Мальчик, спящий на заснеженной кровати - Хеннинг Манкелль Страница 6

Кроме того, он взял с собой две картофелины. Сырую и вареную. Самуэль говорил, что картошка поддерживает в людях жизнь. Может, это означает, что и в ней заключена магическая сила?

Юэль взглянул на часы. До полуночи оставалось пять минут. Больше ждать нельзя. Он взялся рукой за калитку и приоткрыл ее. Раздался резкий скрип. «Теперь не только мертвые проснутся», — с беспокойством подумал Юэль.

Но потом передумал. Мертвые не проснутся. Если человек мертв, то он мертв. Все остальное — воображение.

Юэль вошел на кладбище. Шаг, потом еще шаг. Слева высилось надгробие старого священника. Он умер в 1783 году. Так давно, что это с трудом можно себе представить. Но Самуэль, наверно, был прав. Люди всегда жили здесь, где река поворачивает и продолжает свой долгий путь к морю. И новых мертвецов будут всегда хоронить на этом кладбище.

Юэлю больше нравилось стоять у ограды. Но он заставил себя идти дальше. Теперь вокруг него было много могил. Рядом возвышалась церковная стена, словно огромный спящий зверь.

Когда часы на башне начали бить двенадцать, Юэль подскочил. Громкий звук одиноко раздавался в ночи.

Пора. Сейчас пробьет последний раз.

Юэль крепко зажмурился. И мысленно произнес свои клятвы:

Я торжественно клянусь всем святым, что доживу до ста лет. Для этого я должен закаляться. Я клянусь начать в этом году. Я научусь переносить жару и холод.

Это была первая клятва. У Юэля их было три. Он перешел ко второй:

В наступающем году я клянусь решить самую большую проблему Самуэля, ведь это и моя большая проблема. Она в том, что мы никак не можем отсюда уехать. Самуэль никак не может снова стать моряком. Прежде чем закончится этот год, я клянусь в первый раз увидеть море.

Такова была вторая клятва. Теперь оставалась только одна. Самая трудная. Потому что Юэль все-таки опасался, что кто-нибудь может услышать его мысли. Или увидеть, как он мысленно их произносит.

Я клянусь, что увижу голую женщину. Как-нибудь в этом году.

Он быстро произнес это про себя. Третья клятва. Ну вот и все. Теперь с кладбища можно уходить. Мертвецы, которые ничего не слышат, все-таки услышали его новогодние клятвы. Так что он не может нарушить их. Ведь пообещать что-нибудь посреди кладбища — это все равно, что поклясться на Библии. Он читал об этом в книгах и видел в кино.

Юэль повернулся. Впереди виднелась ограда. И уличные фонари. Там был свет. Не пришлось даже использовать золотистую луковку и картофелины. Теперь можно идти домой досыпать.

Тут Юэль обнаружил, что уронил варежку. Он, конечно, знал, что она должна быть где-то поблизости. Перед тем, как давать клятвы, он снял варежки. Спички он захватил с собой. Снял рюкзак и поискал в нем коробок. Зажег одну спичку и посветил вокруг себя землю. Спичка догорела. Он зажег новую. Вон она, варежка. Юэль наклонился, чтобы поднять ее. В эту минуту он осмелился бросить взгляд на надгробие рядом с ним. Прежде, чем спичка погасла, он заметил, что на камне написано что-то странное. Он снова чиркнул спичкой. Ларс Ульсон. Родился в 1922-м, умер в 1936-м году.

Там, под камнем, лежит кто-то, кто прожил всего четырнадцать лет.

Спичка погасла. Юэля вдруг охватила паника. Он схватил рюкзак и бросился к калитке. Попытался ее открыть, но она не поддавалась. Сердце бешено колотилось. Ему чудилось, что кто-то дышит у него за спиной. Юэль изо всех сил дернул калитку. Наконец она открылась. Он побежал, не оборачиваясь, и бежал до тех пор, пока церковь и кладбище не скрылись из виду. Остановился под фонарем у книжного магазина. И только тут обернулся. Но никого не было.

Юэль пошел домой.

Он дал новогодние клятвы. Это хорошо. Но ему не понравилось, что он увидел ту могилу. Все из-за этой чертовой варежки. Вечно их приходится искать.

Почему еще не изобрели варежки, которые никогда не теряются?

Юэль проскользнул через дверь и осторожно поднялся по ступенькам. В кухне он остановился и прислушался. Самуэль спал.

Через несколько минут Юэль юркнул в кровать. По телу разлилось тепло. В темноте светились стрелки будильника, стоящего у кровати.

Половина первого.

И тем не менее все прошло удачно. Могилу Ларса Ульсона он выкинет из головы. Кроме того, у него есть еще одна пара варежек. Если их починить, то можно будет носить. И он дал новогодние клятвы.

Новый год наступил.

Юэлю предстоит многое сделать. Чтобы успеть, он должен начать уже завтра.

Глава четвертая

Утром, когда Юэль проснулся, он почувствовал себя больным. Ему было жарко, он вспотел. И к тому же саднило горло. В комнату зашел Самуэль и спросил, почему Юэль еще не встал.

— Я заболел, — ответил Юэль. — У меня болит горло.

Самуэль положил руку ему на лоб.

— Да у тебя еще и жарок, — сказал он. — Конечно, лучше тебе остаться сегодня дома.

Как раз это Юэль и надеялся услышать. Он и вправду заболел. А сколько раз он просыпался утром с желанием заболеть! Когда ему совсем не хотелось идти в школу. Но как он ни прислушивался к себе, как ни ощупывал себя, не мог найти ни малейшего признака болезни.

— Справишься сам? — спросил Самуэль.

Юэль с интересом подумал, что будет, если он ответит «нет». Неужели Самуэль не пойдет на работу и останется дома? Этого не может быть. Самуэль зарабатывает мало. И они не могут позволить себе, чтобы он оставался дома даже на один день.

— Конечно, справлюсь, — сказал Юэль. — Ведь не так уж я болен.

— Завяжи чем-нибудь горло, — сказал Самуэль. — И, пожалуй, ноги надо укрыть кошачьей шкурой.

Юэль улыбнулся. Это была вовсе не кошачья шкура. Всего лишь маленький арабский коврик, который Самуэль как-то купил в одном порту на Средиземном море. Он был не больше половика. Но когда Юэль был маленьким, Самуэль рассказал ему, что коврик этот волшебный. Если ты заболел, то стоит положить его в ноги, и тут же выздоровеешь. Поначалу Юэль верил, что это правда. Но теперь уже нет.

И все же ему нравилось, когда Самуэль брал коврик и клал его в изножье кровати. Пусть он не был волшебным, но все же согревал.

— Пей побольше воды, — сказал Самуэль. — Хочешь, я подниму жалюзи?

Юэль хотел. Жалюзи поехали вверх.

Потом Самуэль ушел.

Юэль лежал и прислушивался к тишине. Нигде не услышишь столько звуков, сколько в пустой комнате. В стене скребется