Владимир Арро - Вот моя деревня Страница 6

Зажглись огни уже в нашей Равенке

Зажглись огни уже в нашей Равенке. В Кильково в эту пору тоже огни горят. Самый яркий фонарь у них у магазина, его всю ночь не выключают.

Земля вся в темноте, крыши темные, кусты на реке темные, а небо над нашей деревней еще голубое. Река между кустами поблескивает, а на реке лягушки кричат.

Только смотрю я, что же это за белый дымок там вдали из береговых ракит поднимается?.. Стойте, стойте, думаю… Вот так та-ак!

Коля Семихин тоже тот дымок заметил.

— Вот те номер, — говорит. — Да это ж они!

— Ага-а, вот вы где, килечки… — шепчет Федяра.

Я говорю:

— Значит, побоялись они уходить далеко от дома, решили на бережке устроиться…

Побежали мы берегом, впереди я, сзади Коля Семихин, а за нами все наши ребята, слышно мне, как они там за спиной у меня пыхтят.

Подкрались к кустам, слушаем. Сидят, голубчики, костер у них тлеет, видно, картошку пекут. Разговор у них тихий идет. Я себе думаю: ах вы! Нащупал в траве деревяшку, из-за куста высунулся и — швырк! Искры из костра вверх ударили, разговор сразу же и затих. Ага, боитесь, думаю, только первым никто свою трусость показать не решается. Тут Коля Семихин консервную банку запустил.

Они вскочили, и чей-то голос, вроде Шуркиного, спросил:

— Эй, кто там кидается, ты, Ломтик?

А другой ответил:

— Ломтик уже спать лег.

— Ну, Куканов, значит…

Какой еще, думаю, тебе Куканов. И метнул я по ним веник.

А тот же голос сказал:

— Вот паразит!..

Тут и Федяра что-то бросил, и Санька с Ванькой, от костра аж искры летят. А девчонка какая-то, наверное, Надька, говорит:

— Какой бессовестный!

Вдруг слышу, рядом запыхтело что-то, и Федярин плаксивый голос крикнул:

— Ну, чего ты!.. Отцепись!

Бросился я туда, навалился сразу на двоих и тут уж кричу во всю мочь:

— Бей их, круши!.. Колька! Налетай!..

Только меня сразу же оттолкнули, в кусты откинули и сверху прижали. Слышу — голоса кругом, орут. Много голосов! Да вдруг какой-то женский, сердитый:

— Что тут за переполох?

— А мы сами не знаем, Полина Марковна, на нас тут какие-то придурки напали!..

— Палками кидались!

— И вениками!

— Мы думали, это Куканов…

— Опять Куканов!.. Все на Куканова, а я в палатке спал.

— Вот мы тут одного держим, — сказали надо мной. — Вырывается, какой-то бесноватый!..

— И мы двоих поймали!..

Ну, думаю, плохо дело, ошибка вышла. Какие-то городские туристы, теперь греха не оберешься.

Подняли меня на ноги, подвели к костру. Гляжу, а тут уже и Колька стоит. И Саньку кто-то за руку держит. Разгромили весь наш наличный состав. А кругом-то все чужие, ни одной знакомой рожи нет. Уж пусть бы лучше Сенька Морозов…

Санька кричит:

— Ванька, ты где?..

А из-за кустов Ванькин голос:

— Здесь я!.. Я свободный!..

— Выходи сюда, — говорит Санька, — вместе ответ держать будем!..

Тут и Ванька подошел, встал рядом с братом. Только одного Федяры нет, вырвался-таки.

Окружили нас, подбросили хворосту в костер, чтобы виднее им было, значит, нас допрашивать. Один лопоухий и говорит:

— Вы что, ненормальные, да? Вы почему кидались?

Я говорю:

— Мы килек искали. Мы и не знали, что вы здесь.

— Кого они искали? — спрашивает девчонка с челкой.

Тот, которого назвали Кукановым, говорит:

— Дать им банок, да и все.

Я говорю:

— Килек мы искали, кильковских! Шурка у них есть Шаров, потом Тришка… Из деревни Кильково, вон там за мостом!..

— А сами-то вы откуда?

— Мы из Равенки.

— Что это за Равенка? У нас на карте такой нет.

— Равенки-то нет? — удивился я. — Что ж это у вас за карта?

— Нормальная. Государственная. А вот вы почему кидались? Ведь вы в голову кому-нибудь могли попасть.

Куканов говорит:

— Дать им банок, да и все.

Я возмутился:

— В голову? Да мы в голову и не метились! Колька, правда мы не метились в голову?

Колька говорит:

— Я в костер кидал!

Я говорю:

— Да если даже попадешь по голове веником, это что, больно? Больно, да?..

Колька кричит:

— Что, нельзя обознаться, да? Ведь уже темно!

Я кричу:

— А вы руки сразу крутить! Ведь вас вон сколько, а нас только четверо, да один убежал!..

Чувствую я, как растет во мне возмущение.

— Еще надо проверить, — кричу, — что это у нас тут на берегу разлеглись на ночь! Есть у вас на то разрешение или нет? А ну документы!

Это я вспомнил, как брат Паша у одних туристов, которые зашли в Равенку, тоже документы проверял.

— Ишь вы какие проверяльщики! — закричал лопоухий. — Думаете, если вы местные, то это ваша река!

А Куканов говорит:

— Дать им банок, да и все!

Тут и тетка вмешалась.

— Вы, мальчики, неправильно поступили. И напрасно вы так агрессивно настроены…

Что-то она еще говорила. Вдруг на реке раздался истошный крик:

— Тону-у!..

Я сразу догадался, что это Федяра, он один может так кричать. Только неуж он взаправду тонет?..

Бросились мы к реке. Прибежали, я кричу:

— Федяра, ты, что ли?..

А Федяра с того берега спокойненько отвечает:

— Конечно, я. А вы чего же не убежали? Я нарочно панику устроил, чтобы вам убежать.

Тут все закричали:

— Ах вот что!.. Какие бессовестные! Это ж надо так напугать. Да с вами после этого знаете что надо сделать?..

Тут мы и припустили! Сначала я, за мной Коля, а сзади Санька с Ванькой. А по другому берегу Федяра.

Погнался было за нами Куканов, но Полина Марковна ему закричала:

— Куканов, вернись сейчас же!

Вот так мы и спаслись.

Выскочили мы на дорогу

Выскочили мы на дорогу, с Федярой соединились, только хотели домой двигать, вдруг слышим, кто-то нам навстречу шагает и песню поет. А это идет Люба в белом сарафане. Как увидела нас, так и замолчала. И говорит с презреньем:

— Ишь, идут бандиты с большой дороги… Это кто мне напустил муравьев? В лечебное-то учрежденье!..

Мы стоим, головы потупили. Потому что ведь это мы!

— А я, беспонятная, сколько витамина им, скормила, а они вон что!

И пошла Люба в белом сарафане, на нас даже не оглянулась. Свернула на кильковскую дорогу.

Мы постояли, поглядели ей вслед. Я Федяре говорю:

— Вон чего наделал.

А Федяра отвечает:

— Ничего, одумается еще.

Тут я понял, что Люба-то пошла в кино. Я и говорю:

— Давайте, пока кильковских нет, в кино сходим.

Федяра говорит:

— И за Любой будем следить!

И мы повернули в Кильково.

Сразу видно, что кильковские в лес ушли

Сразу видно, что кильковские в лес ушли — народу возле клуба толчется немало, а сутолоки никакой. Все ждут, когда киномеханик Слава начнет впускать.

Раньше-то мы проходили в кино с Любой, Слава с нас никаких денег не спрашивал. А теперь как пройдешь? Что-то придумывать надо. Я говорю Федяре:

— Давай, Федяра, что-то придумывать надо.

И он убежал. А мы тем временем за Любой присматривали.

Сидит Люба на лавке под вязом с кильковскими девушками, посмеивается, а напротив них трактористы стоят, курят, Сенька Морозов у них на побегушках, окурки собирает и все еще за иностранца себя выдает. Девчонки кильковские в догонялки между взрослыми бегают, а возле крыльца Куварин стоит, держит наготове десять копеек.

Я говорю:

— Куварин, никак лучшее место себе занять хочешь?

А он отвечает:

— А чего ж мне не хотеть? Я первым пришел. Вот потому и хочу.

Но вот Слава встал у двери и начал всем продавать билеты. Куварин прошел первым. Прошли и девушки, и трактористы двинулись вслед за ними, а Федяры все нет.

Прошла Люба, а на нас даже не оглянулась. Вот и остались мы одни у порога. Слава спрашивает:

— Ну, все?

Я говорю:

— Все, да вот мы еще…

— А вам, — говорит Слава, — к чему это? Картина про любовь, так что вам это без пользы дела.

Коля говорит:

— Слава, пропусти!..

— А свистеть не будете при демонстрации?

Я говорю:

— Это кильковские всегда свистят, мы не будем!

— А ну карманы выворачивай!.. Жуков нет?

Я говорю:

— Нет жуков, какие жуки, мы всех отпустили…

— А кто скамейки всегда раскачивает? Я уже три раза ремонтировал инвентарь.

— Мы инвентарь не раскачиваем! — кричит Коля. — Мы всегда сидим на полу!

— Ну, подите, — говорит Слава. — Да садитесь культурно, на скамейку, зачем же на полу.

И мы вошли.

Куварин сидел на первом ряду

Куварин сидел на первом ряду, а между скамейками, на полу прятался Федяра.

Он сказал:

— Я ведь на задней двери крючок откинул, чего же вы не шли?

Я говорю:

— Надо было сигнал дать, откуда мы знали.