — Уймите этого зверя, а то Людоед выскочит из замка и съест нас всех.

Страшила схватил Тотошку и заткнул ему рот своей мягкой соломенной рукой.

Замок Людоеда стоял на холме. Его окружала высокая стена, на которую не вскарабкалась бы и кошка. Перед стеной был ров, наполненный водой; утащив Элли, Людоед поднял перекидной мост и закрыл на два засова чугунные ворота.

Людоед жил один. Прежде у него были бараны, коровы и лошади, и он держал много слуг. В те времена мимо замка в Изумрудный город проходили путники; Людоед нападал на них и съедал. Потом Жевуны узнали о Людоеде, и движение по дороге прекратилось.

Людоед принялся опустошать замок: сначала съел баранов, коров и лошадей, потом добрался до слуг и съел всех, одного за другим. Последние годы Людоед прятался в лесу, ловил неосторожного кролика или зайца и съедал с кожей и костями.

Людоед страшно обрадовался, поймав Элли, и решил устроить себе настоящий пир. Он притащил девочку в замок, связал и положил на кухонный стол, а сам принялся точить большой нож.

«Клинк… клинк…» звенел нож.

А Людоед приговаривал:

— Эх-охо! Знатная попалась добыча! Полакомлюсь вволю!

Людоед был так доволен, что даже разговаривал с Элли:

— Эх-охо! А ловко я придумал повесить надпись! Ты думаешь, я действительно исполню твои желания. Как бы не так! Это я нарочно сделал — заманивать таких простаков, как ты.

Элли плакала и просила у Людоеда пощады, но он не слушал и продолжал точить нож.

«Клинк… клинк… клинк…»

И вот Людоед занес над девочкой нож. Она в ужасе закрыла глаза. Однако Людоед опустил руку и зевнул.

Эх-охо! Устал я точить этот большой нож! Пойду-ка отдохну часок-другой. После сна и еда приятней!

Людоед пошел в спальню, и скоро его храп раздался по всему замку и даже был слышен в лесу.

Железный Дровосек и Страшила стояли в недоумении перед рвом, наполненным водой.

— Я бы переплыл через воду, — сказал Страшила, но пода смоет мои глаза, уши и рот, и я буду слепым, глухим и немым.

— Я, — молвил Железный Дровосек, — утону: ведь я очень тяжел. Если даже и вылезу из воды, сейчас же заржавею, а масленки нет.

Так они стояли, и вдруг услышали храп Людоеда.

— Надо спасать Элли, пока он спит! — сказал Железным Дровосек.

Он срубил высокое деревцо с развилкой на верхушке, перебросил его через ров, и оно прочно легло на стену.

— Полезай! — сказал он Страшиле. — Ты легче меня.

Страшила привязал Тотошку к пеньку и подошел к мосту, но испугался и попятился. Белка не вытерпела и одним махом взбежала по деревцу на стену.

— Квирр… квирр… Эх ты, трус! — крикнула она Страшиле. — Смотри, как это просто делается! — Но, взглянув во двор, она даже охнула от волнения. — Девочка лежит связанная на столе… Около нее большой нож… Девочка плачет… Я вижу, как из ее глаз катятся слезы…

Услышав такие вести, Страшила забыл опасность и чуть не быстрее Белки взлетел на стену.

— Ох! — только и сказал он, увидев через окно кухни бледное лицо Элли, и мешком свалился вниз.

Прежде чем он встал, Белка спрыгнула ему на спину, перебежала двор, шмыгнула через решетку окна и принялась грызть веревки, которыми была связана Элли.

Страшила открыл тяжелые засовы ворот, опустил подъемный мост, и Железный Дровосек вошел во двор, свирепо вращая глазами и воинственно размахивая огромным топором.

Все это он делал, чтобы устрашить Людоеда, если тот выйдет во двор.

— Сюда! Сюда! — пропищала Белка из кухни, и друзья бросились на ее зов.

Железный Дровосек вложил острие топора в щель между дверью и косяком, нажал, и — трах! — дверь слетела с петель. Элли прыгнула со стола, и все четверо — Железный Дровосек, Страшила, Элли и Белка — побежали из замка в лес. Тотошка поднял от радости такой лай, что разбудил Людоеда. Людоед выскочил из спальни, увидел, что девочки нет, и пустился в погоню.

Людоед был невысок, но очень толст. Голова его походила на котел, а туловище — на бочку. У него были длинные руки, как у гориллы, а ноги обуты в высокие сапоги с толстыми подошвами. На нем был косматый плащ из звериных шкур. На голову вместо шлема Людоед надел большую медную кастрюлю, ручкой назад, и вооружился огромной дубиной с шишкой на конце, утыканной острыми гвоздями.

Он рычал от злости, и его сапожищи грохотали:

«Тот-топ-топ…»

А острые зубы стучали:

«Клац-клац-клац…»

Людоед быстро догонял беглецов. Видя, что от погони не уйти, Железный Дровосек прислонил испуганную Элли к дереву и приготовился к бою. Страшила отстал: ноги его цеплялись за корни, а грудью он задевал за ветки деревьев. Людоед догнал Страшилу, и тот вдруг бросился ему под ноги. Не ожидавший этого Людоед кувырком перелетел через Страшилу. Рассвирепев, он вскочил и раз за разом стал наносить Страшиле ужасные удары тяжелой дубиной. Но сзади к Людоеду подкрался Железный Дровосек, поднял огромный топор и разрубил Людоеда пополам вместе с кастрюлей.

— Квирр… квирр… Славно сделано! — восхитилась Белка и поскакала по деревьям, рассказывая всему лесу о гибели свирепого Людоеда.

— Очень остроумно! — похвалил Железный Дровосек Страшилу. — Ты не смог бы сделать лучше, если бы у тебя были мозги.

— Ты жестоко изранен! — сказала Элли.

— Пустяки! — добродушно ответил Страшила. — Надо зашить дырки. Он порвал мой костюм, и я боюсь, что из меня вылезет солома.

Элли зашила дырки и горячо благодарила своих друзей за их самоотверженность и храбрость. Они пошли через лес, пока не добрались до дороги, вымощенной желтым кирпичом, и бодро двинулись к Изумрудному городу.

Встреча с Трусливым Львом

В эту ночь Элли спала в дупле, на мягкой постельке из листьев. Сон ее был тревожен: ей чудилось, что она лежит связанная и Людоед заносит над ней руку с огромным ножом. Девочка вскрикивала и просыпалась.

Утром двинулись в путь. Лес был мрачен. Из-за деревьев доносился рев зверей. Девочка дрожала от страха, а Тотошка, поджав хвостик, прижимался к ногам Железного Дровосека: он стал очень уважать его после победы над Людоедом.

Путники шли, тихо разговаривая о вчерашних событиях, и радовались спасению Элли. Вдруг в лесу раздалось громовое рычанье, и на дорогу выскочил Лев. Одним ударом он подбросил Страшилу в воздух; тот полетел кувырком и упал на краю дороги, распластавшись, как тряпка. Лев ударил Железного Дровосека лапой, но когти заскрипели по железу, а Дровосек от толчка сел, и воронка слетела у него с головы.

Маленький Тотошка с лаем бросился на врага. Огромный зверь разинул пасть, чтобы проглотить собачку, но Элли смело выбежала вперед и хлопнула Льва рукой по морде смей трогать Тотошку! — гневно закричала она.

— Я ведь не съел его! — оправдывался Лев, потирая лапой нос.

— Но ты пытался. Как тебе не стыдно набрасываться на беззащитных! Ты просто большой трус.

— Я знаю это, — ответил Лев, со стыдом вешая голову. — Я всегда знал это. Но что ж я могу поделать?

— Подумать только: ты ударил Страшилу, бедного, набитого соломой Страшилу!

— Он набит соломой? — спросил Лев, удивленно глядя на Страшилу, которого Элли ставила на ноги.

— Конечно, набит! — ответила Элли, еще рассерженная на Льва.

— Понимаю теперь, почему он такой легонький и такой мягкий, — сказал Лев. — А второй — тоже набитый?

— Нет, он из железа.

— Ага! Я чуть не поломал об него когти. А что это за маленький зверек, которого ты так любишь?

— Это моя собачка, Тотошка.

— Он из железа или набит соломой?

— Ни то, ни другое. Это — настоящая собачка, из мяса и костей.

— Смешное животное! Какое маленькое, когда присмотришься. Только трус и мог напасть на такую крошку, — печально сказал Лев.

— Почему же ты трус? — спросила Элли, с удивлением глядя на громадного Льва.

— Таким родился! Конечно, все считают меня храбрым: ведь Лев — царь зверей! Когда я реву, — а я реву очень громко, вы слышали, — звери и люди убегают с моей дороги. Но, если бы слон или тигр напали на меня, я бы испугался, честное слово! Хорошо, что никто не знает, какой я трус, — сказал Лев, утирая слезы пушистым кончиком хвоста. — Мне очень стыдно, но я не могу переделать себя.

— Может быть, у тебя сердечная болезнь? — спросил Дровосек.

— Возможно, — согласился Трусливый Лев.

— Счастливый! А у меня так и сердечной болезни не может быть: у меня совсем нет сердца.

— Если бы у меня не было сердца, — задумчиво сказал Лев, — может быть, я и не был бы трусом.