Вера и Марина Воробей - В паутине страха Страница 6

Тусю такие тонкости не пробивали. У нее были свои понятия о том, что можно, а чего «не можно». Им она и следовала.

– Макс, ну-ка перемножь быстренько шестьдесят семь на триста шестьдесят пять, – потребовала она, втискивая ладошки в узкие карманы голубых джинсов.

– А у тебя чего, калькулятора с собой нет?

– Доставать неохота. – Туся бросила взгляд на рюкзак у ног. – Ну перемножь, чего тебе стоит!

Макс секунды две подумал, наморщив высокий выпуклый лоб будущего академика, и дал, в этом можно было не сомневаться, точный ответ:

– Двадцать четыре тысячи четыреста пятьдесят пять.

– Так, а теперь еще раз умножь результат на триста шестьдесят пять.

Пауза стала чуть длиннее, но ответ все же прозвучал не менее уверенно:

– Восемь миллионов девятьсот двадцать шесть тысяч семьдесят пять. А что?

– Все! Свободен! – отпустила его Туся.

Он бросил на нее рассерженный взгляд, но спорить и лезть на рожон не стал, отошел и снова уткнулся в научный журнал.

– И зачем тебе нужны были эти сложные вычисления? – не поняла Лиза.

– Щас объясню. Статистика утверждает, что средний возраст женщины на планете Земля составляет шестьдесят семь лет, – бодро начала Туся. – Так?

– Ну допустим.

– Вот я и хочу выяснить: насколько дольше мы, женщины, могли бы жить на Венере. Получается сумасшедшая цифра: вместо двадцати четырех с половиной тысяч аж почти девять миллионов дней и ночей. Класс! – Туся восхитилась такой радужной перспективой, и Лиза вынуждена была вернуть ее на Землю.

– Ты у нас известный математик, – скептически заметила она.

– А что? – обиженно надула губы Туся.

– Во-первых, Максим не заслужил, чтобы с ним так небрежно обращались…

– Так и знала, что ты не оставишь это без внимания. А во-вторых?..

– А во-вторых, напрасно ты заставляла его мозги напрягать. Я ведь тебе объяснила, что день на Венере всего лишь равен году на Земле, но тебе никто не обещал, что жизнь за этот счет так круто продлевается. Спешу напомнить, что Венера безжизненна, но если бы на ней обитала раса, биологически похожая на людей, то шестьдесят семь лет жизни составляли бы на этой планете шестьдесят семь дней и ни копейкой больше.

– Да? – удивилась Туся. – Что ж, неувязочка вышла. С кем не бывает? – вынуждена была согласиться она, но, неодобрительно хмыкнув, буквально в следующую секунду произнесла: – Значит, фантастическая повесть, говоришь.

– Ну да.

– И все равно не нравится мне это.

Началась география. Не прошло и десяти минут, как Лиза вновь услышала свистящий шепот подруги:

– Не нравится мне все это. Что хочешь со мной делай, не нравится! Ты же знаешь, у меня интуиция. Я, как кошка, землетрясения могу угадывать, а здесь явно что-то не вяжется. – Туся начала с того же места, на котором остановилась перед самым звонком, будто разговор и не прерывался. Только теперь она соблюдала все необходимые меры предосторожности. То есть внимательно смотрела на доску, следила за указкой, елозившей по карте, хотя, как выяснилось, ее больше интересовала предыдущая тема, чем водные виды транспорта и возможности его передвижения по просторам необъятной России.

– Не пойму, что тебя не устраивает? – сказала Лиза с плохо скрываемым раздражением.

– Все! – в запальчивости отрезала Туся. – Вот скажи, зачем он своего героя Родом назвал?

– Это же естественное желание: дать герою собственное имя. А знаешь, кому принадлежит выражение: «В любви разумно, быть может, только то, что она безумна»? – спросила Лиза, повысив голос. – Антуану Риваролю. Вчера отыскала в «Рамблере». Оказывается, этот французский писатель был остроумным и едким памфлетистом. Он жил в конце восемнадцатого века, и его любили цитировать Вяземский и Пушкин.

– И еще этот Родион.

После этой язвительной реплики Туся ненадолго замолчала, раздумывая, а потом снова толкнула Лизу в бок:

– Ну допустим, мы с тобой попались на крючок его любовного признания. Только спрашивается: на фига нам с тобой такая рыбалка?

– Приятно, что ты не оставляешь меня ни в беде, ни в радости.

– Очень остроумно. Только у меня как-то пропала охота шутить. Я бы на твоем месте послала его с этим письмом куда подальше! Чувства женские выражать у него, видите ли, не получается. Не получается, значит, нечего такие сценарии придумывать!

– Сюжеты, – поправила Лиза тихо.

– Да мне как-то поровну! – разошлась Туся. – Пусть этот Род сам выкручивается…

– Поздно, – перебила Лиза подругу, решив прекратить бесполезный спор. – Я вчера уже отправила ему письмо.

– Как?

– Молча. Написала и отправила. Родион сообщил мне адрес своей электронной почты. И знаешь, если бы у него на уме было что-то нехорошее, вряд ли бы он стал это делать. А твоя хваленая интуиция… – Лиза болезненно поморщилась. – Думаешь, я не знаю, о чем ты все это время думала?

– И о чем же я думала? – Туся, совершенно забыв о том, что идет урок, резко развернулась и заглянула Лизе в глаза: – Ну говори!

– Что все ночи напролет мне снится черная «девятка», убегая от которой я безбожно нарушаю правила дорожного движения и создаю аварийные ситуации…

– А п… – Туся собиралась сказать: «А почему ты так решила?» – но не успела.

– О речном транспорте нам расскажет Крылова. – Полина Сергеевна, молоденькая географичка, у которой юбки были короче, чем у многих старшеклассниц и которая на удивление терпимо относилась к болтовне на уроках, очень недовольно смотрела на Лизу и Тусю.

– Договорились до самой до мировой! – пробурчала себе под нос Туся, навек попрощалась с Лизой взглядом и отправилась к доске рассказывать о речном транспорте.

Лизу всерьез озадачила Тусина реакция. Она была уверена, что подружка обрадуется, узнав, что история с любовным посланием приняла такой неожиданный оборот, а Туся, напротив, восприняла ее рассказ в штыки. Лиза ей «красное», она в ответ «черное». Ну написала Лиза письмо от лица главной героини, оказала посильную помощь начинающему писателю. Что же в этом такого ужасного? Может, она стала соавтором второго Рея Брэдбери, фантаста с мировым именем? А может, она потом всю жизнь будет этим гордиться?

И все же будто червячок проник в сердце и стал подтачивать его изнутри. Тусина интуиция штука серьезная. Ее нельзя сбрасывать со счетов. И про машину черную Лиза не зря, видно, вспомнила. У Туси на лице было написано, что Лиза угадала ее мысли. Думала так Туся, думала! Впрочем, тут как раз удивляться нечему. Сколько раз уже такое случалось: одна еще только подумает, а другая уже об этом говорит. Хотя часто бывало и такое, что они не понимали друг друга. Вот как сейчас.

Последним, пятым, уроком в этот день была история. Вел ее самый замечательный человек в школе и вообще просто замечательный человек, классный руководитель 9 «Б» – Кахобер Иванович Калмахелидзе. Упитанный грузин с пышными усами, тонким чувством юмора и бесконечным запасом терпения. Ребятам с ним было легко. Если нужно было решить внезапно возникшую проблему, чаще всего за советом шли именно к нему, и Кахобер всегда оказывался на высоте, помогая и словом, и делом. В общем, все – и учителя, и ребята – сходились во мнении, что Кахобер был из тех редких учителей-мужчин, для которых педагогика – призвание. В молодости он даже бросил ВГИК, хотя, наверное, из него получился бы неплохой актер. Но любовь к детям и истории победила. А сколько он всего знал и как умел рассказывать! Заслушаешься! Вот сегодня, например, тема урока «Декларация независимости американского народа». Казалось бы, скукотища смертная, но Кахобер Иванович так не считал:

– Четвертого июля тысяча семьсот семьдесят четвертого года произошло знаменательное событие в жизни Америки. – Его голос звучал почти торжественно, заставляя всех в классе поверить, что событие в этот день и в самом деле случилось выдающееся. – Съезд представителей колоний в Филадельфии под давлением народных масс принял «Декларацию о независимости». Тринадцать американских колоний объявили себя республиками-штатами. В декларации, составленной Томасом Джефферсоном, говорилось, что все люди равны, что неотъемлемыми правами каждого являются жизнь, свобода и стремление к счастью. Представляете…

Мысль Кахобера так и осталась невысказанной, потому что в дверь постучали.

– Войдите. – Лиза заметила, что Кахобер поморщился, и сразу вокруг его глаз образовались морщинки. Обычно они появлялись, когда учитель улыбался, но на этой неделе поводов для веселья было мало. В кабинет заглянула секретарша директора.

– Извините, Кахобер Иванович. – Видно было, что она смущена. – Ежова в кабинет директора вызывают.

По кабинету истории прокатилась волна ропота:

– Началось!

И все из-за этой кражи у Маши. Судя по всему, в их классе список неблагонадежных возглавлял Колька Ежов. Он встал и пошел к выходу, понурив голову. Ясен перец, неприятно.