Тайны Аральского моря - Алик Затируха Страница 5

Кто там сказал, что энергозатраты школьника не меньше, чем у шахтёра? Что это ещё за осторожное «не меньше»? Да самый крепенький шахтёр-стахановец и половины нашей дневной нагрузки не выдержит. А после таких энергозатрат… Надо будет узнать у Марии Михайловны, как же всё-таки родилось это странное выражение — «дрыхнуть без задних ног».

…Кажется, и в этот раз все бомбы и снаряды нацелены точно в меня. Лежу израненный на дымящемся поле брани. Прощаюсь с белым светом. Но, видать, и в этот раз рано ещё мне с ним прощаться. И в этот раз, не обращая внимания на свист пуль и осколков вокруг её прекрасной головки, она успела подползти ко мне со своей санитарной сумкой за спиной. На ней — ещё более короткая мини-юбка, чем в прошлый раз. Скрепя зубы, стараюсь не смотреть в ту сторону и перевожу взгляд на застрявший в моей груди 88-миллиметровый снаряд «Тигра». Крепится и она: не только себе не позволяет обливаться горючими слезами, но и мне не даёт скиснуть: «Ну, вот, опять придётся из тебя пуда два всякого железа выковыривать. Что же ты каждый раз под самый танк норовишь со своими гранатами залезть? Бросал бы издалека…» «Что ты, Люда, — шепчу я пересохшими губами. — Воевать — так воевать. Это Игорёк пусть издалека бросает». — «Оба вы хороши! Он тоже со связкой гранат — и опять прямо под гусеницы „Пантеры“… Только что его с поля боя в медсанбат оттащила». — «Так ты, Люда, опять его первым делом бросилась спасать?..»

А если в следующий раз, окончательно определившись, что после победы останется с Игорьком, она и вовсе оставит меня, беспомощного, лежать на самом танкоопасном направлении? Пусть и во сне только …

Люда Ким — пока для меня тайна. А тут я стал обладателем ещё одной.

2. ПРОХОД

А где интереснее всего купаться? Что за вопрос — на Проходе, конечно. Проход для нас — это… Но сначала о нашем море.

Все предметы советской школьной программы, объясняющие мироустройство, категорически запрещают нам пытаться объяснять сотворение мира иначе, чем объясняет его отдел образования ЦК КПСС. А когда же ещё и нарушать всякие запреты, как ни в наши годы? В девяносто лет? В девяносто лет останется только постельный режим время от времени нарушать. А ведь ничто другое не хочется нарушить сильней, чем категорический запрет. Про плёвенький, малозначительный запрет быстро забывают и запрещающий, и тот, кому запрет адресован. А вот категорический запрет… Нарушить категорический запрет — одна из высших доблестей школьников. Школьников всех времён и народов.

А вдруг в ЦК КПСС ошибаются? Вдруг не одни лишь законы Ломоносова, Ньютона, Фарадея, Эйнштейна и других законодателей науки дали старт и продолжают управлять всеми событиями во Вселенной. А если это всё-таки некто Он начал вселенскую заварушку, и до сих пор единолично рулит ею? Прости, меня, Господи, если Ты есть, за мой вульгарный словарь.

Начало всех начал недоучившемуся ещё школьнику трудно себе представить. Это грандиозное зрелище (а каким же ещё зрелищем может быть зарождение Вселенной?) до сих пор не могут представить себе даже те, кто получает неплохие денежки за поиски этого начала. А вот когда дело у Него дошло уже до обустройства наших краёв… Почему бы мне не дать тут волю своему художественному воображению.

Почему бы не увидеть Его в потёртом мастеровом фартуке, с большими мозолистыми руками, с высунутым от усердия кончиком языка (прости меня, Господи, за эту вопиющую фамильярность): «… Так, а что у меня в этом месте запланировано?.. Ага, Аральск здесь будет. Эх, и славный должен получиться городок — чистенький, опрятненький, с утра всегда свеженький; с глубокими арыками, в которых весело зажурчит чистейшая вода; и побежит та вода к богатым огородам и садам аральчан; и деревья в тех садах будут гнуться под тяжестью разнообразных плодов; а домашние павлины, важно бродящие под этими деревьями, станут клевать финики прямо из рук малышни и восторгать их за это своими роскошными хвостами… Но здесь и работы предстоит, будь здоров! Одни только павлиньи хвосты, если без халтуры их расписывать, — только на них сколько сил и времени надо убухать! Вздремну-ка я чуток перед этой работой…»

Прикорнул Создатель (прости меня, Господи, и за это дерзкое предположение) — а Вельзевул тут как тут: «Арыки, фонтаны и сады, говоришь, будут украшать Аральск. Хи-хи, посмотрим-посмотрим…» Вырвал бес из своего хвоста несколько смрадных волос, дыхнул на них серным пламенем, бросил пепел вокруг себя, проревел какое-то страшное заклинание, и когда Создатель проснулся, на том месте, где должна была весело журчать в арыках вода, а деревья в садах гнуться под тяжестью яблок, слив, персиков, — на том месте дымилась горячая пустыня. «Батюшки святы! — запечалился Создатель о будущих аральчанах. — Да как же они, родненькие мои, в этом пекле жить будут? Вот удружил Сатана, так удружил!.. А скорпионов, фаланг и прочей жалящей нечисти сколько вокруг напустил!..»

По щедрой пригоршне самых жизнестойких семян бросил в эту пустыню Творец — всё сгорело в чёртовой земле. Только то тут, то там затряслись на палящем ветру редкие кустики верблюжьей колючки. Такие редкие, что даже самому поднаторевшему в этом упражнении верблюду нелегко будет доплюнуть от одного куста до другого.

И тогда Творец, чувствуя, как Он сплоховал (не вели казнить, Создатель, за совсем уж распустившийся мой язык) перед будущими жителями Аральска, крякнул, поплевал на руки и с превеликим старанием принялся творить Аральское море, приговаривая: «Будет-будет что противопоставить сатанинским проделкам!..» Он выбрал из всех своих запасов самую-самую голубую воду; обрамил эту голубизну золотистыми пляжами; щедро набросал повсюду ракушек; понапустил в ту воду тьму-тьмущую всякой рыбы; наказал всякой водоплавающей птице считать большой удачей и великой честью для себя гнездиться на Аральском море; ну, а небу, дневному и ночному, повелел быть здесь такой высоты и красоты, какими редко ещё какие небеса одаривал…

Вот так, должно быть, и получилось это чудо в пустыне — Аральское море.

Даже спущенные с самых верхов категорические запреты не могут умертвить такое вот воображение.