Татьяна Стрыгина - Пасхальная книга для детей. Рассказы и стихи русских писателей и поэтов Страница 6

Как ни старался сдерживать восторга своего, ничего поделать с собою не мог.

Надо рассказать матери… сейчас же!

Прибежал, запыхавшись, домой, и на пороге крикнул:

– В церкви всё белое! Сняли чёрное, и кругом – одно белое… и вообще Пасха!

Ещё что-то хотел добавить, но не вышло, и опять побежал в церковь. Там уж пели особую херувимскую песню, которая звучала у меня в ушах до наступления сумерек:

«Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом и ничтоже земное в себе да помышляет. Царь бо царствующих и Господь Господствующих приходит закла-тися и датися в снедь верным…»

Василий Никифоров-Волгин

Христос воскрес!

Христос воскрес! Он Царь миров,Царей могучих Повелитель,Он – весь смиренье, весь – любовь,За грешный мир святую кровьПролил как ангел – Искупитель!Христос воскрес! Он людям далЗавет святого всепрогценья,Он падшим милость даровалИ за святые убежденьяВелел страдать, как сам страдал!Христос воскрес! Он возвестил,Что на земле все люди – братья,Он мир любовью обновил,Он на Кресте врагов простил,И нам открыл свои объятья!Христос воскрес! Христос воскрес!Пусть эти радостные звуки,Как пенье ангелов с небес,Рассеют злобу, скорби, муки!Соединим все братски руки,Обнимем всех! Христос воскрес!

Хвала Воскресшему

Хвалите Господа с небесИ пойте непрестанно:Исполнен мир Его чудесИ славой несказанной.Хвалите сонм бесплотных силИ ангельские лики:Из мрака скорбного могилСвет воссиял великий.Хвалите Господа с небес,Холмы, утёсы, горы!Осанна! Смерти страх исчез,Светлеют наши взоры.Хвалите Бога, моря дальИ океан безбрежный!Да смолкнут вякая печальИ ропот безнадежный!Хвалите Господа с небесИ славьте, человеки!Воскрес Христос! Христос воскрес!И смерть попрал навеки!

Тебе, Воскресшему, благодаренье!

Тебе, Воскресшему, благодаренье!Минула ночь, и новая заряДа знаменует миру обновленье,В сердцах людей любовию горя.

Хвалите Господа с НебесИ пойте непрестанно:Исполнен мир Его чудесИ славы несказанной.

Хвалите сонм бесплотных силИ ангельские лики:Из мрака скорбного могилСвет воссиял великий.

Хвалите Господа с Небес,Холмы, утесы, горы!Осанна! Смерти страх исчез,Светлеют наши взоры.

Хвалите Бога, моря дальИ океан безбрежный!Да смолкнут всякая печальИ ропот безнадежный!

Хвалите Господа с НебесИ славьте, человеки!Воскрес Христос! Христос воскрес!И смерть попрал навеки!

Молитва

Научи меня, Боже, любитьВсем умом Тебя, всем помышленьем,Чтоб и душу Тебе посвятитьИ всю жизнь с каждым сердца биеньем.

Научи Ты меня соблюдать ЛишьТвою милосердую волю,Научи никогда не роптатьНа свою многотрудную долю.

Всех, которых пришёл искупитьТы Своею Пречистою Кровью,Бескорыстной, глубокой любовьюНаучи меня, Боже, любить!

Христос воскресе!

Христос воскресе! Люди-братья!Друг друга в тёплые объятьяСпешите радостно принять!Забудьте ссоры, оскорбленья,Да светлый праздник ВоскресеньяНичто не будет омрачать.Христос воскресе! Ад трепещет,И солнце вечной правды блещетНад обновлённою землей:И вся вселенная согрета ЛучомБожественного света.Вкушает радость и покой.Христос воскресе! День священный!..Греми во всех концах вселеннойТворцу немолчная хвала!Минули скорби и печали,Греха оковы с них ниспали,Душа отпрянула от зла.

Канун Пасхи

Утро Великой субботы запахло куличами. Когда мы ещё спали, мать хлопотала у печки. В комнате прибрано к Пасхе: на окнах висели снеговые занавески, и на образе «Двунадесятых праздников» с Воскресением Христовым в середине висело длинное, петушками вышитое полотенце. Было часов пять утра, и в комнате стоял необыкновенной нежности янтарный свет, никогда не виданный мною. Почему-то представилось, что таким светом залито Царство Небесное… Из янтарного он постепенно превращался в золотистый, из золотистого в румяный, и наконец на киотах икон заструились солнечные жилки, похожие на соломинки.

Увидев меня проснувшимся, мать засуетилась.

– Сряжайся скорее! Буди отца. Скоро заблаговестят к Спасову погребению!

Никогда в жизни я не видел ещё такого великолепного чуда, как восход солнца!

Я спросил отца, шагая с ним рядом по гулкой и свежей улице:

– Почему люди спят, когда рань так хороша?

Отец ничего не ответил, а только вздохнул. Глядя на это утро, мне захотелось никогда не отрываться от земли, а жить на ней вечно, – сто, двести, триста лет, и чтобы обязательно столько жили и мои родители. А если доведется умереть, чтобы и там, на полях Господних, тоже не разлучаться, а быть рядышком друг с другом, смотреть с синей высоты на нашу маленькую Землю, где прошла наша жизнь, и вспоминать ее.

– Тять! На том свете мы все вместе будем?

Не желая, по-видимому, огорчать меня, отец не ответил прямо, а обиняком (причем крепко взял меня за руку):

– Много будешь знать, скоро состаришься! – а про себя прошептал со вздохом: «Расстанная наша жизнь!»

Над Гробом Христа совершалась необыкновенная заупокойная служба. Два священника читали поочередно «непорочны», в дивных словах оплакивавшие Господню смерть:

«Иисусе, спасительный Свете, во гробе темном скрылся еси: о несказаннаго и неизречённого терпения!»

«Под землею скрылся еси, яко солнце ныне, и нощию смертною покровен был еси, но возсияй Светлейше Спасе».

Совершали каждение, отпевали почившего Господа и опять читали «непорочны».

«Зашел еси Светотворче, и с Тобою зайде Свет солнца».

«В одежду поругания, украситель всех, облекавши, иже небо утверди и землю украси чудно!»

С клироса вышли певчие. Встали полукругом около плащаницы и после возгласа священника: «Слава Тебе показавшему нам Свет» запели «великое славословие» – «Слава в вышних Богу…»

Солнце уже совсем распахнулось от утренних одеяний и засияло во всём своём диве. Какая-то всполошная птица ударилась клювом об оконное стекло, и с крыш побежали бусинки от ночного снега.

При пении похоронного, «с завоем», – «Святый Боже», при зажжённых свечах стали обносить плащаницу вокруг церкви, и в это время перезванивали колокола.

На улице ни ветерка, ни шума, земля мягкая, – скоро она совсем пропитается солнцем…

Когда вошли в церковь, то все пахли свежими яблоками.

Я услышал, как кто-то шепнул другому:

– Семиградский будет читать!

Спившийся псаломщик Валентин Семиградский, обитатель ночлежного дома, славился редким «таланом» потрясать слушателей чтением паремий и Апостола. В большие церковные дни он нанимался купцами за три рубля читать в церкви. В длинном, похожем на подрясник сюртуке Семиградский, с большою книгою в дрожащих руках, подошел к плащанице. Всегда темное лицо его, с тяжелым мохнатым взглядом, сейчас было вдохновенным и светлым.

Широким, крепким раскатом он провозгласил:

«Пророчества Иезекиилева чтение…»

С волнением и чуть ли не со страхом читал он мощным своим голосом о том, как пророк Иезекииль видел большое поле, усеянное костями человеческими, и как он в тоске спрашивал Бога: «Сыне человеч! Оживут ли кости сии?» И очам пророка представилось – как зашевелились мертвые кости, облеклись живою плотью и… встал перед ним «велик собор» восставших из гробов…

С погребения Христа возвращались со свечками. Этим огоньком мать затеплила «на помин» усопших сродников лампаду перед родительским благословением Казанской Божией Матери. В доме горело уже два огня. Третью лампаду, – самую большую и красивую, из красного стекла, – мы затеплим перед пасхальной заутреней.

– Если не устал, – сказала мать, приготовляя творожную пасху («Ах, поскорее бы разговенье!» – подумал я, глядя на сладкий соблазный творог), – то сходи сегодня и к обедне. Будет редкостная служба! Когда вырастешь, то такую службу поминать будешь!

На столе лежали душистые куличи с розовыми бумажными цветами, красные яйца и разбросанные прутики вербы. Всё это освещалось солнцем, и до того стало весело мне, что я запел: