Эдмондо Де Амичис - Сердце Страница 50

Девочка села на связку канатов рядом с мальчиком. Они посмотрели друг на друга.

— Куда ты едешь? — спросил маленький сицилиец.

— На остров Мальта, через Неаполь, — ответила девочка, а потом прибавила: — Я еду к отцу и матери, которые меня ждут. Меня зовут Джульетта Фаджани.

Мальчик ничего не ответил. Через несколько минут он достал из своей сумки хлеб и сухие фрукты. У девочки были с собой сухари. Дети поели.

— Веселей! — крикнул матрос итальянец, пробегая мимо, — сейчас начнется балет.

Ветер всё усиливался, и пароход начало сильно качать. Но дети, которые не страдали морской болезнью, не обращали на это внимания.

Девочка улыбалась. Она была примерно тех же лет, что и мальчик, но заметно выше ростом. Худенькая, немного бледненькая на вид, смуглая и одетая более чем скромно. Ее вьющиеся волосы были коротко подстрижены, вокруг головы у нее был повязан красный платок, а в ушах блестели серьги в виде серебряных колечек.

За едой дети разговорились. У мальчика не было ни отца, ни матери. Его отец, рабочий, недавно умер в Ливерпуле, оставив сына совсем одного, и итальянский консул отправлял его теперь обратно на родину, в Палермо, где жили его дальние родственники. Девочку привезли в Лондон в прошлом году к тетке-вдове. Тетка очень ее любила, и родители — бедные люди — отправили к ней на время свою дочку, надеясь на обещанное наследство. Но через несколько месяцев тетка попала под омнибус и умерла, не оставив ни чентезимо. Тогда девочка также обратилась к консулу, который посадил ее на пароход, идущий в Италию. Их обоих поручили итальянскому матросу.

— Ну вот, — закончила свой рассказ девочка, — отец и мать думают, что я возвращаюсь богатая, а я, наоборот, возвращаюсь бедная. Но они всё равно меня очень любят. И мои братья тоже. У меня их четыре, и все еще маленькие, я самая старшая. Я всегда помогала им одеваться. Они будут очень рады мне… я войду к ним на цыпочках… А как неспокойно море…

Потом она спросила у мальчика:

— Ты будешь жить у своих родственников?

— Да… если они согласятся.

— Разве они не любят тебя?

— Не знаю.

— К новому году мне исполнится тринадцать лет, — сказала девочка.

Потом они стали говорить о море и о пассажирах, которые их окружали. Целый день они просидели рядом, время от времени перебрасываясь несколькими словами. Пассажиры принимали их за брата и сестру. Девочка вязала чулок, мальчик размышлял, море становилось всё более и более бурным.

Вечером, расставаясь, чтобы идти спать, девочка сказала Марио:

— Спокойной ночи.

— Никто не сможет спать в эту ночь спокойно, бедные мои детки! — воскликнул пробегавший мимо матрос итальянец.

Мальчик встал, чтобы тоже пожелать своей подруге доброй ночи, как вдруг неожиданно обрушившаяся на палубу водяная гора сильно ударила его и бросила на одну из скамеек.

— Боже мой, — закричала девочка, — ты разбился в кровь!

И она кинулась к нему. Остальные пассажиры бросились вниз, не обращая на детей никакого внимания. Девочка опустилась на колени около Марио, который лежал, оглушенный ударом, вытерла ему кровь со лба, сняла с себя красный платок и обвязала им голову раненого, крепко прижав ее к своей груди, чтобы потуже затянуть концы. На ее желтом платье, немного выше талии, отпечаталось при этом кровавое пятно. Марио пришел в себя и встал.

— Тебе лучше? — спросила девочка.

— Да, всё прошло, — ответил он.

— Покойной ночи, — сказала тогда Джульетта.

— Покойной ночи, — отвечал Марио, и дети спустились по двум смежным лесенкам в каюты.

Предсказание матроса оказалось правильным, — не успели они заснуть, как разразилась страшная буря. Неожиданно хлынувшие на палубу волны в несколько мгновений разбили в щепки мачту и смыли, словно сухие листья, три шлюпки, подвешенные к борту, и четырех быков с носовой части судна.

Во внутренних помещениях началась паника, людей охватил ужас, поднялся шум, послышались крики, плач, молитвы. Море свирепело всё больше и больше. С рассветом буря усилилась. Огромные волны, набрасываясь на пароход с фланга, низвергались на палубу и разбивали, сносили, увлекали в море всё, что им попадалось.

Настил, который закрывал машинное отделение, прорвался, и вода со страшным грохотом устремилась внутрь судна. Топки погасли, кочегары разбежались.

Послышался громовой голос:

— К насосам!

Это был голос капитана. Матросы бросились к насосам. Но огромная волна, неожиданно обрушившаяся сзади, разбила парапеты и люки, и вода хлынула внутрь.

Пассажиры столпились в главной каюте; вдруг среди них появился капитан.

— Капитан, капитан, — закричали все, — что происходит? Каково положение? Есть ли надежда? Спасите нас!

Капитан подождал, пока не наступило молчание и тогда сказал:

— Покоримся судьбе.

Одна из женщин крикнула:

— Боже!

Больше никто не произнес ни слова, все оцепенели от страха.

Так, в гробовом молчании, прошло довольно много времени.

Люди смотрели друг на друга с совершенно белыми лицами. Рассвирепевшее море было ужасно. Судно тяжело переваливалось с борта на борт. Наступила минута, когда капитан попытался спустить на море спасательную шлюпку: шлюпка с пятью матросами скользнула вниз, но волны перевернули ее, и два матроса, в том числе итальянец, присматривавший за детьми, исчезли в воде; остальным с трудом удалось ухватиться за веревки и снова подняться на борт.

После этого сам экипаж потерял всякое мужество. Два часа спустя пароход уже наполовину погрузился в воду. Палуба представляла собой страшное зрелище. Матери в исступлении прижимали к груди своих детей, друзья обнимались и прощались друг с другом; некоторые спускались вниз, в каюты, чтобы умереть, не видя моря.

Двое детей, Марио и Джульетта, прислонившись к мачте, смотрели на море неподвижными глазами, как безумные. Волнение немного улеглось, но судно продолжало медленно погружаться. Оставалось, очевидно, всего несколько минут.

— Шлюпку на море! — крикнул капитан.

На воду спустили последнюю шлюпку, в которой поместилось четырнадцать матросов и три пассажира. Капитан оставался на борту.

— Спускайтесь к нам! — кричали ему снизу.

— Мой долг — умереть на посту, — ответил он.

— Мы встретим какое-нибудь судно и спасемся, — кричали ему, — а вы погибнете!

— Я остаюсь.

— Есть еще одно место! — закричали тогда матросы, обращаясь к другим пассажирам, — давайте сюда женщину!

Вперед вышла женщина, сестра капитана, но, увидев расстояние, на которое уже отошла шлюпка, она побоялась прыгнуть в воду и упала без чувств на палубу. Остальные женщины лежали без сознания.

— Ребенка! — крикнули матросы.

При этом возгласе маленький сицилиец и его подруга, которые до того стояли как бы окаменевшие от сверхчеловеческого страха, вдруг, словно пробужденные могучим инстинктом жизни, оторвались в одно мгновение от мачты и бросились к краю судна, крича в один голос: «Меня!» — и пытаясь оттолкнуть один другого назад, как два диких звереныша.

— Самого маленького! — кричали матросы — Шлюпка и так перегружена! Самого маленького!

Услышав эти слова, девочка, как пораженная громом, опустила руки и осталась неподвижной, смотря на Марио потухшими глазами. Тот взглянул на нее, увидел кровавое пятно на ее кофточке, вспомнил всё, и лицо его озарилось дивным светом.

— Самого маленького! — кричали в один голос матросы, охваченные крайним нетерпением. — Мы удаляемся!

Тогда Марио крикнул каким-то не своим голосом:

— Она легче. Тебя, Джульетта! У тебя есть отец и мать Я один! Я уступаю тебе свое место! Прыгай!

— Бросай ее в море! — орали матросы.

Марио схватил Джульетту за талию и бросил в волны.

Девочка испустила крик и с плеском погрузилась в воду; один из матросов схватил ее и втащил в шлюпку. Мальчик остался стоять на краю палубы, высоко подняв голову. Волосы его развевались по ветру, но он стоял неподвижно, полный спокойного величия.

Шлюпка отошла и едва успела избежать водоворота, который образовывался при погружении судна в воду и грозил перевернуть ее. Тогда девочка, которая до того была как бы вне себя, взглянула в сторону мальчика и разразилась плачем.

— Прощай, Марио, — рыдала она, протягивая к нему руки. — Прощай! Прощай! Прощай!

— Прощай! — ответил мальчик, высоко подняв руку. Шлюпка быстро удалялась по бурным волнам, под мрачным небом. Никто больше не кричал, на пароходе. Волны лизали уже края палубы.

Девочка закрыла глаза. Когда она подняла голову и снова посмотрела на море, на нем ничего уже больше не было видно.

ИЮЛЬ

Последнее письмо моей матери

Суббота, 1 июля