Любовь Воронкова - Сын Зевса Страница 6

Поэтому пока лучше давать клятвы дружбы и верности, самой горячей дружбы и самой неизменной верности!

Но в Афинах уже поселилось беспокойство. Какая-то маленькая, незначительная Македония захватывает эллинские города один за другим, и эллины все время проигрывают битвы. Что происходит? Может быть, Афины уже потеряли и свою силу, и свое влияние? Может быть, Филиппа уже нельзя победить, нельзя остановить его наступление на их земли? Или и вправду его войска непобедимы?

В эти дни тревоги и дурных предчувствий пританы[4] созвали Народное собрание, высший орган их демократической власти.

Народ собрался на Пниксе, на холме в юго-западном районе города, где почти всегда проходили народные собрания. Тяжелые стены из огромных камней полукругом охватывали Пникс. На каменных скамьях сидели афинские граждане, шумя, толкаясь, споря… Сегодня глашатаям не пришлось уговаривать их прийти на собрание или притаскивать насильно, охватывая толпу окрашенной киноварью[5] веревкой, как нередко случалось в последнее время. Опасность стала угрожающей.

На высокую трибуну, с которой была видна дальняя синева моря, взошел афинский оратор Демосфен. В скромной одежде, с обнаженным правым плечом, как ходили тогда эллины, он встал перед народом, стараясь справиться со своим волнением. Ему нередко приходилось выступать на Пниксе, и все-таки он каждый раз мучительно волновался. Он знал, что некрасив, что его худые руки, напряженно сжатый тонкогубый рот, сдвинутые брови с глубокой морщиной между ними не производят на людей пленяющего впечатления, необходимого оратору. Бывало все: издевательства над его картавостью, свистки… Случалось, что его сгоняли с трибуны из-за слабости его голоса.

Все это преодолено. Однако отголосок страха перед неудачей таился в глубине души, и Демосфену каждый раз приходилось переживать трудное мгновение, прежде чем начать свою речь. Так было и сейчас. И толпа, чувствуя это, слегка зашумела.

– Граждане афинские!..

Мощный чистый голос прокатился над площадью. Площадь затихла. Речь Демосфена зазвучала над ней.

– Прежде всего не следует, граждане афинские, падать духом, глядя на теперешнее положение, как бы плохо оно ни представлялось!

Народ слушал с жадностью. Это было то, что он хотел услышать.

– Вы сами, граждане афинские, довели свои дела до такого плохого состояния, так как не сделали ничего, что было нужно. Вот если бы вы сделали все, что могли, и дела наши все-таки оказались бы в этом тяжелом положении, тогда и надежды на их улучшение не было бы.

Демосфен горько упрекал афинян в бездеятельности по отношению к Филиппу, в том, что они, на горе себе, верят ему. Это было не очень приятно слушать. Но Демосфен не лишал их надежды справиться с македонской угрозой, и они слушали его затаив дыхание.

– Если же кто-нибудь из вас, граждане афинские, думает, что с Филиппом трудно вести войну, потому что силы его велики и потому что наше государство потеряло все укрепленные места, тот человек судит, конечно, правильно. Но все-таки пусть он примет в расчет то, что мы, граждане афинские, когда-то владели Пидной, Потидеей и Мефоной и всей этой областью с окрестностями. И пусть он вспомнит, что нынешние союзники Филиппа раньше предпочитали поддерживать дружественные отношения с нами, а не с ним. Если бы Филипп испугался и решил, что с афинянами воевать ему будет трудно – ведь у нас столько крепостей, угрожающих его стране! – если бы он заколебался тогда, то ничего не добился бы и не приобрел такой силы.

Демосфен говорил долго, но афиняне все так же внимательно и жадно слушали его. Его речь поднимала дух афинских граждан, а это было сейчас необходимо им.

– Не думайте же, в самом деле, что у него, как у бога, теперешнее положение упрочено навеки! Что же надо делать Афинам? Снарядить войско и положить конец разбоям Филиппа…

Филиппу очень скоро стало известно о выступлении Демосфена.

У македонского царя по всем окрестным странам были свои люди – «подслушиватели» и «подглядыватели». Вот и теперь один из них прибыл к нему из Афин и подробно рассказал, о чем говорил Демосфен.

Филипп усмехнулся:

– И он думает, что Афины станут воевать по его слову! Напрасно старается: афинян на войну не поднимешь. Они изнеженны и ленивы, они привыкли к тому, что все труды несут за них рабы и наемники, а война – слишком тяжелый и опасный труд. Выступать на площади, щеголять красноречием – вот их занятие. Крыша еще не горит у них над головой! – И добавил про себя с угрозой: «Но уже тлеет!»

Александру было всего пять лет, когда Демосфен произнес свою первую речь против его отца.

– Кто такой этот Демосфен? – спросила Олимпиада у Ланики. – Еще один афинский крикун?

О Демосфене уже слышали во дворце, о нем говорили, над ним смеялись. Брат Ланики, Черный Клит, был одним из молодых этеров Филиппа, поэтому Ланика знала, кто такой Демосфен.

Демосфен, сын Демосфена, – из семьи богатых афинских граждан. У его отца был дом в городе и две мастерские – мебельная и оружейная, в которых работали рабы. Отец Демосфена был человек достойный уважения. Это признает даже его противник, оратор Эсхин. Но вот со стороны матери у Демосфена, как считалось тогда в Элладе, не все благополучно. Его дед Гилон был изгнан из Афин за измену. Он жил на берегу Понта Евксинского, там женился на скифянке. Так что мать Демосфена Клеобула была наполовину скифской крови. Потому-то Эсхин и называет его варваром, говорящим на эллинском языке.

Отец и мать Демосфена умерли рано, ему в то время было всего семь лет. Отец оставил ему и его сестре хорошее наследство. Но опекуны их богатство растратили.

В детстве Демосфен был таким слабым и болезненным, что даже не ходил тренироваться в палестру, как это делали все афинские мальчики. За то над ним и смеялись, прозвали его Батталом – неженкой и заикой. А Баттал – это был один флейтист из Эфеса. Он наряжался в женский наряд и выступал на сцене в женских ролях. Так вот Демосфена и прозвали Батталом за то, что он был изнеженный и слабый, как женщина.

В детстве ему удалось побывать на одном судебном процессе. К Демосфену был приставлен раб, который смотрел за ним. И он упросил этого раба отпустить его послушать знаменитого в то время афинского оратора. Раб отпустил его. И когда Демосфен послушал этого оратора, то уже забыть его не мог. С этих пор осталась у него неотступная мечта – научиться ораторскому искусству.

Когда Демосфен подрос, то пригласил к себе учителем опытного оратора Исса. А как только стал совершеннолетним, предъявил иск своим нечестным опекунам и сам выступил против них в суде. Судьи признали, что его требования законны и справедливы. И велели опекунам вернуть ему наследство.

Опекуны и не отказывались вернуть Демосфену его богатство. Но как вернешь, если все растрачено?

– Одно время, – рассказывала Ланика, – чтобы как-то прожить самому и сестре, Демосфен произносил судебные речи и этим зарабатывал. А нынче он стал политиком, вмешивается во все государственные дела Афин и пытается всем навязать свою волю.

– А не про него ли это говорили, что он картавый?

– Про него.

– Но как же он может произносить речи в Народном собрании? Такого оратора в Афинах никто не будет слушать, его тотчас прогонят!

– А его и прогоняли. Со свистом. Как начнет картавить – букву «р» не мог выговорить, – да еще как начнет дергать плечом, тут его и гонят долой с трибуны!

– Но почему же слушают теперь? Или только потому, что он выступает против Филиппа?

– Теперь он больше не картавит. Рассказывают, что он ходил по берегу моря и, набрав в рот камушков, декламировал стихи. Добивался, чтобы даже и с камнями во рту речь его была чистой. И так усиливал голос, что даже морской прибой не мог его заглушить. Потом произносил речи перед зеркалом, смотрел, красивы ли его жесты. А чтобы не дергать плечом – люди очень смеялись, когда он дергался на трибуне, – так он подвесил над плечом меч. Как дернется, так и уколется об острие!

Александр внимательно слушал рассказ Ланики, опершись локтями на ее колени.

– А Демосфен кто? – спросил он. – Демосфен – царь?

– Ну что ты! – засмеялась Ланика. – Какой там царь! Простой афинянин. Демократ.

– А кто такой демократ?

– Это человек, который думает, что все надо делать так, как хочет народ. А царей он ненавидит.

– И моего отца?

– А твоего отца ненавидит больше всех.

Маленький сын царя, нахмурив округлые брови, задумался. Он не очень уяснил себе, о каком народе идет речь и чего добивается Демосфен, научившись хорошо говорить.

Но что Демосфен ненавидит царей и ненавидит его отца, это он понял. И запомнил на всю жизнь.

Александр уходит в мегарон

Когда Александру исполнилось семь лет, его, по обычаю эллинов, увели от матери на мужскую половину дома.

Олимпиада была расстроена. Она расчесывала мальчику его тугие кудри, прихорашивала его. А сама все заглядывала в его большие светлые глаза – не блестят ли в них слезы, не таится ли печаль?