Яков Давидзон - Орлята партизанских лесов Страница 6

Когда Володя достиг дзота, он остановился передохнуть. Прямо перед ним возвышалась насыпь железной дороги. Ветерок доносил приятный аромат нагретых солнцем шпал. Далеко-далеко виднелась фигура часового, уходившего в конец своего участка. Дверь в дзот была закрыта, но рядом — достаточно было протянуть руку — находилась амбразура. «Гранату не нужно было бы даже бросать, её можно прямо втолкнуть туда», подумал Володя. Но тут же отбросил эту мысль: «лимонку» он захватил с собой лишь на случаи, если ого обнаружат фашисты… Чтобы, по попасться им в руки живым…

Миновав дзот, Володя почувствовал себя уверенней. По насыпи он поднялся, лишь слегка пригибаясь. Его маленькая фигурка отчётливо была видна партизанам и они держали под прицелом амбразуру.

Лёжа грудью на рельсе, Володя быстро выгребал гравий из-под шпалы. Ногти на его руках давно обломались, и загрубевшие пальцы не чувствовали боли. Земля после дождей была мягкая, податливая. Мина удобно легла в углубление. Теперь важно было так приладить сорокасантиметровый прут, чтобы над ним свободно прошла ось вагона, но задела ось паровоза. Даже если фашисты пустят впереди платформы с песком, мина раньше времени не взорвётся.

Вся работа заняла от силы две минуты, но Володе показалось, что миновала вечность. Он аккуратно уложил камешки поверх утрамбованной земли, да так, чтобы сырыми своими сторонами они уходили в грунт. Остатки земли ссыпал в мешок из-под мины и забрал с собой.

В последний раз осмотрев свою работу, Володя соскользнул с насыпи вниз. Теперь дело за поездом — лишь бы ничто не задержало его на станции. Он не сомневался, что часовой в ближайшее время, во всяком случае до темноты, не вернётся: Володя успел изучить его «расписание».

В дзоте немцы о чём-то громко спорили. Володя задержался на некоторое время, готовясь преодолеть пустошь, отделявшую его от леса.

Он полз, каждую секунду ожидая пулемётной очереди в спину. Но не останавливался.

Когда у него уже не оставалось сил, чьи-то руки подхватили Володю и втащили в кусты. Кто-то протянул флягу с водой, и Володя выпил её до дна. Опускалось солнце. Сердце юного подрывника спешило, подгоняло время: «Где, где же этот проклятый состав? Неужто всё напрасно?»

И словно откликаясь на вопрос, вдали раздалось приглушённое шипение выпускаемого пара — в сторону фронта шёл состав. Через несколько минут партизаны увидели паровоз, платформы, накрытые брезентом, несколько теплушек и два пассажирских вагона посреди состава.

— Ну, держись! — прошептал пулемётчик в бескозырке.

Паровоз вдруг встал на дыбы и, окутавшись паром, рухнул с высокой насыпи… Взрыв, казалось, раздался позже.

Десять эшелонов пустил под откос Володя Казначеев. В пятнадцать мальчишеских лет он был награждён высшей правительственной наградой — орденом Ленина.

Интересно сложилась судьба Володи и после войны. Закончил мореходное училище, потом — Одесский институт инженеров морского транспорта. Мирный труд Владимира Казначеева тоже отмечен двумя орденами.

Штурм

Это были трудные дни в нашей партизанской жизни. В январские лютые морозы, в метель пробивались отряды фёдоровского соединения из Белоруссии на Украину. По пути громили заставы и комендатуры. Хоронили товарищей. Клялись мстить за них.

— Вижу, снимаете вы, Яков Борисович, все подряд, — сказал мне один партизан. — Только кому это будет интересно?

— Людям, — отвечал я. — Вот закончится война, станем мы жить снова свободно, красиво и будем вспоминать боевых товарищей.

Покачал головой партизан и рассмеялся: «Что, и этого мальца тоже будем вспоминать?»— и указал рукой на мальчика, торопливо доедавшего краюху чёрного хлеба.

— Как тебя зовут? — спросил я.

— Любичев, Николай…

— Сфотографировать тебя хочу, Коля. По возражаешь?

— Если нужно…

— Нужно, Коля. Чтоб через много-много лет, когда на земле и следа от войны не останется, мальчишки и девчонки увидели — вот каким был партизан Николай Любичев.

На Украину шестиклассник Коля Любичев приехал из Омской области — к деду в село. Тут, в селе Хромное, и застала его война. Оккупанты устанавливали «новый порядок»: жгли дома мирных жителей, уничтожали коммунистов и комсомольцев, всех, кто не хотел мириться с захватчиками.

Дед собрался в лес.

— А ты, Коля, погоди, — сказал старик на прощание. — Не всем в лесу скрываться, нужно, чтобы кто-то и здесь за немцем присматривал да нам, партизанам, докладывал.

Дед и внук обнялись на пороге разом опустевшего дома. Старик закинул за плечи охотничью берданку, с ней он раньше на зайцев да лис ходил, и скрылся в вечерней мгле. Вскоре немцы и полицаи почувствовали на себе удары народных мстителей отряда имени Кирова. Партизаны нападали внезапно. Соберут фашисты обоз с продовольствием для Германии, а партизаны перебьют охрану, часть хлеба себе заберут, остальное раздают мирным жителям. Задумают фашисты карательную экспедицию, стянут силы, засекретят день наступления — и снова ничего не получается у них. Партизаны или успеют покинуть стоянку, или упредят врага и дерзким ночным нападением разгромят карателей. Понимали немцы, что есть у лесных воинов по сёлам да хуторам глаза и уши — связные, разведчики. Охотились за ними люто. Облавы, обыски, аресты. По деревням чернели виселицы.

Как-то Коля возвращался домой из рейда по району. В памяти мальчика хранились ценные сведения о численности вражеских гарнизонов, о расположении огневых точек. Нёс Коля и донесение из соседнего отряда в отряд имени Кирова. Не знал он, что было зашифровано на крошечном кусочке тетрадного листка, но твёрдо помнил, что он должен попасть прямо в руки Алексея Фёдоровича Фёдорова и пи при каких обстоятельствах не должен достаться немцам.

За плечами у него болталась старенькая котомка, где лежали десяток картофелин, две луковицы и краюха хлеба, — всё, что Коля добыл себе на жизнь. Записку он засунул в прореху па перчатке — между кожей и подкладкой. Перчатки достались ему от деда и были настолько старые, что на них не позарился бы даже самый жадный полицай. Вечерело, пуржило, и Коля спешил добраться домой. Правда, давно там не топлено и, наверное, холодно, как на улице. «Дрова оставались с прошлого раза, — вспомнил Коля. — Растоплю печку и сварю две… нет, три картошки «в мундирах». Соль спрятана за ведром с водой». В предвкушении пира Коля зашагал быстрее, чтобы ещё дотемна миновать зону патрулей.

— Стой! — раздался грозный окрик.

Коля хотел было юркнуть в первый попавшийся двор и сбежать огородами, но полицейский загородил ему дорогу.

— Иди сюда! — велел он ему.

Коля узнал его. Ещё бы! Начальник полиции слишком хорошо был знаком всякому, чтоб ошибиться. Это был краснорожий, длиннорукий двухметровый детина.

— Кто, куда и откуда?

Коля привычно начал излагать историю, что мама умерла, а отец как ушёл на призывной пункт в начале войны, так больше о нём ничего и не слышно. Закончил рассказ тем, что развязал котомку и показал нехитрый харч, выпрошенный в разных сёлах.

— Двигай с нами! — приказал краснорожий.

Начальник, забравший котомку, шагал первым, за ним семенил арестованный мальчишка, а замыкали шествие двое полицаев с винтовками наперевес.

«Как же быть с запиской? — мучительно соображал Коля. — Если начну вытаскивать сейчас, заметят и отберут. Потерять рукавицу?» Но Коля тут же отбросил эту мысль: идущие за ним полицаи внимательно наблюдают за каждым его движением. Не знал Коля, что полицаи были напуганы недавним случаем в соседнем селе. Там тоже остановили подростка, хотели его обыскать, а он вынул гранату из-за пазухи — и в полицаев…

В просторной избе было жарко натоплено. Полицаи — кто спал на нарах, кто сидел за столом и чистил оружие — при виде начальника полиции повскакивали на ноги. Тот подержал их некоторое время в напряжении и, удовлетворённый, коротко бросил: «Вольно, хлопцы».

Став посреди комнаты, начальник приказал Коле раздеться. Мальчик снял ватник, шапку, рукавицы бросил небрежно на пол и принялся стаскивать сапоги. Он стоял перед полицаями босиком, а те выворачивали карманы, прощупывали швы. Если возникало подозрение, отрывали подкладку. Когда начальник полиции взял в руки рукавицы, ни один мускул на лице Коли не дрогнул. «Ищи-ищи, — ухмыльнулся про себя Коля, — записочку я ещё в коридоре успел сжевать…»

Начальник полиции вывернул рукавицу наизнанку, оторвал подкладку, осмотрел внимательно и, ничего не обнаружив, швырнул на пол.

Коле было до слёз обидно, что он не доставил донесение, но за главное он был спокоен — враги уже не узнают партизанскую тайну.

— С кем живёшь, малец? — с трудом скрывая разочарование, спросил начальник. Он изо всех сил хотел казаться добрым, даже улыбнулся, но лицо его стало ещё багровее и угрюмее.