Лидия Чарская - Мотылёк Страница 5

«Да неужели же эта несчастная больная Стелла гибнет из-за того только, что должна своей непосильной работой содержать господ Семеновых, — эти отставную итальянскую диву и её беспутного сынка?» — вихрем пронеслась в голове Шуры, которой было до слез жаль её случайную молодую приятельницу.

Поезд замедлил ход, подходя к дебаркадеру Петроградского вокзала, и тотчас же поднялась обычная сутолока. Пассажиры высыпали в коридор вагона, протискиваясь к выходу, клича носильщиков, разыскивая свои вещи. Наконец, отделение, в котором ехала Шура, окунулась в полутьме вокзального навеса, и поезд остановился совсем.

Теперь Франческа Павловна и Мишель совсем уже не обращали внимания на их случайную попутчицу. Они минут за десять до приезда простились с Шурой, предварительно спросив и записав её адрес, вернее адрес её дяди-сенатора. Зато Стелла по-видимому, вся, находилась под впечатлением прощания с нею. Она стояла перед Шурой нарядная, эффектная и то же время забавная, с ее огромной, очень старившей ее шляпой и крупными серьгами в детских ушах и крепко пожимала ей руку. А васильковые глаза девочки горели, как две яркие звездочки, прося о чем-то.

«Ты видишь, — без слов, казалось, говорили они, — я одиночка и несчастна в своем одиночестве. И моя слава юной, знаменитой босоножки мне равно ничего не дает. Оттого я зла, капризна и несносна. Не осуждай же меня и полюби меня, если сможешь. А полюбив, не оставляй меня.» Этот немой голос, эта призывная мольба дошла до сердца Шуры и нашла в нем отклик. Повинуясь какому-то непреодолимому порыву, девушка неожиданно обняла немую и поцеловала несколько раз в бледную прозрачную щеку. Потом она схватила свой дорожный чемодан и, не обращая внимания на кричавшего ей вслед Мишеля о том, что он донесет ее вещи до извозчика, стремительно выскочила из вагона.

ГЛАВА V

Неожиданная благодетельница. — Дядино семейство

Шура не оповестила Мальковских о дне своего приезда в Петроград, поэтому она и не была встречена никем на вокзале. И в первую минуту ей пришлось сильно раскаяться в том. Она совсем растерялась в непривычной обстановке. Кругом шумела, гудела и суетилась незнакомая, чужая ей толпа. Шуру толкали, оттирали назад, раз даже кто-то больно отдавил ей ногу. А довольно-таки тяжелый чемодан сильно оттягивал руки и замедлял ее движение. Звать носильщика Шура считала лишним. Из денег, данных отцом на дорогу, большую часть поглотил проездной билет. Осталось, правда, около двух десятков рублей, но предстояло купить необходимые книги и тетради для занятий на курсах.

И Шура, мысленно подсчитав в уме всю имевшуюся у неё наличную сумму, решила ни в коем случае не увеличивать расходов новыми тратами.

К довершению несчастья извозчик запросил до Сергиевской неслыханную плату. Настолько дорогую, что проходившая мимо со скромным узелком молодая девушка, одетая более чем просто, даже пристыдила его:

— Полно тебе дорожиться, старина! Креста у тебя на шее нет, что ли!? Обрадовался, что над барышней провинциалочкой покуражиться можешь. Эх, ты… А вы не сдавайтесь, барышня… Лучше в трамвай сядете… Хотите, я проведу вас до трамвая. Мне туда же, в ту же сторону ехать, только еще дальше вашего, на Выборгскую сторону. Вот и поедем вместе, ладно?

— Спасибо, — ответила обрадованная Шура, окинув благодарным взглядом свою благодетельницу.

Видя, что Щура совсем выбивается из сил, таща тяжелый чемодан, её случайная спутница энергичнейшим образом выхватила его из рук Струковой:

— Давайте, понесу. Ишь вы какая маленькая! А я, глядите, крепышка. Бог чем другим, а силой не обидел.

Действительно не обидел Господь силою эту некрасивою, коренастую, плечистую и грубоватую на вид девушку, но с добрыми глазами, добрыми и вдумчиво-внимательными.

— Ну, тогда хоть ваш-то узелок дайте мне, — взмолилась Шура, не смея слишком настойчиво протестовать в ответ своей энергичной спутнице.

— Ладно. Сделайте ваше одолжение, если есть охота. Мы в этом не препятствуем, — весело рассмеялась та, блеснув своими удивительно белыми и крупными зубами. — Только узелок больно неказистый. Ну, да чем богата — не взыщите. Не барышня я, даром что — курсистка завтрашняя. Батя то мой простой крестьянин, землепашец, только и всего.

— Курсистка? Вы тоже курсистка? — обрадовалась Шура, — а с каких курсов?

— Да, вот принята на педагогические, на самые разлюбимые мои, — снова широко улыбнулась девушка. — Ребяток впоследствии учить стану.

— Господи, вот неожиданность-то! Да ведь мы с вами коллеги, выходит, ведь и я тоже педагогичка, — совсем уже обрадовалась Шура.

— Расчудесное дело, если так. А только, думается мне, здесь не одни курсы педагогические. Ваши-то на какой улице?

Шура назвала улицу, где находились курсы.

— Вот то славно! — засмеялась собеседница. — Ведь и я туда же как раз принята. Ну, вот и ладно, будем коллегами, значит. Позвольте теперь отрекомендоваться: дочь орловского крестьянина Маша Весеньева, получила среднее образование по милости нашей доброй школьной учительницы, которой по гроб жизни за это благодарна буду. Вы подумайте, голубушка, как мне ее не благодарить-то: меня, дочку бедного крестьянина отличила, благодаря тому только, что училась лучше других в сельской школе; уговорила отца в Орел меня отправить, в гимназию; у своей родной тетки в доме поселила, в гимназию за меня платила, пока не освободили от оплаты вашу покорную слугу. А теперь вот до чего меня возвысила; на курсы педагогические, благодаря ее милости, зачислена.

И голос Маши Весеньевой дрогнул при этих словах, а ее энергичное лицо озарилось мягкой улыбкой.

«Какая славная девушка, — подумала Шура, — и как хорошо, что она будет со мной на одном курсе. На нее можно положиться, это сразу видно, — честный, порядочный человек».

С этими мыслями она, в сопровождении Маши Весеньевой дошла до трамвая. Незаметно среди болтовни пролетело время, и не успела вдоволь наговориться со своей спутницей Шура, как ей надо уже было выходить из вагона.

Девушки обменялись дружеским рукопожатием на прощание, уговорившись встретиться в первый же день на курсах.