Геомар Куликов - Как я влиял на Севку Страница 6

В неведении мы оставались недолго. Мальчишка вновь исчез, а на его месте появилась женщина.

Она сердито погрозила нам пальцем.

— Понятно, — сказал капитан. — Ничего не поделаешь. Бывает.

Ботинки пострадавшего за команду Эдика оказались мне впору. Тютелька в тютельку. Точно они были не его, а мои собственные. Хуже было другое. Я почти совсем не умел кататься на коньках. Я любил книги и прочитал их, наверно, больше, чем все ребята в нашем классе. А ко всяким там футболам-волейболам был равнодушен.

Мне гораздо больше нравилось скакать на храпящем коне рядом с д’Артаньяном или Питером Марицем — юным буром из Трансвааля, чем на нашем дворе лупить по мячу, стараясь попасть между кирпичами, изображавшими ворота.

Мама и бабушка, увидев меня на диване с толстенной книгой, говорили:

— Опять глаза портишь?! Пошёл бы на улицу. Погулял. Подышал свежим воздухом.

Папа посмеивался:

— Ты, брат, как воспитанница института благородных девиц. Те всё пухлые романы читали. Хоть бы раз домой с синяком пришёл…

Тут пугалась мама:

— Миша, что ты говоришь?

— Ничего, — отвечал папа, — парню надо больше бегать, в футбол играть…

— Видели мы этот футбол, — перебивала мама. В прошлое воскресенье по телевизору опять показывали. Здорового взрослого мужчину на носилках унесли. А много ли ребёнку надо?

Мне такие разговоры, понятно, большого удовольствия не доставляли. Но я считал, дело вкуса: одному нравится одно, другому — другое. Коньки купил мне папа. В позапрошлом году. На день рождения. Я немножко научился кататься. Но не очень. А в середине прошлой зимы, я не обманывал Севку, ботинки сделались мне малы. Папа хотел купить новые. Но мама сказала:

— Зачем напрасно тратить деньги. Скоро весна. А за лето у Костика ноги опять вырастут и придётся покупать снова.

Папа удивился:

— С каких пор ты стала экономить на сыне?

Я-то хорошо знал: не в экономии дело. Просто мама по тому же телевизору увидела хоккейную встречу. Играла наша команда с одной иностранной. Известно, хоккей, как говорят, — игра мужская. В ней разрешены и силовые приёмы. А тут ещё наши гости играли грубо, как объяснял комментатор. Мама с бабушкой только ахали. И вот теперь на негнущихся ногах я выехал на лёд и замахал руками так, словно хотел улететь в стратосферу.

— Лихо! — сказал наш капитан.

— Скользко… Что-то очень скользкий сегодня лёд… — я попытался изобразить улыбку.

— Ладно, — сказал капитан. — Вставай в ворота… Клюшку держи пониже.

Судья дал свисток. Игра началась.

Рассказывать подробно, что это была за игра, у меня нет охоты. Корова на льду чувствовала бы себя, наверно, увереннее, чем я. Я пытался кинуться туда, куда летела шайба, а ноги несли меня совсем в другую сторону. Чтобы не потерять равновесия, я цеплялся за своих и чужих игроков и они кричали одинаковыми тонкими голосами:

— Отцепись! Чего привязался?!

Зрители — и откуда они только набежали? — вопили, свистели и улюлюкали. Они прямо-таки помирали со смеху.

А вёрткий мальчишка острил:

— Эх вы, ничегошеньки не понимаете. Он показывает новый способ защиты. Бразильский!

Мы проиграли с разгромным счётом.

После финального свистка судьи обе команды опять сцепились в центре поля. А я добрался до скамейки, снял ботинки с коньками, сунул ноги в застывшие на морозе валенки и удрал.

Я понимал: произошла катастрофа.

Ребята во дворе всегда относились ко мне неплохо. Даже чуточку уважали. Я мог разрешить спор: кто написал «Всадника без головы», а кто «Последнего из могикан». Ко мне бежали, когда надо было узнать, что за штука автомобиль на воздушной подушке и чему равна первая космическая скорость.

Теперь меня не могла спасти даже скорость света и знание назубок всех приключений Шерлока Холмса. Я оказался голым королём. Завтра всё будет известно в классе. Алик Камлеев пустит по рядам ехидную карикатуру. Она попадёт к Ире Зиминой…

— Вы-ы… — я даже застонал, как от зубной боли.

Случается же, подумал я, с людьми этот самый… инфаркт, что-то такое с сердцем, отчего и помереть не долго. Вот бы мне его сейчас.

Тогда бы сказали:

— Чего вы хотите? Он же был тяжело болен. И всё-таки вышел на поле. Хотел выручить товарищей.

Вертлявый мальчишка, конечно, мог бы спросить:

— А чего он шарахался от моей клюшки, как заяц? Это что: тоже болезнь такая?

Но тут бы выступил вперёд судья, вынул свисток изо рта и сказал:

— Как ты смеешь говорить такое? За нарушение спортивной этики, за злостную клевету на товарища — дисквалифицирую тебя и запрещаю играть до конца сезона.

Я приложил ладонь к левой стороне груди.

— Так-так, так-так… — ровно выговаривало сердце.

— Тебе хорошо, — сказал я. — Сидишь там, в темноте, ничего не знаешь. А каково мне? Как завтра появлюсь во дворе? А в классе?!

Глава шестая

Утром меня разбудила бабушка.

— К тебе мальчик пришёл. Чудной. Я будить не хотела. Говорит: срочно!

Я трясущимися руками натянул штаны и рубашку и открыл дверь.

У порога, привалившись к стене, стоял Севка. Он подождал, пока вышла бабушка и прошипел:

— Хорош гусь! Его ждут, а он в кроватке прохлаждается!

— К-кто ждёт? — запнувшись, выговорил я.

— Он ещё спрашивает?! — фыркнул Севка.

— А чего им надо?

— Тебя им надо, — сказал сердито Cевка. — Пошли!

«Может, пропали ботинки с коньками и клюшка, которые я вчера оставил на скамейке? — мелькнула у меня мысль. — Или со мной хотят… ну, как бы это сказать… в общем: “поговорить”…»

Можно было бы, конечно, не пойти. Сказать, что занят. Буду готовить уроки. Или ещё что-нибудь в этом роде. Только какой смысл? Всё равно из дома выходить надо.

Я взялся за пальто и всё-таки спросил Севку:

— А зачем я им?

— Слушай, — сказал Севка. — Это когда-нибудь кончится? Тебя две команды ждут. И судья. Играть кто за тебя будет? Пушкин?

Я заторопился. И от этого никак не мог попасть в рукав пальто. А мысли побежали совсем в другом направлении. Значит, не так уж плохо я играл? Значит…

Мне очень хотелось услышать это от Севки. И я спросил:

— Не могли другого найти?

Севка мрачно вздохнул:

— После вчерашнего ни один человек в команду не идёт. Пусть, говорят, он играет. Сам. А мы посмотрим…

— Так… — сказал я.

— А ты думал как? Идём скорее!

— Ладно, — я застегнул пальто. — Доставлю удовольствие. Отчего не повеселить людей, если им хочется?

Меня встретили свистом. Я старался не смотреть по сторонам. Надел ботинки с коньками. Взял клюшку. И выехал на лёд.

Возле меня, подняв фонтанчики ледяных брызг, резко затормозил капитан. Он положил мне руку на плечо и сказал:

— Слышь, парень. Не трусь. Мы в защите будем играть. А на них, — он мотнул головой в сторону зрителей, — не обращай внимания. Плюнь с высокой колокольни, понял?

Я встал в воротах. Если бы рядом со мной оказался проницательный человек, склонный выражаться торжественно, он бы, наверное, сказал.

— На лице вратаря были написаны железное мужество и непреклонная решимость.

Впрочем, не ручаюсь. Возможно, на моём лице было написано что-нибудь совсем другое…

C защитой у нашей команды сразу же не получилось. Едва прозвучал свисток судьи, шайбой завладел мальчишка в клетчатом свитере и стремительно повёл её к моим воротам.

Он замахнулся клюшкой для последнего удара, когда я, крепко стиснув зубы, кинулся ему под ноги. Передо мной ножами сверкнули коньки. Мелькнула обмотанная синей лентой клюшка. И в глазах вспыхнул яркий белый свет, словно у самого моего носа щёлкнули фотовспышкой.

Я встал не сразу. Кружилась голова. Болела подбитая скула. Ноги не очень-то слушались. А когда встал, огляделся. Зрителей было много. Они улюлюкали, свистели, топали ногами. Я ничего не понимал. Шайба была у меня в руках. Я даже поглядел в ворота. Нет, там всё в порядке — пусто. Я потряс шайбой над головой для убедительности. Зрители не успокоились. Рёв теперь стоял, как на стадионе в Лужниках, когда встречаются столичные футболисты «Динамо» и «Спартака».

Налетел наш капитан и со всего маху шлёпнул по шее. Я чуть не растянулся и закричал:

— Ты чего?!

— Молодец, Костя! Какую шайбу взял! Из тебя мировой вратарь получится. Видал, что зрители делают?!

Тут только я понял. Все зрители — и те, что сидели на скамейках, а теперь с них повскакали, и те, что стояли возле снегового барьера, и те, что вскарабкались на заборы и даже сарай, — все они приветствовали меня…

Дальше пошло, как во сне. Я кидался в ноги всем подряд. Крутил клюшкой так, что от меня шарахались свои и чужие. Даже чуть не забил шайбу в ворота противника. Каждый мой бросок зрители встречали криками и овациями.

Поле мы покинули победителями. Впереди шли мы с капитаном. Клюшка лежала у меня на плече. На клюшке болтались коньки с ботинками.