Елизавета Драбкина - Баллада о большевистском подполье Страница 6

Так совершалось приобщение к революции — у каждого по-своему, но в то же время сходно с общей судьбой его поколения революционеров.

У Владимира Ульянова все сложилось по-особенному. Как ни у кого другого.

На его долю не выпали муки детства, которые так омрачали детские годы его ровесников. Семья его, в отличие от многих, не превратилась в арену борьбы «отцов» и «детей». Те книги, которые другие доставали с таким трудом, стояли на полках в кабинете его отца либо в библиотеке старшего брата.

Когда вчитываешься в воспоминания его сверстников и современников, то видишь невысокого гимназиста с подвижным и умным мальчишеским лицом, смелого, отчаянного, то не по летам веселого, затевавшего с младшими детьми шумные игры в «индейцев», в «брыкаски», в «черную палочку», то также не по летам серьезного, пытливо задумывавшегося над вопросами, которые ставила перед ним окружающая действительность.

В тогдашней школе почти в каждом классе складывались три группы учащихся: одна — «камчадалы», жители именуемых «Камчаткой» последних парт, этакая бесшабашная вольница, стреляющая в учителей горохом, не склонная к изучению наук и гордящаяся единицами и двойками.

На противоположном «Камчатке» полюсе находились сидевшие на первых партах пресловутые «первые ученики», зубрилы, ябеды и подлизы, с самых ранних лет выслуживающиеся перед учителями и гимназическим начальством.

Но была и третья группа: юноши и девушки, вдумчиво и глубоко относившиеся к науке, но не тупо прилежные, не зубрилы, не карьеристы в гимназической форме. Даже «казенная наука» будила их мысль и воспитывала интерес к знанию. Круг их интересов далеко выходил за пределы школьной премудрости. Поэтому, много читая, много зная, много думая, они без особых усилий блестяще учились в гимназии, но отдавали все силы ума и души тому, в чем они справедливо видели свое главное призвание.

К таким юношам принадлежал Володя Ульянов.

Приехавший из Сибири товарищ Александра Ильича, который около месяца прожил во флигеле дома Ульяновых, запомнил, как Володя, тогда гимназист третьего класса, подолгу расспрашивал его о каторге и политических каторжанах, об их жизни и нравственных переживаниях. Однажды разговор зашел о свободе мнений и убеждений. Володя задумчиво молчал, потом вдруг спросил:

— Скажите, если папа любит полбенную кашу, а я ее не выношу, неужто я потому являюсь преступником?

— Ни в коем случае…

— Так почему же те, кто не согласен с правительством, являются преступниками и их ссылают на каторгу и даже вешают, как повесили некоторых декабристов?

Огромную роль в формировании личности Володи Ульянова сыграл его старший брат. Нередко в то время, когда Александр Ильич вел с приходившими к нему друзьями революционные разговоры, а подчас и жаркие споры, Володя — весь слух и внимание — сидел, притаившись в углу, боясь пропустить единое слово. Александр Ильич ему полностью доверял и, с любовью глядя на брата, говорил своим друзьям:

— Можете свободно говорить при нем. Что услышит, он никому не скажет.

С годами дружба братьев росла. Когда Александр поступил в Петербургский университет и приезжал в Симбирск на каникулы, он обычно жил вместе с Володей в общей или смежных комнатах. В последние два лета он привозил с собой книги по экономике, истории и социологии, между прочим — «Капитал» Карла Маркса. Младшим детям запомнилось, как Саша и Володя часами говорили друг с другом и ночи напролет в их комнатах горел свет. Никогда, наверно, братья не были так близки между собой.

Осенью Александр Ильич уехал в Петербург. За зиму он прислал несколько писем. Обычных писем, ничем не отличающихся от других.

А в марте пришло неожиданное известие: Саша арестован!

О роковых событиях, которые произошли в Петербурге, первой в Симбирске узнала близкий друг семьи Ульяновых В. В. Кашкадамова. Однажды утром она получила письмо из Петербурга. Писала хорошая знакомая. В осторожных выражениях она сообщала, что Александр Ильич в тюрьме, он замешан в заговоре, целью которого было покушение на жизнь царя; надо подготовить к этому известию Марию Александровну (Илья Николаевич к этому времени скончался). Арестована также и старшая дочь Ульяновых, Анна.

Получив это сообщение, Кашкадамова решила посоветоваться с Володей, которого она знала как твердого, мужественного юношу.

В этот ранний утренний час Володя Ульянов должен был быть в гимназии. Кашкадамова за ним послала.

Вскоре Володя пришел — веселый, румяный от мороза, ни о чем не подозревавший. Кашкадамова решила действовать прямо. Она дала ему прочесть письмо и просила подготовить мать.

Просмотрев письмо, Володя задумался и медленно произнес: «Да, дело серьезное». Видно, ему нужно было время, чтоб справиться со своим волнением; он еще посидел молча, потом вышел.

Прошло всего полчаса. Раздался звонок у входной двери.

Это была Мария Александровна — очень бледная, словно окаменевшая. Она произнесла одно только слово:

— Письмо!

Кашкадамова молча подала письмо. Мария Александровна прочла его. Ни один мускул не дрогнул на ее лице, когда она читала трагическую весть.

— Сегодня я еду в Петербург, — произнесла она. — Прошу вас, навещайте детей.

В тот же день Мария Александровна уехала в Петербург. Там она ходила по разным сановникам, хлопотала об облегчении участи своих детей. Ее твердость, достоинство и даже величие, с которым она переносила самое тяжкое горе, какое только может выпасть на долю матери, производили на всех сталкивавшихся с нею такое впечатление, что даже жандармы пошли на уступки и, вопреки существовавшим на сей счет правилам, дали ей свидание с сыном в неурочное время.

Следствие по делу о так называемом «Первом марта 1887 года» продолжалось около двух месяцев. В это время Мария Александровна приезжала один раз в Симбирск проведать младших детей. Она говорила В. В. Кашкадамовой, что сочла бы для себя величайшим счастьем последовать за сыном Александром в вечную ссылку куда угодно, хоть на край света.

Пробыв несколько дней в Симбирске, она уехала в Петербург и жила там до самой казни сына.

В эти тяжелые месяцы семнадцатилетний Володя оставался в Симбирске старшим в семье.

Нет среди революционных деятелей прошлого никого, чья юность оборвалась бы так трагически!

Подумать только: Саша, брат, дорогой, бесконечно любимый брат Саша заключен в крепость и ждет суда и смерти на эшафоте. Аня в тюрьме. Мама проходит сквозь муки. А он должен, стиснув зубы, жить здесь, в Симбирске. Он должен заботиться о младших. Он должен не показывать чужим людям свое страшное горе.

Представьте себе тогдашний Симбирск — город, который не случайно родил в душе молодого Гончарова образ Обломова. И вдруг застойную муть его сонного существования всколыхнуло необыкновеннейшее известие: в Петербурге какие-то «злодеи» готовились убить царя Александра III, и один из этих «злодеев» — Александр Ульянов! Да, да, тот самый, сын Ильи Николаича! Кто бы подумал? Таким ведь казался тихоней!

Всего за шесть лет до того, весной 1881 года, симбирские обыватели с замиранием сердца читали и перечитывали приходившие из Петербурга «депеши» с сообщениями об убийстве Александра II. Город только и жил разными вариантами рассказов, как и при каких обстоятельствах произошли цареубийство, а затем суд и казнь народовольцев. Казнь эта была совершена публично, осужденных выводили на высокий помост, на котором стояли виселицы, и толпа, собравшаяся на плацу, видела все в малейших подробностях.

Но теперь симбирские обыватели волновались еще пуще: ведь одним из «злодеев» был уроженец Симбирска!

Володю и всю семью Ульяновых окружило плотное кольцо одиночества, ненависти, сплетен и злобных слухов. Особенно плотным стало оно, когда на всех городских столбах были расклеены объявления о смертном приговоре и казни Александра Ильича и его товарищей.

Какой силой воли, каким мужеством должен был обладать Владимир Ульянов, этот едва оперившийся юноша, чтоб вынести обрушившуюся на него страшную беду, выстоять, выдержать!

Он с честью перенес это тягчайшее испытание. Но далось оно ему не легко. Как вспоминает В. В. Кашкадамова, за это время Володя Ульянов резко изменился. Он перестал шутить, редко смеялся и как-то сразу стал взрослым. Только в отношениях с младшими детьми оставался прежним — добрым и ласковым Володей.

Говоря с В. В. Кашкадамовой об Александре Ильиче после его казни, Володя убежденно сказал:

— Саша должен был так поступить!

…Другого подобное испытание могло сломить. Володя Ульянов не только выстоял, но закалился, окреп. «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат».

Участь брата усилила созревшую в нем давно решимость отдать революции всю свою жизнь, до последнего вздоха. После казни Александра Ильича прошло меньше полугода, а тайные фискалы, шнырявшие среди студентов Казанского университета, куда поступил Владимир Ильич, уже доносили, что «Владимир Ильич Ульянов, брат повешенного», замечен в компании студентов, находящихся на подозрении, он с ними шушукается и за ним следует вести неусыпное наблюдение. И в происшедшем вскоре выступлении студентов университета, протестовавших против введения усиленного, чисто полицейского надзора за студентами, в первых рядах протестующих был Владимир Ильич.